Партизаны Е.И.В.

Ни одного пореза. Мастерство не пропьёшь, однако! Кёльнские воды идут на хрен - чистого спирту на ладонь, и растереть по лицу. Хорошо!

Наполеон явился злой как собака, и сразу начал с претензий. С какой цепи сорвался, недомерок корсиканский?

– Ваше Величество, я намерен заявить протест!

– И против чего же вы намереваетесь протестовать, Ваше Величество?

– Мои подданные живут впроголодь, у них нет даже белого хлеба!

– Да? И кто в этом виноват?

– Я говорю о тех, кто в посольстве.

Ерунда какая-то. Какое мне дело до французских дипломатов? Или он подразумевает, что там вообще нечего есть? Сочувствую... Но всё равно нужно уточнить.

Поворачиваюсь к Бенкендорфу:

– Александр Христофорович, вы можете прояснить ситуацию?

– У них просто кончились деньги, государь, а французское правительство не может прислать ещё из-за военных действий.

– Вот видите, Ваше Величество, всё и без моего участия выяснилось.

– Что именно?

– Их безденежье, - отвечаю Наполеону, и сразу шепчу министру госбезопасности.
– Не мог им в долг дать?

– Два раза давал, - так же шепчет Бенкендорф.
– Но Гавриил Романович посчитал посольство территорией иностранного государства, и так задрал пошлины...

– А чего они тогда в трактире не питаются?

– Пробовали, там их бьют.

– Твои?

– Мои следят, чтоб не забили совсем.

Наполеон кашлянул, намекая на то, что в приличном обществе принято разговаривать вслух. Деликатный, но настырный тип. Ладно, выпросил...

– Вопросы снабжения будут решены сегодня же, Ваше Величество, в долг и без лихвы. А пока предлагаю обсудить финансовые условия нашего соглашения о прекращении военных действий. Господин Державин, вы готовы озвучить российскую точку зрения в цифрах?

Гавриил Романович не только готов, но и рвётся сделать это. Удивительно, но поэт и государственный чиновник сочетаются в нём столь органично, что глядя на одухотворённое лицо, можно твёрдо сказать - вот человек, способный поверить алгеброй гармонию. Или измерить? Да какая, в общем-то, разница! Пусть хоть доказательство теоремы Пифагора в стихах напишет.

Может быть когда-нибудь и напишет, но пока двенадцать томов in folio заключали в себе банальную прозу, разбавленную скучными цифрами. И отдельно, на мелованной бумаге с тиснёной золотом печатью министерства финансов, итоговая сумма. Вот она как раз не показалась Бонапарту скучной.

– Два с половиной миллиарда франков?
– потрясённый французский император на всякий случай пересчитал ноли пальцем.
– Это немыслимо!

Ага, а сам не меньше пяти в войнах заработал. Пополам, это честно.

– Рублей, а не франков, Ваше Величество, - поправил Державин.
– За время вашего отсутствия начали чеканить монету с пониженным содержанием золота. Так что увы, только рублями.

– Кто?
– прорычал Наполеон. Кажется, его перестала беспокоить сумма, но появилась другая забота - выяснить имя мерзавца, покусившегося на святое право монархов. Да, только император может урезать франк.
– Кто это сделал?

Не подлить ли масла в огонь? В самом деле, почему бы нет?

– Мой дорогой друг, - я доверительно склонился к корсиканцу через стол.
– Вы позволите так называть? Вот и хорошо... Уже месяц, как чеканкой французской монеты не занимается только ленивый.

В реальности всё обстояло не так печально, как мы пытались изобразить. Да, герцог Бентинк привёз с собой пару кораблей фальшивок, но массовое их производство находится под контролем Александра Христофоровича, и ещё не запущено на полную мощность. Так, шлёпают потихоньку худосочные наполеондоры, но лишь для того, чтобы не потерять навык. Немного заработать - не грех. Не знаю, правда, как собирается из этого извлекать выгоду Гаврила Романыч, но, честно сказать, это не моя забота. Но внакладе не останемся - знаю наверняка.

– Где и что подписывать? Я согласен!

Ошарашенный таким заявлением Державин потерял дар речи, и если бы не помощь канцлера, молчание могло бы затянуться надолго. Мне тоже сказать нечего, готовился-то к ожесточённому сопротивлению по примеру вчерашнего вечера.

– Ваше Величество, зачем торопиться?
– Ростопчин с ласковой улыбкой санитара, уверяющего буйного сумасшедшего, что смирительная рубашка тому очень к лицу, повторил вопрос.
– Зачем торопиться?

– Франция в опасности!

– Согласен, но ваше недолгое присутствие поставит вашу же страну в более опасное положение.

– Почему недолгое?

– Без армии... Гибель императора ввергнет империю в хаос.

– Кто говорит о гибели?

Ростопчин пожал плечами:

– Все говорят. Давайте посмотрим правде в глаза - живым вы нужны только России.

Мог и не объяснять - корсиканец не дурак, и вам всё прекрасно понимает. Даже не удивлюсь, если он где-то глубоко внутри себя потешается над идиотами, для отъёма денег разыгрывающими целое представление. Но в тоже время Бонапарт знает, что без него эти деньги получить крайне трудно. Возможно, но трудно. И нет ли в его пафосном заявлении ответного спектакля? Мол, утром войска против англичан - вечером стулья... Тьфу, то есть возмещение расходов на войну. И шантажирует, гад.

– Да, Ваше Величество, - поддерживаю высказывание Ростопчина.
– Нам не нужны великие потрясения, нам нужна великая Франция.

Всё равно смотрит с недоверием. И с ожиданием, конечно.

– И чтобы не было недомолвок, предлагаю рассмотреть прожект одного документа.

– Одного?

– Их несколько, но главный один. Прошу вас, Фёдор Васильевич, зачитайте.

Канцлер кивнул, обозначая почтительный поклон, и взял со стола тонкую красную папку:

– Мировой Имперский Кодекс, параграф первый...

Глава 21

– С боевым крещением, казак!
– капитан-лейтенант Зубков хлопнул Великого Князя по плечу.
– Вижу, в первый раз в деле был?

Командир "Забияки" немного не соразмерил силы, и Николай от одобрительного жеста чуть не упал на колени.

– Так точно, ваше благородие!
– возбуждение от только что закончившегося сражения ещё не прошло. И цесаревич чуть ли не кричал.
– Только так ни разу и не стрельнул! Это линейные корабли были, да?