Пария

Маленькие глазки Декина чуть прищурились, ноздри раздулись – он глубоко вдохнул. В этот миг Эрчел кашлянул, и покрасневшая слюна попала Декину на руку – скорее непроизвольное последствие удушения, а не жест неповиновения, поскольку даже перед лицом неминуемой смерти он знал, что это был бы крайне недальновидный поступок.

Декин фыркнул от отвращения и отбросил Эрчела, лёгкое тело которого врезалось в ближайшую берёзу, а потом соскользнуло на землю.

– Строй, – сказал Декин, обращаясь ко всей банде.

Тодман и Пекарь послушно вышли вперёд, подняли Эрчела на ноги, сорвали одежду и подтащили его к параллельным шеренгам, в которые выстроились остальные члены банды. Все держали наготове дубинки или посохи – некоторые с радостью, другие безразлично, но все были целиком и полностью согласны, и готовы исполнить приказание Декина.

Тодман сильно пнул по голой заднице Эрчела, запустив его в проход между шеренгами. Первый удар пришёлся ещё до того, как он сделал шаг – Пекарь сочно хлестнул его по ногам кожаным ремнём, который держал как раз для таких случаев. Эрчел, к его чести, умудрялся держаться прямо, медленно ковыляя через строй, от которого на него сыпался град ударов. Но никакой чести не было в его всё более жалких криках и рыданиях, звучавших весьма громко, несмотря на новую хрипоту его голоса. Однако меня всецело захватил пристальный взгляд Декина. За годы в банде я несколько раз претерпевал наказания – побои и удары палкой – когда моё воровство или едкий язык привлекали внимание Декина. Но через строй меня ещё не проводили, и я не раз видел, как это испытание забирало жизни других.

Наконец маленькие глазки Декина снова моргнули, и он повернулся к Лорайн.

– Не дай им убить его, – сказал он, кивнув головой в сторону продолжавшегося представления. – Мелкий говнюк кое в чём полезен, а его дядя всё ещё мне должен.

Она кивнула, наградила меня едва заметным изгибом губ и пошла прочь, выкрикнув резким, но приятным голосом:

– Ладно, хватит! – Даже несмотря на свой страх, я невольно обратил внимание на покачивание её бёдер, прежде чем ворчание Декина не вернуло мой взгляд на него.

– Пойдём-ка, пройдёмся, юный Элвин. Хочу ещё послушать об отважной кончине герцога.

Я пошёл за Декином к поваленному, заросшему мхом стволу высокой берёзы вдалеке от лагеря. Шагая за ним, то и дело переводя взгляд с его широкой спины на окружающие деревья, я развлекался дикими и очень краткими мыслями о том, что стоило бы просто сбежать в лес. Может, он хотел разделаться со мной наедине, убить по-тихому, вдали от банды, ведь некоторым в ней я на самом деле нравился. А может, он собирался меня покалечить, забрать ухо или глаз, что остальные сочли бы за доброту – ведь все видели, как недавно он отрезал мужику член и яйца?

Но я не сбежал, отчасти просто потому, что у меня не было убежища, куда можно было бы сбежать, кроме сомнительного утешения на холоде и одинокой голодной смерти. Свою роль сыграла и тупая верность, поскольку так всегда бывает с мальчишками, которых приняли бандиты – из щедрости сильного произрастает особая форма привязанности, которую не так-то просто разорвать. Но я предпочитаю думать, что плёлся за ним, как послушная собачонка, из понимания, что желание убивать из него уже выветрилось. Он шёл, согнув спину и опустив голову, что говорило о мрачном разочаровании – а это настроение обычно вело его к размышлениям, а не к насилию.

Он тяжело вздохнул, выпустив облачко пара, опустился на упавшую берёзу, кивнул мне садиться, а потом протянул руку в ожидании:

– Монеты.

Я быстро передал ему кошелёк, украденный с трупа Сокольника. Обычно он взял бы половину и вернул остальное, но не сегодня.

– И это всё? – спросил он, засовывая кошелёк за пояс.

– Ещё вот, – сказал я, доставая украденные ножи, которые он тоже взял. – И это. – Я схватил цепочку на шее, но Декин насмешливо фыркнул, заметив грубо отчеканенный медный диск на ней.

– Херсифона? Оставь сучку себе. Мужчина в этом мире сам добывает себе удачу.

Я отпустил цепочку и посмотрел, как он перевёл взгляд на лес.

– Почему ты не убил Эрчела? – спросил он, и его голос выдавал лишь едва заметную нотку интереса.

– Не знал, хотел ли ты этого. Впрочем, кажется, хотел бы.

– Херня. Ты этого не сделал, потому что сам не захотел. Потому что ты не такой, как он. Убийство для тебя не удовольствие, а тяжёлая работа. Все прирождённые убийцы – разбойники, но не все разбойники – прирождённые убийцы. – Он улыбнулся своему остроумию, и его борода встопорщилась. – Для Эрчела убийство слаще ёбли. Ты и сам знаешь, видел же. Ими вот. – Он положил одну руку мне на голову, поднял другую и провёл двумя большими грубыми пальцами мне по бровям, заставив веки закрыться.

– Они, Элвин. – Пальцы немного надавили, чуть больно, только чтобы напомнить мне, что сил ему с лихвой хватит продавить глаза до самых мозгов, если захочет. – Они – твоя принципиальная ценность для банды, для меня. Я понял сразу же, много лет назад, когда мы нашли тебя в лесу – комок тряпок, кожи и костей, в паре часов от могилы, но с такими ясными глазами. Эти глаза так много видят, а мозги за ними всё это хранят. Лорайн мой советник, Райт – мой проводник к невидимому, Тодман мой палач, но ты… ты мой шпион, который видит то, что нужно видеть. И я знаю, ты видишь, что однажды с Эрчелом нужно будет покончить, и, когда придёт время, это сделает твоя рука.

Пальцы снова надавили на мои глаза, на этот раз чуть сильнее, а потом он со вздохом отпустил меня.

– Вот твоё наказание, Элвин, за то, что не действовал так, как показывали тебе твои глаза. Если есть возражения, то озвучь их сейчас.

Я моргнул, смахивая слёзы, и ответил, не позволив себе помедлить, и стараясь, чтобы голос не дрожал:

– Никаких возражений, Декин.

– Что ж, хорошо. Пройдёт ещё несколько недель, так что не зацикливайся на этом слишком сильно. У Эрчела есть кровные узы, так что мне придётся сначала поторговаться. – Он замолчал и долго смотрел расфокусированным взглядом в сторону деревьев.

– Так ты… – проворчал он наконец, – видел кончину герцога?

– Нет, это было тем утром. Но мы слышали, что он довольно долго говорил с восходящим. Восходящий Дюрейль. Кажется, он был недоволен всем этим делом. Как и… – я кашлянул. – Королевский защитник, насколько мы слышали.

– Но он-то всё же выполнил свой долг, а? Махнул-таки мечом и отхватил для короля голову ублюдку-предателю.

Я ничего не сказал, раздумывая, хочет ли Декин на самом деле услышать полное описание измученных останков, которые торчали на пике на стене замка Амбрис. К счастью, Декин заговорил прежде, чем я промямлил ответ:

– Вот только он не был ублюдком, – пробормотал Декин. – Бастардом-то. А я был. Одним из многих. Знаешь, я даже представления не имею, сколько моих братьев и сестёр шныряет по этому герцогству. О четверых знаю точно, и ещё нескольких, немного похожих, видел мельком за эти годы. Непризнанные отпрыски чресл герцога, бедные как грязь, каким был и я.

Он помолчал, рассказав этот секрет, который на самом деле никаким секретом не был, поскольку слухи о родителях Декина ходили давно, разве что открыто не обсуждались. Сходство мог заметить каждый, стоило только взглянуть, и он никогда этого не отрицал, но никогда и не хотел об этом разговаривать. Все мы знали, что говорить в присутствии Декина о герцоге Руфоне чревато непредсказуемыми последствиями.