Параметрическая локализация Абсолюта

Хотя с ней было договорено, что прибраться она должна до возвращения Всеволода Владиславовича, Екатерина Михайловна никогда не успевала, ссылаясь на его неравномерный рабочий график. Входя в квартиру, Всеволод Владиславович неизменно видел перед собой её ритмично поворачивающийся мощный зад, подоткнутые юбки и голые венозные ноги с набрякшими подколеньями. Швабру она презирала и говорила, что это палка для лентяек. И почему-то подмигивала при этом. Только руки, живые внимательные руки! Но только в резинке! – и она снова подмигивала, шевеля пальцами в оранжевых перчатках. Нельзя сказать, что Всеволод Владиславович испытывал к уборщице явное влечение, и между ними наверняка ничего бы не произошло, если бы не её добрая душа и старые привычки.

Однажды по пути домой Всеволод Владиславович попал под один из тех редких сильных дождей, к которым невозможно подготовиться и во время которых некуда спрятаться – как назло, вокруг ни одного магазина, ни одного навеса, ни одного большого дерева. Оставляя за собой лужи, насквозь мокрый Всеволод Владиславович хмуро вошёл в дом и первым делом полез в портфель, проверить, не намокли ли тетрадки. Екатерина Михайловна заохала, принесла огромное синее полотенце, и велела Всеволоду Владиславовичу снимать и бросать одежду прямо в коридоре. Мокрые пуговицы не расстёгивались, и она деловито пришла на помощь. Ох, батюшки, и рубашка мокрая, и майка мокрая, снимай скорее! Замёрз? И штаны снимай, снимай! Она теребила пухлыми руками пояс, ширинку, и Всеволод Владиславович вдруг почувствовал, что против воли возбуждается. Она сняла ему брюки, мимолётно огладив ноги, и театрально уставилась на встопорщившиеся трусы. Всеволод Владиславович, колеблясь между вожделением и отвращением, сделал запоздалое движение в сторону ванной, но она уже стаскивала и трусы, приговаривая: мокрые, какие мокрые. И сразу, без лишних раздумий и разговоров, Екатерина Михайловна взяла в свои живые внимательные руки его писю и сделала ему необыкновенно приятно.

5. Законная жена

С того дня так и повелось – каждое возвращение из школы начиналось для Всеволода Владиславовича с отвращения, но кончалось упоительной эйфорией. Екатерина Михайловна ежедневно демонстрировала ему сладострастные трюки, новые и новые, о которых он даже никогда не слышал и не читал, а любимым из них сразу стало то самое «продолговатое упражнение» с различными предметами. Екатерина Михайловна была очень нежна, для себя хотела мало, старалась во всём угодить. После нег она обычно сразу уходила, но иногда, если нужно было домыть пол, снова «становилась раком» и мыла, рассказывая при этом что-нибудь из жизни. Кроме всего прочего она рассказала, что десять лет проработала в ателье штор, но недавно её оттуда «отправили на пенсию», потому что «ценителей зрелых леди у нас совсем мало».

Вспоминая Екатерину Михайловну, Всеволод Владиславович всякий раз задавался вопросом: испортила она меня? или, напротив, открыла мне глаза на мои подлинные желания? И всякий раз, за неимением точки отсчёта, откладывал этот вопрос на полочку безответных. Так или иначе, связь с Екатериной Михайловной была необычайно яркой, но совсем короткой. Месяца через три мать, пришедшая с очередным осмотром, наткнулась на бутылку из-под шампанского. «У тебя были друзья? Девушки?» Всеволод Владиславович виновато отрицал. «Так с кем же ты выпил его? Неужели с уборщицей?» Это было сказано как шутка, но Всеволод Владиславович промолчал слишком растерянно. Конечно, мать была слишком чиста и невинна, чтобы понять истинное предназначение бутылок от шампанского, но ей хватило и невинных выводов – с того дня Екатерина Михайловна исчезла навсегда. Мать мимоходом сообщила, что Екатерина Михайловна надолго угодила в больницу из-за какой-то застарелой хвори, и пригласила на её место другую уборщицу, крепкую и ко всему равнодушную бабушку. Всеволод Владиславович сначала вздохнул с облегчением, всё-таки Екатерина Михайловна тяготила его своей перезрелостью, но быстро заскучал и затомился. Мать, через день посещавшая его, с тревогой отметила, что Сева угнетён, и решила больше не тянуть. На ближайшие выходные в гости была приглашена её старая подруга с дочерью Александрой, девушкой на выданье. Александра работала контролёром на железной дороге, была миловидна, нежна и интеллигентна, и сразу понравилась матери. Через несколько месяцев Всеволод Владиславович женился.

Первая брачная ночь оказалась для Александры кошмаром. После нескольких поцелуев Всеволод Владиславович предложил ей такое, что она сначала онемела от обиды и оскорбления, а потом расплакалась, забившись в угол дивана. Что же он такое тебе предложил? – насмешливо спрашивала у неё позже свекровь, но Александра не могла ответить, у неё не поворачивался язык. Всеволод Владиславович тоже отказался вдаваться в подробности, хотя про себя недоумевал и обижался. Ведь они тогда даже и не начали, он только попросил Александру сделать сущий пустяк – всего-навсего вылизать ему дырочку. Абсурд, анекдот! Даже пожилая и посторонняя Екатерина Михайловна делала это с удовольствием, а законная жена цинично отказала. И зачем в таком случае было выходить замуж?

6. Теперь сам!

Впрочем, на следующий день Александра оправилась от шока, по обыкновению интеллигентов засомневалась в себе и стала честно стараться быть Всеволоду Владиславовичу хорошей женой. Заставить себя вылизывать дырочку она так и не смогла, но, делая над собой титанические усилия, упражнялась в продолговатых предметах, играла в ведёрко, в тряпку, в коника и слоника, в весёлую вдову и мокрую рыбу. Напоследок утомлённый Всеволод Владиславович, нехотя и зевая, укладывался на Александру и отдавал дань скучным традициям, отчего-то страшно важным для неё. Долго так продолжаться не могло. При всей своей покладистости и тактичности в Александре копилось раздражение, она начинала злиться и, наконец, окончательно отказалась потакать «извращениям». Может, ты гомосексуалист, но только не отдаёшь себе в этом отчёт? – спросила она Всеволода Владиславовича, и тут уж пришёл его черёд сомневаться. Но сомнения были недолгими и неглубокими – мужчины никогда не привлекали Всеволода Владиславовича; и теперь тоже, внимательно присматриваясь к ним в течение нескольких дней на улице и в телевизоре, он не испытывал ничего, кроме равнодушия.

Стало ясно, что в сексуальном смысле брак не удался. Но для Александры секс не был решающим – больше всего она мечтала о детях. Она поставила условие: ежедневное глубокое проникновение с непременной эякуляцией – в обмен на продолговатые предметы. Всеволод Владиславович согласился, тем более что сам любил детей и скучал по детству, но строгие обязательства вгоняли его писю в уныние, и он ничего не мог с этим поделать. И чем чаще случались неудачи, тем больше он унывал, а чем больше унывал, тем больше укоренялся в неудачах. Отношения портились. Они с Александрой стали спать под разными одеялами, потом на разных кроватях, потом в разных комнатах. Искать утешения у других женщин Всеволоду Владиславовичу даже в голову не приходило – он был человеком чести и человеком слова. Но немножко развеяться у телеэкрана зазорным не считал, завёл для этой цели несколько дисков с особенным видео и ублажал себя во время отсутствия жены. Однажды Александра нашла диски, подняла ужасный крик и в тот же вечер, собрав вещи, отбыла к родителям.

Они развелись со скандалом, но Александра недолго держала зло на Всеволода Владиславовича: она почти сразу вышла замуж за какого-то следователя, и родила двух или даже трёх девочек, одну за другой. Александра раздобрела, расцвела и даже помирилась с Всеволодом Владиславовичем. Она поздравляла Всеволода Владиславовича по телефону с днём рождения и с Новым годом и считала его очень несчастным человеком. Сам же Всеволод Владиславович на это только посмеивался. Случаются в жизни и ошибки, но второй раз я так не ошибусь, – думал он. Уж теперь-то я свободен и знаю, что мне нужно и как оно бывает! Сначала он немного опасался, что мать снова надумает его женить, но та заявила, как всегда в непререкаемо-непредсказуемой манере, о своём уже выполненном долге. Теперь сам, Сева!

7. Милые девочки

Полный надежд на счастливое удовлетворение, он зарегистрировался в клубе знакомств и пустился в свободное плавание. Он выбирал самых красивых девушек и открыто объявлял им о своих ожиданиях, но, к его крайнему удивлению, они необъяснимо паниковали и шарахались от него, как от сифилитика. Те, кто потактичнее, просто исчезали и не отвечали ему, а более простые и грубые прямо обзывали гнусным извращенцем. Его уверенность быстро таяла, уступая место застарелому детскому беспокойству и тревоге. Он стал обращаться к женщинам постарше, к дурнушкам, к откровенным тупицам, но везде встречал единодушное отторжение и гнев. Даже невинное описание игры в коника и слоника вызывало шок и обвинения в психическом расстройстве.

Теперь Всеволод Владиславович и в самом деле чувствовал себя несчастным. Суррогат самоудовлетворений не насыщал его, а только дразнил, и как-то раз, находясь в отчаянии, он пал до того, что подошёл на улице к незнакомой девушке. Студенточка в шарфе, с безобразно-бугристым лицом. Уж она-то не станет привередничать! Забыв всякую скромность, он зачем-то заговорил с ней о Беландии. Он дрожал и потел, как в лихорадке, его несло: не сходя с места, пригласил девушку Веру к себе домой. И, не вспоминая об уроках, преподанных супружеством, решил действовать наскоком, нахрапом. Но это было излишне, Вера и так на всё соглашалась: на кофе, на шоколадные конфеты, на вино, на касания и поцелуи. Но увы, как только Всеволод Владиславович расслабился, поверил в победу и повернулся к Вере задом, всё рухнуло! При виде фаллоимитатора она взвизгнула, округлила глаза и в панике бросилась к кучке своей одежды. Крах, провал, полное поражение. Он пытался говорить с ней разумно, взывать к её чувствительности и человечности, но она, перекосив и без того уродливое лицо, ругала его мерзким маньяком, подлым чудовищем, выродком и обещала ему вечные муки в аду. Неужели Бог не простит мне кусочка пластмассы, засунутого в попу? – горестно сказал он в прихожей, пока она возилась с замком. Паскуда! – крикнула Вера истошно и плюнула ему в лицо. Грохнула дверь.

После этого прискорбного инцидента Всеволод Владиславович отчаялся в новых знакомствах и в тоске обращался мыслями то к чистому и невинному детству, то к уборщице Екатерине Михайловне. Выходило, что Екатерина Михайловна была уникальной, необыкновенной женщиной, а он по неопытности не оценил её и позволил легко исчезнуть из своей жизни. Он попытался узнать её о судьбе у матери, но та сделала вид, что едва помнит какую-то там уборщицу, и уж тем более не имеет понятия о её местопребывании. Тогда Всеволод Владиславович выписал из телефонного справочника и из интернета адреса всех ателье штор в городе и стал посещать по одному ателье после работы – в поисках того самого подпольного борделя. К его удивлению, бордель отыскался почти сразу, на третьем или четвёртом ателье. Екатерину Михайловну там не знали, но он остался, потом остался ещё и ещё, а потом надобность в старой уборщице угасла сама по себе.