Партизаны Е.И.В.

А на шутовские маски обращать внимание не будем. Главное то, что скрывается под ними. Там - разное. Кто-то прячет непомерную усталость от работы, иные - боль многочисленных болезней, третьи - растерянность от перевернувшейся с ног на голову жизни... Всякое.

Но с балаганом пора заканчивать:

– Что это у нас князь Александр Фёдорович молчит?

Министр горнодобывающей промышленности весь погружён в мысли и отзывается с некоторым опозданием:

– Мне нужны англичане. Ещё лучше - шотландцы или валлийцы.

– Где нужны и в каком смысле? Прямо здесь, в Петербурге?

– Можно немцев саксонских, - невпопад отвечает Беляков.

– Зачем?

– Уголь добывать. Обычный француз в шахте больше месяца не живёт, итальянцы с испанцами и этого не выдерживают, так что англичане в самый раз будут. К солнышку из-за своих туманов привычки нет, едят мало... Тысяч пятнадцать на Урал возьму, и столько же в Ново-Донскую губернию. Дадите больше - отправлю под Белгород, руду копать. Очень нужно...

Надо же, никогда не замечал, что национальная принадлежность влияет на способность человека работать под землёй. А как тогда быть с интернационализмом? Или ну его в задницу?

– Александр Фёдорович дело говорит, - поддержал Белякова-Трубецкого обер-прокурор.
– Я специально интересовался - стоимость добычи ста пудов угля англичанином на полторы копейки ниже стоимости таковых же, но выкопанных французом. И это не учитывая расходы на похороны.

– Мелочи.

– Не скажите, - вмешался министр финансов.
– В больших масштабах счёт на миллионы пойдёт, и с государственной точки зрения...

– Распорядиться о посылке транспортных судов к берегам Нормандии?
– граф Аракчеев достал из кармана блокнот с карандашом, и смотрел вопросительно.
– Разумеется, в сопровождении Средиземноморской эскадры.

Бенкендорф возразил:

– Балтийский флот справится не хуже. А если пригласить датчан...

– То они разграбят всё, до чего смогут дотянуться, - заканчиваю я за Александра Христофоровича.
– Викинги.

– Были ими, - возразил Бенкендорф.
– Но пограбить не откажутся. Это точно.

– Грабежи - не наша метода.

– Почему?
– в глазах явственно читается удивление.

– Стяжательство есть грех, - поясняю под одобрительный, но слегка насмешливый взгляд отца Николая.
– Сами должны всё отдать, причём с благодарностью и чувством вины за слишком малую сумму.

– Да?

– Именно так, и никак иначе. Не стоит строить своё благополучие на несчастье других. В государственном смысле - не нужно делать это столь явно. Понятно изъясняюсь?

Ростопчин уловил мысль первым:

– Готовить проект капитуляции совместно с министерством финансов, государь?

– Да, но только не переусердствуйте, а то обдерёте Бонапартия как липку.

Опять оживился Державин:

– Контрибуцию высчитывать по чести или по совести?

– По правде, Гавриил Романович.

– Боюсь, у Наполеона столько не будет.

– Тогда в разумных пределах, но без крохоборства.

– Простите...?

– Мелочёвкой мы изволим брезговать.

– Понятно. Сию же минуту приступим к работе, государь!
– Державин снял салфетку и поднялся из-за стола.
– Разрешите идти?

Мария Фёдоровна постучала ложечкой по чашке с чаем, привлекая внимание:

– Куда вы собрались, а как же совещание Совета? Извольте не пренебрегать обязанностями.

– Совет?
– Гавриил Романович искренне удивился.
– Разве сейчас не он был?

– Вы ошиблись, это всего лишь завтрак.

– Да, господа, - поддержал я супругу.
– Не будем откладывать до полудня, прошу всех проследовать в кабинет.

Там же. Спустя полтора часа.

Великий Князь и цесаревич Николай Павлович грустил. Жизнь проходила мимо, неподалёку вершились судьбы мира, менялись границы одних государств и исчезали с карт другие, время летело вперёд, а он до сих пор так и не совершил ни одного подвига. И неважно, что Цезарь или Александр Македонский в таком возрасте тоже ничего не успели сделать - голоногие древние дикари наследникам скифов не указ! Они не сделали.... а ему очень нужно сделать!

Вот Михаил Нечихаев намного ли старше? На семь лет всего, а уже капитан и кресты со звёздами на груди не помещаются. И первый бой принял как раз в одиннадцать! Эх, завидно становится... К Дашке Нечихаевой теперь и не подойти - нос воротит и требует доказательств храбрости. Девице, говорит, старшим братом гордиться должно, а кое-кому за широкой отцовской спиной прятаться не подобает. Врёт она всё, эта Дашка! Никакая у отца спина не широкая, он вообще ростом маленький. Ну и пусть! Зато Наполеон на три пальца ниже - Александр Христофорович по большому секрету сообщил.

А Дашка, хотя её по правилам приличия полагается называть Дарьей Касьяновной, противная. И как на такой в будущем жениться? И ведь придётся - сам обещал ещё три года назад. Но для этого необходимо стать героем.

Решено! Николай встал с дивана, где так удобно предаваться унынию, и пошёл готовиться к подвигам. Хотя чего уж там готовиться? Всё приготовлено заранее, и самое сложное, что предстоит, это выскользнуть из Михайловского замка незамеченным. Да, стоит поторопиться, пока война совсем не закончилась. А капитан Нечихаев не прогонит и домой не отправит, капитан Нечихаев человек хороший.

Казачий мундир Атаманского полка пошит недавно, потому сидит без изъянов, нигде не топорщится и не жмёт. Сабля кована как раз под его руку... пистолеты на пояс... Не забыть взять денег - мешок с харчами на себе тащить тяжело, а десяти рублей вполне хватит на пропитание по дороге. Мишке лучше ничего не говорить - мал ещё для войны. Вот письмо с объяснениями разве оставить?

Николай вздохнул и с тоской посмотрел на чернильницу и стаканчик с гусиными перьями - учителя не разрешали пользоваться вечными ручками, мотивируя необходимостью сначала поставить красивый почерк, и уже потом осваивать скоропись. Но деваться-то некуда! Чистая бумага ещё осталась?

На лист ложились ровные строчки, и даже привычные кляксы не портили настроение. А если буквы выводить покрупнее, то текста получится больше! И тут чуткий слух цесаревича уловил странный разговор за дверью:

– Не будет ли это считаться дезертирством, Абрам Соломонович? Всё-таки без приказа...
– слышался взволнованный молодой голос.

– Какое тут дезертирство, Гриша?
– отвечал приглушённый бас.
– В действующую армию идём, не к тёще на блины.

– А ну как под трибунал потом?