Пастух Земли

Жрец тоже осушил свою чашу.

— Славный напиток даёт избавленье, — произнёс он нараспев ещё одну ритуальную фразу, но тут же заговорил обычным тоном, хотя и горячо.

— Я знаю, что неправильно служу господину моему Мазде. Я молился ему, чтобы он послал мне откровение, но, наверное, я недостоин. Думаю, предстоит ещё прийти пророку, который возгласит людям благую веру. Но я знаю одно — не след служить иным богам, которые суть даэва. Этим увлечены наши родичи в Стране Городов, но чем они тогда отличаются от иргов?..

Слушать его Бхулаку нравилось, он был даже удивлён, что раньше не воспринимал мысли жреца о мире духовном настолько ярко и что они не казались ему столь безупречно логичными и верными. И вообще ему нравилось всё: и сам вдохновенный, с горящим взором, Заратахша, и звуки его арийской речи, и несколько захламлённая комната, уставленная странными предметами… Он готов был просидеть, внимая жрецу, всю вечность.

— Моя верность моему господу выше моей верности моему царю, — продолжал между тем жрец. — Хоть я до смерти верен господину моему Веретрагну, но господу Мазде я буду верен и после смерти. А ты, Шупан, кому верен ты?..

Вопрос застал Бхулака врасплох — ему очень не хотелось выступать активной стороной беседы, поскольку он погрузился в некое золотое сияние, которое расцветало не только вокруг, но и внутри него. Сияние было живым и тёплым, оно струилось, как чистый ручеёк, искрящийся под жарким летним солнцем, увлекающий сознание всё дальше на пути радости и погружая его в восторженную созерцательность.

Слова доносились до него словно откуда-то из невероятной дали, и ему казалось, что он не способен настолько громко кричать, чтобы ответ его донёсся до собеседника. Но всё же он попытался, однако потерпел неудачу — губы и язык его попросту отказывались шевелиться.

А далёкий, словно из космических глубин, голос жреца продолжал вещать:

— Не говори мне, что ты всего лишь слуга эламского царя — это такая же ложь, как и то, что ты простой купец. Господин твой гораздо, гораздо выше! Да и сам ты не просто человек — фарн твой велик! Я ведь видел, как быстро зарастают на тебе раны, а твоё золото, которые было с тобой, когда мы нашли тебя… это очень древнее золото из дальних стран, где в стародавние времена были царства колдунов. И ведь рассказ твой о даэве, который принёс тебя сюда, правдив, и ты знаешь, кто он и зачем тебя направил?

Пребывай сейчас Бхулак в обычном состоянии, он бы, конечно, тут же, в полной боевой готовности, начал словесную игру, чтобы скрыть себя и раскрыть собеседника. А может, и попросту бы его прикончил. Но сейчас ему казалось, что с ним говорит не жрец из маленького бедного степного царства, а некто больший — грозный и властный. Кому необходимо было ответить со всей откровенностью. Он и ответил:

— Господин мой видит меня, говорит со мной и держит мою жизнь в своей руке. Думаю, ни у кого больше в мире нет права именоваться господином моим.

— Он видит тебя и сейчас? — спросил Заратахша.

Бхулак покачал головой.

— Я не думаю, он не всесилен и не всеведущ.

— Вот видишь! — торжествующе произнёс жрец. — А мой и всесилен, и всеведущ, и держит в руках жизни всех людей в мире!

— Ты видел его, говорил с ним?..

— Его все видели и все с Ним говорили. Но Он слишком велик, чтобы все люди понимали это.

Мысль показалась Бхулаку очень глубокой, и он начал обдумывать её. Золотистое сияние в нём колыхалось, свивалось в спирали, рисовало странные фигуры, создавая причудливые и великолепные мыслеобразы. Пожалуй… да, Заратахша прав. Какой же Бхулак глупец, если сам до сих пор не понял этого!

Боги породили Улликумми, но кто тогда породил богов?.. Он не раз задавал себе этот вопрос, и ответа на него, кроме того, что таков закон мира, не было. А вот теперь золотые волны, кажется, подсказывали ему ответ — за всею тварью стоит что-то… Несотворённое.

Блестящие глаза жреца словно бы приблизились к нему и заглядывали прямо в душу.

— Даэва могущественны и великолепны, — говорил он. — Но поэтому они — зло! Даже сияющий Михра, хотя он один из лучших. Но они все своим великолепием и сиянием хотят заслонить от нас, людей, Того, Кто над нами всеми и создал нас всех.

— Что же делать? — произнёс, наконец, Бхулак.

Ему казалось, что это говорит кто-то посторонний — это точно был не он, потому что он сам так и продолжал пребывать в виде безгласного и недвижного, но счастливого существа в несущем его золотистом потоке. Но кто-то говорил за него, а ему было всё равно, кто это.

— Иметь благие мысли, произносить благие слова, совершать благие деяния, — ответил Заратахша, вернее, некто в его образе. — И быть свободным.

— Но… как?

— Мы все свободны изначально, а если попадаем в рабство, то лишь по собственной воле.

И это тоже было совершенно правильным. Ведь Ойно же сам выразил согласие служить тьюи. И разве Бхулак сам не говорил своим детям теперь, инициируя их: «Да будет свободным выбор твой»?.. До него вдруг дошло, что и тьюи, и он просто не могли поступать иначе — если хотели владеть людьми, а не бездушными игрушками.

— И даже даэва могут отказаться от своей злобной сущности, — говорил голос. — Это сделал Михра и другие. И ты можешь это сделать, Шупан.

— Но я же не даэва.

— Ты служишь одному из них. Но в твоей воле не делать этого.

— Но… если я лишусь Поводыря, я стану никем.

— Почему? Потому что надеешься на него?

— Нет. Потому что только он даёт мне цель. А без неё я никто — только живой мертвец, которому давно уже пора в могилу.

Бхулак раньше сам не осознавал этого, но теперь, в мире волшебной ясности и оторванности от всего, который соткала для него хаома, он понимал, что это истинная и единственная правда о его связи с небесной машиной.

— Шупан! — громко воззвал Заратахша.

Или же он не произнёс ни слово, но слух Бхулака ощутил это, словно грохот горного обвала.

— Шупан! Хоть тебя зовут и не так, я обращаюсь к тебе! Так же истинно, как я стою перед тобой, говорю тебе: ты сам способен увидеть свою цель и идти к ней. И цель эта будет ещё более огромна, чем та, что ставит перед тобой твой нынешний хозяин. Потому что — помни, Шупан! — Мазда создал фарн людей выше, чем фарн даэва!

А ведь так оно и есть — недаром боги так долго не могли победить сотворённого Улликумми! Каменный человек гордо предстоял перед богами — так же, как и все люди!

От повергающего в леденящий восторг осознания этой безумной мысли в душе Бхулака произошёл взрыв, и он окончательно утонул в сиянии, заполонившем теперь всю вселенную.