Пасифик
Шрифт:
Сейчас Хаген мог убедиться в справедливости пословицы про молву и свиней[1]. Ноги у Вернера имелись, и даже свои, но одна ступня — детская лодочка, культя, а не ступня, — была обвита сложной системой ремней и металлических трубок, врастающих прямо в тело. Что же касается мизантропии, то чтобы оценить толщину свиного сала, приходилось полагаться на первое впечатление.
Пустоцвет. Надменный вымороченный хлыщ.
На-уч-ник.
Все атрибуты стереотипного гения меркли перед ледяной сосредоточенностью, с которой физик взирал на мир сквозь стёкла затемнённых очков, и только выпяченная нижняя губа и набухшие складочки по углам рта смазывали впечатление,
Однако напротив чистой логики сидела изрядно утомлённая, смердящая кабаньим потом прагматика.
И у неё имелись претензии.
— Напрасно вы бросили свой проект на полпути, Вернер, — ворчливо сказал Улле. — Вам всего-то и нужно было продумать вопрос контроля.
Судя по накалу, с которым собеседники перебрасывались репликами, спор начался уже давно и с каждым витком набирал остроту.
— Я остаюсь при своём мнении, — отрывисто произнёс физик. — Вы видели результат. И это провал. Форсированная интеллектуальная и физическая подготовка даёт в итоге не сверхчеловека, а спятившую термоядерную бомбу со способностью к самообучению. Попомните мои слова, тут нужен не «Дорненкрон», а смертельная инъекция!
Они говорят о Кальте. Проект. Это он — проект…
— Ну-ну, — возразил Алоиз Райс. — Не будем забегать вперёд. И отбегать назад тоже не нужно. Всё это история, и давно уже быльём поросло. Мой бравый норд в замешательстве. Он не знает, чем мы обеспокоены. Видите ли, Юрген, доктор утверждает, что способен деактивировать периметр. И у нас есть подозрения, что он не лжёт. А как считаете вы?
— Деактивировать…
— Уничтожить программы-обработчики. Протоколы трансляции. Вывести из строя сами излучатели. У Айзека была масса возможностей внедриться в систему. И теперь он угрожает её взорвать, если я не предприму некоторые шаги… часть из которых весьма разумна, а часть просто возмутительна! И я спрашиваю себя, насколько велика вероятность, что он осуществит свою угрозу?
— Обычно он говорит правду, — ошеломлённо сказал Хаген.
Вот уж козырь так козырь! Потерпев поражение на шахматном поле, белый ферзь восстал, отряхнулся и выложил пиковый флеш-рояль.
Блеф или не блеф?
— Я не знаю…
— Мы тоже, — сказал лидер. — И потому нам пришлось прийти к соглашению. Я делаю шаг, и он делает шаг мне навстречу. И тут в игру вступаете вы, мой будущий обермастер. Какой головокружительный карьерный взлёт, какой успех! Если справитесь с двумя поручениями.
— Какими?
— Вы уже догадались, хитрец, — улыбнулся Райс. — Бравый парень, печальный джокер. Айзек не подпустит к себе никого. Кроме Йегера. И вас.
— Я должен…
— Проконтролировать, чтобы он выполнил обе части договорённости. Отключил систему самоуничтожения Периферийного Контроля. И закончил то, что мы начали сегодня. Именно с этой частью возможны сложности. Вам придётся проявить дипломатию и смекалку, чтобы доктор получил то, что ему причитается. А потом вы отдадите его Мартину.
— Вас проконсультируют, — сказал Улле. — В «Моргенштерн» уже направлена хель-бригада. Придётся действовать быстро, через несколько дней проблема должна быть решена. Если поймёте, что не справляетесь, сообщите мне, попробуем иначе. Но хотелось бы обойтись малой кровью. Что вы об этом думаете, мастер?
— Мне хотелось бы обойтись совсем без крови, — сказал Хаген. — Это возможно?
Он знал ответ и спросил лишь для проформы. Пиксельные рыцари на картинах выпускали друг другу кишки, воюя с обезьяньей природой
и кальтовской необходимостью. Проклятая разница часовых поясов! Пока в Пасифике восходило солнце, в Райхе зажигали лампы с леденцовыми абажурами, прикрывали газетой, подсвеченной изнутри как волшебный фонарь, а потом законопачивали щели, перекрещивали окна бумажными полосками и затягивали их плотной тканью, скрываясь от огненных знаков, неумолимо выплывающих из небесной черноты.Невозможно…
— Увы, — с сожалением произнёс лидер. — Но кровь должна пролиться на севере — не на юге! И именно Айзек сделает так, что её прольётся очень много. Ведь это его работа. Он же доктор!
— Ах, в самом деле, — тихо сказал Хаген. — А я едва не забыл.
***
Он внимательно выслушал все указания и всё-таки заблудился.
Немудрено — подвальные коридоры Штайнбрух-хаус походили друг на друга как больничные переходы — безликие, с равномерными секциями, помеченными литерами и цифрами, которые всё равно ни о чём не говорили. Направо или налево? Он ориентировался по звуку. Рокочущий трах-тах-тах фейерверка, приглушённый толстыми стенами, воспринимался скорее как вибрация, но издалека доносились голоса, и музыка, и громыхание железа от какого-то подъёмного механизма.
«Я убегаю. Дезертирую. Смазываю пятки салом». Он и вправду ускорял шаг, стараясь оставить позади воспоминания о Комнате Сна, о прозрачно-восковом лице, незрячих глазах («Закрой глазки — окажешься в сказке», — пошутил лидер, прикрывая никак не желающие опускаться веки своей шершавой, песочной ладонью) и о том, как доктор Зима застонал в забытьи, когда Улле хозяйским жестом положил руку на его татуированную шрамами грудь. «Это не моя война! Моя война впереди. Я должен её остановить — но как? Как? Шпион и джокер Юрген Хаген. Прелестно!»
В одиночку остановить войну. А почему бы не выпить море? Не достать звезду с неба? — точь-в-точь такая же смарт-задача — заверит любой кайрос-менеджер.
«Как бы то ни было, утром мы все вернёмся в „Моргенштерн“, — при мысли об этом он испытал чувство облегчения. — Территория. Я выйду на Территорию и уж теперь никто не помешает. Никаких больше заспинных оруженосцев. Только Мориц и пара надёжных ребят. А Кальт… он будет занят. Что-то подсказывает, что в ближайшие два-три дня доктор Зима будет очень занят, а вместе с ним и вся команда, до которой он только сможет дотянуться…»
Ох! Наткнувшись на выбоину в каменном полу, он оступился и подвернул ногу — давало о себе знать растянутое сухожилие.
И услышал шаги.
Мерные, ровные, тяжёлые — кто-то приближался, уверенно прокладывая дорогу среди коридорных ответвлений, ведомый компасом или внутренним навигатором, настроенным на выслеживание крупной дичи. Туп-туп. Такой чёткий стук могли издавать армейские ботинки, сделанные по спецзаказу, с шипованной подошвой и металлическими вставками для контактного боя.
Ах же, дьявол!
Хаген поспешно заковылял вперёд, не обращая внимания на стон натруженных мышц. Секция «L206». Влево или вправо? Какая разница? Туп-туп. Преследователь решил ускориться. Хаген побежал — сначала нехотя, вразвалочку, трусцой, потом быстрее, не оглядываясь, но чувствуя, как тот, за спиной, тоже переходит на бег.
Ах, чёрт-чёрт-чёрт!
Заметив лестницу, ведущую наверх, он едва не подпрыгнул от радости. Всё многообразие желаний свелось к одному — как можно скорее оказаться среди гостей, в безопасности. Вряд ли охотник станет нападать прилюдно. Беспощадный франц-сигнал нашёптывал «загони и убей», бормотал о тёмных углах, тайниках, пещерах, подвалах и лестничных клетках, о местах, в которых никто никогда не жил. Разминка закончилась. Дурные новости. Спарринг-партнёр неплохо подготовился: оснастил себя резервуаром неиссякающей ярости, которой Хаген мог противопоставить лишь растерянность и чувство вины.