Пассажир
Шрифт:
Не изменился и Семен Моисеевич, более того, Семен Моисеевич окончательно обрел безграничное чувство собственного величия и помимо руководства заводом, начал издавать газету, в которой прославлял сам себя и свои идеи. Он их называл идеями лидерства. Вот несколько принципов, которые он декларировал и был близок к тому, чтобы издать их цитатником для заучивания сотрудниками наизусть: «Сначала стреляй, потом целься!», «Лидер не ждет, а знает!», «Хуй ли тут думать?!», ну и так далее. В газете собрались прихлебатели разного уровня мерзотности, а в его кабинете повесили картину следующего содержания: Семен Моисеевич в форме римского центуриона на лихом коне с копьем наперевес атакует вражеский бульдозер марки "Катерпилер". В жестокой конкурентной схватке побеждает сильнейший:
«Вроде бы невинный дружеский шарж, однако эпические размеры внушительного полотна, писанного маслом и одухотворенное азартом борьбы за правое дело и священные интересы отечественных производителей, лицо "полководца" (Цезарь! Александр Македонский! Наполеон!) говорит, что перед нами своего рода икона. Не удивлюсь, если еще при жизни ему поставят памятник» – писала газета Семена Моисеевича.
Новый лидер и гений раскатывал по заводу на черном «Вольво», разгоняя на обочины грязных работяг. Казалась, жизнь окончательно удалась, и впереди были только радость и успех.
«Оплодотворенная матка Урала готова произвести на свет нового мессию, на стыке двух культур и цивилизаций, там, где нет покоя, пишется Новейший завет. Лидеры – мужчины, преодолев молчаливое сопротивление России, вошли в ее животворящее лоно» – гласило одно из положений новой статьи в газете босса. Понятно, кто имелся в виду в статье, не понятно было, как такое вообще можно было писать, даже за деньги. Впрочем, за деньги приходилось делать разное, поэтому, я и еще несколько несчастных, безрадостно притащились на семинар, в пригородный санатории, где нас уже ждали пара лекторов-ведущих, несколько журналистов, пишущих про оплодотворенные матки Урала, и сам Семен Моисеевич.
Мы расселись на стульях и начали семинар. Вел его обретающийся у босса бочкообразный, стареющий, с лишаевидными покраснениями на лице, массовик-затейник Михалыч. Он говорил сипящим от отдышки, прокуренным голосом. Пару ему составляла женщина с вороньим лицом и менторским тоном завуча, прошедшего краткий курс обучения в малобюджетных иезуитских школах. Картину отлично дополнял крысиной мордочкой главный редактор газеты про лидеров – Козырецкий. Речи ведущих напомнили мне собрания комитета комсомола школы, как если бы этот комитет вдруг впал в странную, граничащую с помешательством ересь и тайно присоединился к секте Аум-Синрике. Я не пытался оценивать или разбираться в речах этой троицы, а просто сидел, за спиной у коллег, стараясь, чтобы на меня не обратили внимание.
Темой семинара был ПИАР (тогда я впервые услышал это слово), в применении к прославлению нового мессии. Было, кстати не понятно, зачем меня и еще парочку менеджеров – продавцов, затащили на это мероприятие, ведь наше дело было зарабатывать деньги для босса, а не лизать ему зад. Это было делом других. Так думал я, сидя на стуле в полутемном актовом зале санатория, тем временем накал дискуссии проходил в форме следующих лозунгов:
Лидер – он и в проруби лидер (Семен любил моржевание)!
Король тяжелого машиностроения Урала!
Нам солнца не надо! Моисеич нам светит!
Ну и так далее. Журналисты старательно придумывали новые лозунги, а король сидел с видом довольного кота и наблюдал за происходящим.
Далее свита начала всерьез обсуждать, верной ли дорогой идет "харизматический лидер" и насколько правильно свита делает "короля машиностроения"? В какой-то момент решили разыграть сценку, в которой условный лидер прорывается к новым успехам и символически разрывает ленточку победителя в эстафете.
– Просим вас самому разорвать ленточку, вы символизируете для нас лидера! – подобострастно возгласил Козырецкий, обращаясь к шефу. Я поежился от запредельного подхалимажа ситуации. Шеф, однако, с готовностью встал, сделал несколько физкультурных движений разминающегося атлета и отошел в конец зала, готовясь пробежать.
– Постойте! Снимите футболку, ведь говорят, что Сергей Моисеевич такой молодой, загорелый, с красивым мужским телом…, так будет правдоподобнее, – остановил его Козырецкий. Семен Моисеевич снял футболку, и картинно
выпятив грудь, пробежал через спешно натянутую ленточку. Свита разразилась аплодисментами. «Однако!» – подумал я.Потом еще долго о чем- то говорили. Пухлый Массовик сипел, Ворона каркала, Козырецкий морщил крысиную мордочку и расставлял стулья, журналисты создавали подобострастный фон. К счастью, все же наступил вечер, и босс, насладившись славой здесь, отъехал по делам, оставив семинаристов на ночь пьянствовать.
– Ладно, я поехал, ебать тут все равно не кого, – бросил Семен Моисеевич на прощанье Массовику.
Первый день семинара завершился, и я присоединился к компании журналистов в одной из комнаток санатория. На тумбочке появилась водка и все расселись на стулья и кровати. Мне случалось пить в разных компаниях, с археологами и бандитами, солдатами и прапорщиками-контрактниками, случалось пить с дальнобойщиками, проститутками, офицерами, с подающими надежды молодыми учеными, и с состоявшимися руководителями научных школ, с гопниками, бродягами, с девушками-любовницами, с одногруппниками и одноклассниками, бывшими учителями и их родственниками, и еще бог знает с кем, но единственный раз в жизни, попав в компанию пиарщиков и журналистов, я в омерзении сбежал после первого часа. Даже водка не помогла. Перед уходом я спросил Козырецкого:
– А вот в это все, вы, правда, верите?
– Дело не в вере, а в деньгах и возможностях!
– Но это же гебельсовщина какая-то…
– Лучшего комплимента ты не мог сказать, – ответил Козырецкий.
На следующее утро, не дожидаясь Семена Моисеевича и второй части семинара, я вышел из санатория и двинулся домой по лесной тропе.
– Пусть меня постигнут санкции, но участвовать в этом бреде я больше не собираюсь, – повторял я про себя для придания уверенности удаляясь от корпусов. Во мне боролись два чувства: страх перед начальством, и возмущение от чистого подхалимажа, в котором мне предложили поучаствовать в законный выходной.
– Ну уж нет, блять! – восклицал я мысленно, когда страх брал верх. Так я добрел до остановки в лесу, вскоре подошел автобус. Успокоившись, и почти забыв о семинаре, я поехал домой.
Никаких санкций не последовало. На следующий день Лось подвел ко мне небольшого мужика и сказал:
– Собирайся, вечером выезжаешь с машиной в Тверь!
Я посмотрел на Упыря, тот не выразил никакого протеста, а значит, нужно было ехать.
Оказалось, дальнобойщик, нанятый, чтобы отвезти снятые с египетских экскаваторов движки обратно на завод, заартачился ехать без охраны. Лось, со свойственной ему решительностью и умением решать проблемы очень быстро, привстал с кресла, оглядел через стекло своего кабинета зал, и выбрал меня на эту роль. Все остальные, по его мнению, были слишком нужны на работе. Я же, сидел за какими-то техническими бумажками и перекладывал их на непонятный язык, короче, был прямым кандидатом на то, чтобы прокатится.
– Ну, так я домой? Шмотки хоть соберу? – спросил я.
– Да, давай, Пуговица тебя подбросит, через час будь у машины, – бросил Лось удаляясь в свой кабинет.
– Ты, это, если бомбить будут не ерепенься, – дал совет Пуговица – Отдавай деньги сразу, будешь целее.
Пуговица, много раз гонял машины и знал, что говорил. Еще до времени расцвета автосалонов, дилеров и прочих цивилизованных способов обрести железного коня, машины было принято покупать в конторках вокруг заводов-производителей, а покупателей таких, соответственно, было модно грабить. Несмотря на то, что в основном новую машину без номеров просто забирали, а водителей часто просто убивали и закапывали в придорожных лесках, машины продолжали гонять как из Европы, так и из городов нашей страны. Однажды Пуговица несколько часов ехал зажатый машинами бандитов по трассе, мочась на ходу в трехлитровую банку. Остановка означала смерть. Бандиты отстали, только когда Пуговица пересек границу их региона. Дальнобойщики также были законной добычей. Кто-то ездил с оружием, кто-то с охраной, но большинство, полагаясь на удачу неслись весь световой день, стараясь на останавливаться, и ночевали на охраняемых стоянках.