Пароль остается прежним
Шрифт:
— У вас, Мухаммедов, большая семья?
— Холост,— ответил Мухаммедов на своем родном языке.
Расчет был правильный: задержанный ответил, не дожидаясь вопроса переводчика. Полковник сделал вид, что не заметил его оплошности. Но сам Мухаммедов не мог этого скрыть. Пальцы судорожно впились в колено.
«Так, значит, вы понимаете по-русски?» — он ждал, что такой вопрос теперь обязательно задаст полковник. Используя те несколько секунд, которые Заозерный молчал, Мухаммедов силился найти лазейку, объяснить почему вдруг ответил на вопрос без переводчика. Он решил сказать, что холост, а вот у
— Минуточку,— спокойно сказал полковник.
Мухаммедов осекся и похолодел: выходит он снова понял!
Полковник молчал. Мухаммедов понемногу начал успокаиваться. И тогда Заозерный сказал Мансурову, глядя в упор на нарушителя государственной границы:
— Свободны, товарищ старший лейтенант. Дальше мы договоримся сами.
Мансуров щелкнул каблуками и вышел.
Вероятно, если бы полковник был уверен, что перед ним опытный агент иностранной разведки, он так не поступил. Мухаммедов же, как назвал себя задержанный, несомненно, первый раз шел на ответственное задание. Теперь полковник должен был не дать нарушителю опомниться.
— Я расскажу, как вы перешли границу,— заметил он и неторопливо, шаг за шагом, восстановил весь путь нарушителя от пограничной реки к кошаре.
Мухаммедов ошалело смотрел на полковника.
— А теперь назовите свою настоящую фамилию,— как само собой разумеющееся, потребовал Заозерный.
Мухаммедов тяжело дышал.
Полковник переглянулся с Серебренниковым. После того, как Мансуров скрылся за дверью, Серебренников положил ручку и не спускал глаз с задержанного. Они с полковником думали об одном: есть ли у нарушителя яд? При обыске в одежде Мухаммедова ампулы не нашли. Но, может быть, яд не в ампуле? Полковник вспомнил: эксперта удивило, что в тканях рта утопленника, которого выловил Шарапов, не обнаружено следов, тогда как химическая судебно-медицинская экспертиза подтвердила отравление цианистым калием.
Есть ли у нарушителя яд? И где? И захочет ли он им воспользоваться? Нужно во что бы то ни стало помешать, если он предпочтет смерть.
Мухаммедов вдруг лихорадочно потянулся ко рту. В тот же миг Серебренников перехватил его руки.
— Откройте рот! — приказал полковник.
Мухаммедов замотал головой, плотно сжимая губы.
— Откройте рот! — строго повторил Заозерный, запрокидывая голову задержанного.
— Осторожно! — прохрипел Мухаммедов.— Там яд!
Он говорил по-русски.
Он хотел жить...
Полковник держал в руках металлическую коронку с пломбочкой на нитке, обработанной специальными химикатами.
Стоило сорвать пломбу, как обнажалась крохотная ампулка на дне коронки. Коронка сидела неплотно и при нажиме сдвигалась Зуб рассекал ампулку, и яд действовал мгновенно.
«Вот почему эксперт не обнаружил следов в тканях рта утопленника!»—подумал полковник.
— Пить! — попросил Мухаммедов и дрожащими руками взял стакан. Бледность постепенно сходила с его лица. Он сделал несколько жадных глотков.
— Разрешите немного отдохнуть? — с едва заметным акцентом произнес Мухаммедов.— Я всё скажу.
Серебренников снова приготовился писать. Нарушитель закрыл глаза и некоторое время сидел не шевелясь. Так, с
закрытыми глазами, он и начал рассказывать:— Моя настоящая фамилия — Ходжиев. Умар Ходжиев... В «Си-Ай-Си»[17] известен еще как агент номер ...— и упавшим голосом он назвал этот номер.
Серебренников записывал.
— Вас, конечно, интересует мое задание?— Ходжиев помолчал.— Я должен был перейти границу и затеряться среди местных жителей. Ни чем не выделяться среди них. Вот видите — моя одежда...
— Продолжайте,— сказал полковник, играя портсигаром.
— Можно закурить? — агент схватил протянутую полковником папиросу и глубоко затянулся.— Я шел без оружия.
— Почему?
— Чтобы не вызвать подозрения.
— Продолжайте,— повторил полковник.
— Моя главная задача — обосноваться пограничном районе.
— Без документов!
Ходжиев сознался:
— Мне должен был передать их один человек. И деньги.
— Где встреча?
— В Энабадском ресторане. Каждый понедельник и четверг с восьми до девяти часов вечера.
— Как бы вы узнали друг друга?
— Я должен был сесть за крайний столик. Заказать чай. Ко мне подойдет человек, покажет на чайник и произнесет следующие слова: «Запрет вина — закон, считающийся с тем, кем пьется, и когда, и много ли, и с кем. Не так ли?» В ответ надо продолжить четверостишие: «Когда соблюдены все эти оговорки, пить — признак мудрости, а не порок совсем». Это — Омар Хайям.
— Каждый понедельник и четверг,— подчеркивая слово «каждый», вставил полковник. — Значит, человек, с которым вы должны были встретиться, мог сразу и не придти?
— Почему? — возразил агент.— Это я мог задержаться.
— Допустим. Но ведь до понедельника или, скажем, четверга тоже надо прожить. Откуда вы знали, сколько придется добираться до Энабада?
— Я умею голодать.
— Почему же вас не снабдили деньгами?
— Переходить границу с деньгами—опасно.
— Ну, а если бы человек, которого вы ждали, не явился? — настаивал полковник.— Как бы вы расплачивались за чай?
Задержанный нервно закашлялся.
— Пожалуйста, говорите.— Полковник заметил, что папироса у нарушителя погасла. Протянул спички.
Ходжиев машинально взял коробок. Повертел в руках.
— Я все сказал.
— Разве у вас не было другой явки?
Ходжиев не ответил.
— И раньше вы ни с кем не должны были встретиться? — допытывался полковник.
— Когда раньше?
— До Энабада.
— Нет. До Энабада надо было добираться самому.— Ходжиев зажег спичку. Скептически оглядел свой наряд.— Вот мой «пропуск». Ну, и еще, конечно, знание языка.
— Так вы ни с кем не встречались? — полковник тоже с удовольствием бы закурил.
— Нет,— спичка в руках задержанного погасла.
— А в поезде?
— Нет.
— Вы торопились к поезду?
— Нет.
— Но вы знали, что будет поезд?
— И да и нет.
— Не понимаю.
— Мне сказали, что возможно будет поезд.
— Продолжайте.
— Если удастся — надо воспользоваться им. Если нет — постараться уйти как можно дальше.— Он, наконец, прикурил и два раза подряд затянулся.
— Куда вы дели шест? — выждав некоторое время, спросил полковник.