Пария

– Видал его у Велкина брода, да уж, – говорил один. Он был шире остальных, и с одним искалеченным ухом, похожим на маленькую розовую капусту. А ещё он, похоже, быстрее других достиг нужного состояния опьянения, и потому рассказывал свой анекдот во всю глотку. – Герцог… бывший герцог. Он был на самом переднем крае атаки, и сэр Элберт вместе с ним. Вода побелела, когда они пошли в атаку, и покраснела, когда они брели назад, спустя всего четверть часа. Только мученикам ведомо, сколько керлов они в тот день порубали, и ни одного из благородных. Худший день для грабежа, который у меня когда-либо был.

– Парень, тебя что-то заинтересовало?

Я поднял глаза на Морщелицего, ошарашенно моргнул, как подобает, и быстро отвёл взгляд. По опыту я знал, что дальше случится одно из двух. Морщелицый либо нецензурно посоветует мне не совать свой нос в чужие дела, либо встанет из-за стола и втянет двух потенциальных рекрутов в разговор. Всё зависело от того, насколько мало у них монет. Сержанты обычно платили вознаграждение своим солдатам за любых юнцов, которых тем удавалось заманить в жизнь под знамёнами. У Морщелицего кошелёк был явно тощим, поскольку он со скрежетом отодвинул стул и вразвалочку пошёл к нам с дружелюбной ухмылкой на лице.

– Сложно винить вас за то, что подслушивали. Ведь мой друг рассказал отличную байку, хоть и не самую лучшую из своих. Так ведь, Потс?

– Даже не средненькую, – согласился Потс, добродушно усмехнувшись, хотя его глаза выдавали внезапный приступ жадности. Он напился явно не настолько, чтобы упустить возможность получить долю в сержантском вознаграждении. – Вот был как-то я на штурме цитадели в Куравеле, да. В последний день Герцогских войн, и что это был за день! Сокольник… – и он подмигнул Морщелицему, – а почему бы не поставить парням эля, да не рассказать об этом.

Так всё и пошло. Мы с Эрчелом сидели, выпучив глаза, и в основном помалкивали, якобы изрядно набравшись, пока Потс рассказывал свои байки, а Сокольник подливал эль. Проходили часы, и байки о битвах сменились байками о добыче и женщинах.

– Пускай девчонки и проявляют благосклонность к симпатичным мужикам с песенками, но только мужик со шрамами и полным кошельком по-настоящему их заводит.

Я послушно посмеялся, хотя его сломанный нос и лицо, покрытое сеткой вен, вызывало неприятные воспоминания о пьянчугах, которые толпились в борделе всякий раз, как мимо проходила армия. Шрамов у таких мужиков было множество, а вот кошельки редко бывали полными, и очень уж они любили пинать маленьких мальчиков, случайно оказавшихся на пути.

– И герцог там тоже был? – пропищал Эрчел, когда Потс поделился очередной историей. Мне удалось не зыркнуть на него укоризненно, хотя озорной блеск в его глазах вызвал у меня сильное искушение пнуть его под столом. Эрчел явно решил, что роль бессловесного дурачка ему не подходит, и это неизбежно сделает ночь куда сложнее, чем нужно.

– Бывший герцог, – отметил Сокольник довольно суровым тоном, от которого Эрчел в раскаянии опустил взгляд.

– Не, в тот день не был, – сказал Потс. Его историю я уже слышал. Байку о Битве Братьев знали все: грандиозное столкновение армий под началом двух благородных братьев, которые выбрали разные стороны в Герцогских войнах. В конце битвы один брат держал другого, пока тот умирал, жалобно лил слёзы и молил мучеников о прощении. На самом деле, как уверял меня Декин, сам ветеран Герцогских войн, эта явно трагическая эпопея была всего лишь крупной, но безрезультатной стычкой, после которой выживший брат помочился на труп зарезанного брата, поскольку всю свою жизнь они друг друга ненавидели.

– На самом деле в бою я его видел только один раз, у Велкина брода, – продолжал Потс. – Но увидел достаточно, и знаю, что он был одним из лучших рыцарей из всех, кого я когда-либо встречал. – Его лицо помрачнело, он хлебнул ещё бренди и пробормотал: – Не то что этот мешок дерьма, который прячется на севере. Вот уж охуенный герцог из него выйдет.

– Мешок дерьма? – спросил я, тщательно стараясь говорить неразборчиво, и нахмурил лоб, демонстрируя, что это меня почти не интересует, и вообще я вряд ли могу запомнить хоть что-то, что нынче узнаю.

– Троюродный брат герцога Руфона, или кто-то вроде того, – ответил Потс. – Единственная знатная жопа хоть с каким-то кровным родством, которую только смогли найти во всём герцогстве, да помогут им мученики.

– Потс, – сурово сказал Сокольник.

Но Потс уже заблудился в своих чашках, и не обратил внимания на предостережение.

– Герцог Эльбин Блоуссет, так нас заставляли его называть. Всё равно что повязать золотую ленту на дохлого борова. Услышал пару слов между ним и сэром Элбертом, когда мы были расквартированы в той куче дерьма, которую он называет своим замком. «Сударь, но я же не военный. Оставлю подобные вопросы вам…»

Я хотел было выведать точное расположение дерьмового замка, но тут Сокольник громко ударил рукой по столу и строго приказал умолкнуть. Потс скривил губы, но он ещё не настолько напился, чтобы нарываться на драку, и потому замолчал, оставив своему товарищу потчевать двух юных друзей прелестями солдатской жизни.

– Думаю, вы, парни, с тяжким трудом знакомы, как и я когда-то, – заметил Сокольник. – Долгие годы я горбатился подмастерьем у жестокого господина. Моя спина болела от его палки и от бесконечной работы, к которой он меня приставлял. Ничего такого не будет, если принесёшь присягу знамени.

– Я-то думал, солдат всё время порют, – пьяно и медленно прокомментировал Эрчел, убедительно не фокусируя глаза. Он наслаждался своей ролью, радовался успеху своего обмана. Мне это показалось тревожным, поскольку обманы Эрчела всегда означали прелюдию к более мрачным деяниям.

– Кнута в нашей роте доводится отведать только трусам, – заверил его Сокольник, похлопав нас по плечам. – И я вижу, что два столь отважных парня никогда бы не убежали из боя…

День перетёк в ночь. Потс и Сокольник любезно пригласили нас посетить их роту, где полно выпивки и ещё больше историй. Я знал, что случается с теми несчастными, которым хватает глупости сунуть ногу в ловушку. С наступлением утра они проснутся с головной болью, прикованные к колесу телеги и с серебряным совереном, засунутым им в рот. Сержант избавит их от соверена с уверениями, что его вернут вместе с другим, когда окончатся пять лет под знамёнами. В разгар войны с Самозванцем, с учётом всех лагерных лихорадок, болезней и ежедневных опасностей солдатской жизни, шансы получить обе монеты были невелики. Дни, когда юноши с мечтами о славе стекались под знамёна, давно прошли, отсюда и нужда в такой жестокой тактике для поддержания сил роты.

«Есть два вида солдат-добровольцев», – сказал мне как-то Декин, – «безумные и отчаянные. Все остальные не более добровольцы, чем какой-нибудь бедолага на Рудниках».

– Сначала надо отлить, – сказал я, нетвёрдо поднимаясь на ноги. По плану мы с Эрчелом должны были доковылять до ямы позади таверны и просто исчезнуть. Солдаты поругаются на своё невезение, что дали нам ускользнуть из ловушки, и, может быть, довольно скоро нас забудут. А к утру мы бы уже вернулись в лагерь и рассказали Декину всё, что знаем.

– Отольём по пути, – громко провозгласил Эрчел, поднялся на ноги и допил остатки эля. – Гришь, у тя есть бренди?

– Целый бочонок этого пойла, – заверил его Сокольник, похлопывая по плечу, и повёл его к дверям. – Подарочек от самого Самозванца. Этот ублюдок сбежал и оставил нам всю выпивку.

Мы вывалились из таверны в объятья холодного воздуха на покрытую свежим инеем землю. Это сразу помогло развеять эффекты ночной пьянки. Мы вразвалочку шли с Сокольником и Потсом, и у меня скрутило живот от осознания, что скверного завершения этого вечера уже не избежать. Остальные солдаты остались позади, на удачу нам, но не этим двоим.