Пария
Шрифт:
– Этот урок тебе стоит хорошенько выучить, неблагодарный юнец. – За последние дни слово «язычник» постепенно вытесняло слово «неблагодарный», когда он обращался непосредственно ко мне. Я решил, что это результат моего постоянного сопротивления урокам, которые он мне преподавал в качестве самоназначенного учителя по духовным вопросам. Не знаю, какое слово вызывало во мне большее негодование, поскольку я ни о каком обучении не просил.
– Пусти эти учения в свою душу, – продолжал он. – Следуй примеру мучеников и познаешь мирную и полноценную жизнь.
– Они-то не познали, – пробормотал я в ответ. Я давно понял, что лучше прикусить язык,
– Что? – требовательно спросил он, и его рука с овсяным пирогом замерла на полпути ко рту.
– Мученики, – сказал я. – В смысле, их название говорит само за себя. Они умерли, все. Сотни, а то и тысячи бедолаг умерли из-за слов, накарябанных тысячи лет назад. И, насколько я понимаю, ни один из них не получил лёгкой смерти за свои старания. Если ты хочешь, чтобы я следовал такому примеру, то спасибо за заботу, но останусь-ка я лучше язычником.
– Кровь мучеников, – проскрежетал Конюх, – смывает грехи человечества, и тем самым держит открытыми Божьи Порталы Вечного Царства, позволяя течь благодати Серафилей. Если только их благодать оскудеет, то Малициты восстанут…
– … и, дабы очистить землю от их порчи, Серафилям придётся снова бичевать её, – закончил я, осуждающе закатив глаза. – Тебе не кажется это немного странным? Все эти бесчисленные крылатые существа, живущие в раю на небесах, которого никто из нас не видит, хотят уничтожить мир, чтобы доказать, как сильно они нас любят. Похоже на то, как один мой знакомый втюрился в шлюху. Он так сильно её любил, что платил сутенёру, чтобы тот её бил до крови раз в неделю, чтоб ни один другой мужик на неё не смотрел.
– Не сравнивай безграничную любовь Серафилей с каким-то неверующим негодяем, гоняющимся за блудницами! – Он наклонился ко мне, выронив из ладони овсяный пирог, схватил меня за руку и говорил неразумно громко.
– Ты бы лучше успокоился, – посоветовал я, глядя в его широко раскрытые пылающие глаза, и прикоснулся обнажённым кинжалом к его руке, которая так и цеплялась за мой рукав. Я не стал бы раскаиваться, если бы пришлось перерезать вену-другую, и Конюх понял бы это, если бы я не раздул его праведный гнев до безрассудного кипения. Он всё сильнее тянул меня за рукав, а я всё сильнее стискивал нож. Всё катилось к жестокой развязке, пока на плечо Конюха не легла рука Декина.
Он ничего не сказал, да и прикосновение не было особенно тяжёлым, но этого хватило, чтобы Конюх убрал свою руку. Фанатик отступил назад. Его лицо побледнело от гнева, ноздри раздувались, и он вдохнул холодного воздуха, чтобы остудить свою ярость.
– Довольно с меня этого неблагодарного, – сказал он Декину. Он тщательно старался не повышать голос и не придавать ему какого-либо неповиновения, но тон его был решительным. – Его мерзкие манеры и ересь слишком сильно марают мою душу.
Декин уставился на меня, а я понял, что невольно отступил на шаг назад, и только тогда заставил себя замереть. Он не выглядел довольным, что всегда плохо, но попытаться сбежать в этот миг значило навлечь на себя ещё худшее наказание. Так что я стоял и готовился к удару. Если настроение у него великодушное, то это может быть всего лишь пощёчина. А если нет, то я проснусь спустя час-другой с характерным синяком на подбородке, а то и с выбитым зубом.
Поэтому я приятно удивился, увидев, как он дёрнул головой, отпуская меня.
– Найди Эрчела и ступай к Лорайн. Время нового обличья. Надо выучить его задолго до того, как доберёмся до замка Амбрис.
–
Всё ещё слишком аккуратно, – решила Лорайн, оглядывая нас и поджав губы. Щёлкая ножницами, она распорола швы и нарезала дыр в шерстяной куртке и мягких кожаных штанах на мне. А до этого заставила меня покататься по земле и папоротникам, перепачкав одежду, после чего хорошенько плеснула эля и вина, чтобы создать убедительную палитру пятен. Одежду Эрчела ей почти совсем не пришлось изменять, поскольку ему несложно было выглядеть, как обедневший, туповатый керл.– Почему вас выгнали из деревни? – спросила она меня, убирая ножницы.
– Я напился и покрыл дочку пахаря. А она была наречённой сына кузнеца, так что мне оставалось либо бежать, либо встать вместе с ней к позорному столбу.
– А настоящая причина?
Один из самых ценных уроков Лорайн по части обмана заключался в том, что всегда стоит наслаивать одну ложь на другую, и оставить на потом постыдную или преступную тайну, раскрытие которой создаст узы доверия.
– Я ударил просителя, потому что он трогал меня за яйца? – предложил я после секундного раздумья.
– Нормально, – сказала она, довольно кивнув. – Но говори, что избил его, а не просто ударил. Солдатам нравятся кровавые байки. – Она изогнула бровь, глядя на Эрчела, и, когда он принялся излагать свою смесь врак, подняла руку, чтобы он придержал язык. Несмотря на всю свою хитрость, Эрчел был никудышным лжецом, и байки у него получались либо абсурдно замысловатые, либо ужасно отвратительные.
– Ты дурачок, который украл поросёнка, – сказала она. – Пучь глаза пошире, разевай рот и оставь разговоры Элвину. Вы двое встретились на дороге. Слышали, что в Амбрисайде можно найти работу, или хотя бы дармовой эль по случаю суда над герцогом. Где найдёте солдат, которые скорее всего заговорят?
– В самой дешёвой пивнушке или на постоялом дворе, – ответил я.
– Точно. – Лорайн склонила голову, довольная тем, что её урок усвоен хорошо. – И помните, любой ценой избегайте роты Короны. У них слишком острый ум, и нет потребности в рекрутах. Вам нужны герцогские военные, и чем пьянее и жаднее, тем лучше.
Её глаза посуровели, когда она перевела взгляд с меня на Эрчела.
– Декину нужна информация, а не кровь и не добыча, – отчётливо произнесла она. – Выясняете, что можете, и проваливаете. И надеюсь, никто даже не вспомнит, что вы там были. Ясно?
Я редко видел, чтобы Лорайн уделяла Эрчелу настолько пристальное внимание. С тех пор, как пять лет назад его дядя привёл в лагерь Декина, Лорайн смотрела на него в основном с пустым презрением. Она учила его, как и всех щенков, но, очевидно, ни капли бы не пожалела, если бы он исчез однажды ночью. Эрчел же со своей стороны всегда усердно изъявлял ей уважение как главному командиру Декина. Даже в самые незащищённые моменты, когда он думал, что никто на него не смотрит, его лицо при взгляде на Лорайн выражало подавленный страх, а не мерзкий голод, который можно было бы ожидать. В конце концов, хищникам по природе свойственно бояться более опасных тварей.
– Конечно, – пробормотал он, качнув головой и избегая её суровых глаз.
Лорайн тихо хмыкнула и шагнула назад.
– Имена?
– Пепел, – сказал я. – Короткое и легко запомнить. Понимаешь, мой папаша был углежогом. – Я кивнул на Эрчела. – А этого я зову Болтуном, поскольку он почти не говорит.
– Сойдёт. – Постукивая пальцем по подбородку, она последний раз оглядела нас. – Оба на мой вкус немного перекормлены, так что пайки вам урежем вполовину, пока не доберёмся до замка Амбрис. Не ворчать, это всего на пару дней.