Пасифик
Шрифт:
Загрузка чего? Тротила? Пентрита?
— Что вы делаете? — шелестнуло над ухом. Он ответил, чужими губами:
— Возвращаюсь домой.
Ветер бухнул в окно. Цементный пол задрожал, от цоколя к цоколю прошла круговая волна, агонально мигнули плафоны — перепад напряжения. Хаген ахнул — палец примёрз на крючке. Бледное, искажённое страхом лицо разинуло рот.
— Куда? Вы дома, безумный вы мастер. Что у вас есть кроме Райха?
Ничего. Уже ничего.
Для меня.
Небо рассыпалось бисером незнакомых созвездий. Вдали, почти исчезая в клубящейся плотном шторме, шатались
Тотен-мастер решил заржаветь?
— Юрген! — позвала его тень. — Юрген. Юрген?
— Йорген, — поправил он машинально, но всхлипнул, не сумев удержаться: — «Эрвин, ломается ось пополам…»
— Вы что, обдолбались? — шокированно спросил Вернер после секундной паузы. Дужки очков повернулись, и Хаген увидел курносый, изъеденный пятнами профиль безбрового месяца. — Что вы приняли? Эвкодал? Первитин?
— Так точно, профессор.
Он отвернулся, чтобы не видеть этой щеки, этого обезображенного жуткой гримасой открытого рта. Отмель размыло волной, «бух-инн» — рыдала земля, а зубы опять ломило от соли. Луна превратила нано-доспех в сверкающий панцирь эйнхерия. Хаген вздрогнул: сухая ладонь приземлилась ему на колено, как лёгкий осенний лист. «Сидите уже, — с трудом сказал он сквозь зубы. — Не трону». Горящий лоб наливался болью, и сквозь наркотический морок опять лез наружу отвратительный, недостойный мужчины полувой-полустон. Они сожгут меня в цинковом баке, Марихен… — кррак-ка-тук — вот и лопнула ось, — они сожгут, сожгут меня, мамочка, Марихен…»
Как сорную пену…
— Юрген, вы спите?
— Нет.
Вкрадчивый шорох.
Опомнившись, он бросился вверх, но тот, другой, тоже успел вскочить. «Не нужно!» — взмолился Хаген, чувствуя, как ускользают секунды, присел и услышал, как свистнуло рядом.
«Бом-м!» — строб горячего воздуха оплавил затылок, Хагена отшвырнуло к стене. «Да что же это?» — ошеломлённо подумал он и зажмурился от света луны, её багровой неиссякающей ярости. В грозовых всполохах мельком увидел занесённую руку, чёрное дуло. «Ничего не спасти» — понял он вдруг, и мир стал прозрачным и чётким, объяснимым до последней детали; расчётливо, как на стрельбище («Stillgestanden, солдат! Feuerber-r-reit!») тело качнулось вперёд. «Не спасти», — щёлкнул «Хенкер». И тогда, пока остывающий звук ещё метался внутри, он быстро шагнул, выцелил ромб из потрёпанной сеточки, прищурился.
И сделал пиф-паф.
***
Рождественский пепел падал прямо на грудь.
Трубы коптили в низкое небо. Вонь от заводов смешалась с охристым табачным снегом, более жирным и сладким, чем простая вода. Это не Траум, но где? Нордхаузен? А может быть, Дрезден? Остовы сожжённых зданий торчали как затонувшие сваи.
На перекрёстке у погнутых фонарных столбов он увидел табличку, а под ней — щебенистый свал, из которого что-то торчало. Кисть шевельнулась. «Сейчас!» — он кинулся и, торопясь, стал разгребать ещё тёплый суглинок, осколки кирпичей и стекла, думая: «Это он, боже мой! Это же…»
Какая ошибка! В песке топорщились стебли, белые, увядшие ветви. «Ничего здесь нет, ничего». И действительно — ничего, лишь тени затылков, обращённых в полосатую очередь — косо, жёстко, неровно. Декабрьская каша, под босыми ногами пузырилось
и чвакало, и только какой-то человечий птенец разевает обметанный чёрным клювик: «Ма-ама, пи-и…»«Пить. Дай мне пить, Йорг… дай, дай мне…»
***
— Пить! — шепнул Хаген. — Пожалуйста, Марихен! Мне… и ему…
Сознание возвращалось рывками. Под сенью век ещё что-то брезжило, мушиные точки, ржавое послевкусие, но яркая полоска света уже настойчиво призывала вставать. Сколько времени? Он облизнул зудящие жаждой губы. Недоумённо моргнул.
И обнаружил, что вокруг уже не Центр Управления.
Компактное помещение, в котором он оказался, напоминало бомбоубежище. Атомный бункер с толстыми стенами надёжно защищал от атмосферных невзгод. Морская раковина? «Да нет же, — поправил здоровый инстинкт, — просто гараж». Каким-то образом он умудрился прорваться вниз и теперь отдыхал, навалившись на…
Что? Новое звено технической эволюции?
Воздушный корабль?
Снегоход, — догадался он, но иллюзия была до боли реальной. Хаген осторожно притронулся к гладким бортам, скользким от машинного масла. Надавил. Он не удивился бы, если бы призрак-«Гайстершифф» растворился в туманной миражной дымке, но твёрдость под пальцами послушно просела. Ещё толчок. Пауза — и вдруг вся махина легко, по-дельфиньи унырчиво вильнула вперёд. Скрипнули стальные полозья. Пожалуй, он мог бы вывести это устройство наружу, воспользовавшись дополнительной колёсной платформой. Или нет?
«Эге, — весело хмыкнул внутренний голос. — И говно же ты, техник!»
— В моё время этого не было! — огрызнулся он вслух, едва ли сознавая, что говорит.
Но как я сюда попал?
Туман в голове не рассеивался, а скорее расслаивался, каждую мысль приходилось ловить на крючок. В осколках битых нейронных связей сохранилось немногое: щелчок фонарика, без успеха — батарейки сели ещё в «Моргенштерн». Огонёк зажигалки. Утеплённый китель цвета фельдграу с петличным знаком особых войск и нашивками оберста. «Кажется, меня повысили в звании», — мрачно подумал Хаген. Он стоял перед оконным стеклом, превращённым непроницаемой тьмой в блестящее зеркало. Кто это? Кто лежит там на полу? Потом вниз побежали ступени. Суть ускользала, шевелилась внутри, какая-то неотвязная мысль. Одна её ниточка тянулась к полуоткрытой секретной двери, другая — спазматически дёргалась в такт биению таймера.
Таймера?
— О, чёрт! — понял он, холодея, расширяя глаза. — Ох ты, ч-ч…
И услышал сирену.
***
Страшный металлический вой разорвал ошмётья тумана.
Он исходил из лужёной башенной глотки, отовсюду и ниоткуда, умноженный резонатором крик раненого морского чудовища. Далеко-далеко. Он разнёсся над лагерем, над развязкой на Траум, над Регенхолле, Кримдероде и Айгером — над каждой из заброшенных станций. Звуки сливались, и казалось, что молот какой-то огромной статуи со стоном ударяет в одно и то же место, откалывая звенящий медью кусок:
Ай-зек. Ай-зек. Ай-зек.
Оглушённый, Хаген осел на дно. Почувствовал, как, взбурлившись, прянул кверху мизерный рой пузырьков, всколыхнулась ткань, и снова толща воды стала ледяной и тяжёлой. Сердце ворочало камни. «Знают, — сказал всё тот же голос внутри. — Теперь знают. Они».
Не падать. Только не выключаться…
Царство небесное, царство морское. Он не выключился, но когда на браслете затрепетала зелёная бусина — внутренний вызов — рефлекторно нажал приём.