Парус. одинокий

– Сбежавший у инвесторши голландский кролик, - сообразил Роман.

– Скорее, шотландский, - поправил его Рико, - Крик баньши предвещает несчастье. Люди их не любят, а между прочим, очень полезное существо, если, конечно, не пугаться, а пользоваться.

Разомлевшая баньши трогательно шевелила носиком, обнюхивая Янкину ладонь.

– Надо же… с такой голосиной, а сама – натуральная Банни, - пробормотал Роман, стараясь не глядеть на просвечивающееся сквозь обрывки комбинезона обнаженное женское тело – еще за извращенца примут.

– Ай-яй-яй, як занехаялась тварынка, хиба ж так можно! – Янка с жалостью глядела как баньши быстро-быстро грызет угощение. Она ссыпала на ладонь остатки семечек и вполголоса добавила, словно упрекала кого-то, - Ну все ж любят семечки! Ты ешь, ешь, Банни. Так и будэмо тэбэ зваты, гарне имя Ромасык придумал.

– Ничего я не придумывал, ты что, на вечеринках «Плейбоя» никогда не бывала? Шастают там такие… фигуристые девушки секс-символы. В черных трико, при ушках и с хвостиками на задницах. Их так и называют – Банни. – Роман вдруг усмехнулся, - Прикольное совпадение. Получается, они баньши изображают?

Рико поглядел на него странным взглядом:

– Шестьдесят процентов всех совпадений – результат деятельности Общества… или клиентов Общества! Янка, проводи подопечных к выходу и вызывай такси! Собаками я сам займусь. И нашим догадливым стажером тоже.

Роман изобразил что-то вроде поклона:

– Ты так бесконечно любезен! Не знаю, как собаки, а стажер тебе весьма благодарен, - а голова все-таки немножко кружиться, поскорее бы убраться отсюда. Вот вроде бы и прибрали всю нечисть, а в этом отеле ему по-прежнему не по себе. Словно бы еще на входе положили на грудь одну из здешних бетонных плит, да так и не сняли до сих пор, и она все давит, давит, а сочащийся из серых стен мокрый холод заставляет ежиться и ничто не радует – ни завершение страшное ночи, ни ждущие впереди немаленькие деньги. Тоска, бесконечная тоска, без облегчения и просвета…

Ну хоть Янка весела.

– Ой як гарно, я таки встыгну! – тихонько напевая, Янка закинула за спину рюкзак, сверху взгромоздила огнемет, ухватила за ушки баньши, и оглядела промозглый, серый, измаранный кровью холл почти растроганным взглядом, - Як бы не приезд Эдварда – навить жалко було б уходить! Таке добре мисце ця гостиница, таке приемне! Ни, якщо цей наш Славик «Парус» достроит, я навить прощу ему, що он по жизни такой мудак! Представляешь, Ромасыку, требовал, щоб мы тэбэ не искали! Аж за руки-за ноги нас з Рико хватал! Ледве його жинка в розум привела, я уж думала, придется прибить. Гей, панове заказчики, що сидите як мышки, вперше за всю ночь и не видно вас и не слышно! – Янка выскочила на лестницу, - Радисна новына, все закинчено, вы идете домой! Гей? А де то вы подилыся? Вылезайте! Гей!

Рико насторожился:

– А ну-ка, стажер, что там такое… - крепко подхватив Романа под руку, он поволок его к входу. Гуляющий по холлу ветер засвистел им вслед.

Припадая на раненную ногу, Роман доковылял к лестнице и… остановился.

– Куда они пропали?

Лестница была совершенно пуста. Ни Лины, ни Славика, ни Сереги. Лишь знакомая Линина сумочка тревожным пятном алела на щербатых серых ступенях.

– Что за глупые шутки! – рассердился Рико, - Мадам! Мсье! Где вы?

Ни один голос не откликнулся на его зов.

Роман выпустил руку Рико и цепляясь за перила, похромал вниз. Как-то странно выглядит это сумочка, как-то неправильно. Роман с трудом наклонился и только тогда понял, что именно его насторожило. Кожаный мешочек, за который Лина держалась намертво, словно за единственную свою надежду, казался тугим, плотно набитым, тяжелым. Да он таким и был, разве забудешь, как больно огрести им по башке. А сейчас лежащая на ступенях сумочка была плоской, как сдувшийся мяч.

Роман поднял сумку и запустил в нее руку.

– Не понял, - обалдело бросил он напарникам, - Она ж пустая! – он вывернул сумку на изнанку. На ступени вывалился тюбик помады, тампон и расческа. – А Славик говорил, косметики полно! Его Лина что, косметичку вынула и краситься пошла?

Схваченная за уши баньши распахнула крохотную пасть и в который раз за эту ночь резко, предостерегающе заорала.

***

Янка взлетела вверх по лестнице, к поджидающим ее напарникам. Ухваченная за уши баньши терпеливо болталась в воздухе, по кроличьи поджав крохотные ручонки.

– Нигде никого! – бросила она, - З окон тоже не видно, мов провалились все трое! Ну ладно вже Лина зи Славиком, а цей проводник, Серега? Вин же без приказа никуды не пийде…

Лицо Рико стало жестким.

– Следовательно, был приказ! Янка! Набор для актоскопии, быстро!

– Та деж я тоби его визьму, мы ж не на официйному задании! – искренне возмутилась Янка.

– Cherie мадемуазель пусть Эдварду своему зубки заговаривает, право же, больше пользы для рода человеческого, - злым полушепотом прошипел Рико, - Изволь не делать из меня дурака, думаешь, я не знаю, что ясная панна у экспертов начатый набор выкрала?

– Рико! Та як же тоби не соромно! Я? Выкрала? – Янка решительно уперла кулаки в бока – баньши повисла вдоль бедра, - Я не выкрала! Я позаимствовала. Для дела.

И продолжая ворчать, полезла в рюкзак:

– Вот так лише скажешь, що все закончено, а оно… Ни, опоздаю, точно опоздаю… Ось! – Янка выпрямилась, держа в руках длинную плоскую коробку, больше всего похожую на коробку с красками.

– Ну и куды тут наши десять тысяч баксив смоталыся? – сказала она, доставая из коробки старенькую разлохмаченную кисточку, - Ось побачите, це все Славик…

Наклонившись над местом, где была найдена брошенная сумочка, Янка начала быстро-быстро разметать щеточкой лежащий в коробке тускло отблескивающий темный порошок. Тяжелые, словно ртутные, порошинки неуклюже разлетались в стороны. Сперва Роману показалось, что они просто беспорядочно клубятся в воздухе, скапливаясь над ступенями в небольшое темное облачко. Ничего не происходило. Спросить у Рико, что это они такое делают, или не стоит: может, в кодификаторе все написано, а он пропустил? Роман рассеяно глядел на лепящиеся друг к другу пылинки и… вдруг вздрогнул.

Слепленная из тысяч святящихся пылинок, сквозь серебристое облачко ясно просматривалась затянутая в сапог женская ножка… Пылинки продолжали роиться, облепляя собой нечто невидимое: вот проступил край пушистой шубки, вот показалось что-то… Конечно! Болтающаяся на ремешке сумочка!

– Хорошо, что все трое близко стояли. Сейчас проявится… - тревожно покусывая губу, промычал Рико.

Из глубин облачка проступили три человеческие фигуры. Такое Роман видел только в детстве, когда клал бумагу поверх рельефной картинки, а потом просто закрашивал лист карандашом. Сквозь сплошные темные линии на листке проступал, словно призрачный, контур спрятанного снизу рельефа.