Пастух Земли

Она отчаянно глядела на него, стоя на коленях, закусив нижнюю губу, как будто испуганный ребёнок, а потом закрыла лицо руками и разрыдалась. Сквозь слёзы прорывались бессвязные фразы:

— Как я могла сказать тебе?! Ты был со мной одну ночь и ушёл. Но эта ночь была, как вся моя жизнь… И она закончилась! А потом было так много всего… плохого! Так много горя! И вот я встречаю тебя здесь — на меня как будто небо упало. Когда я увидела тебя, я не помню, как танцевала, только молила богов, чтобы ты увёл меня оттуда! Это боги нас соединили, это правда! Но как я могла тебе сказать?.. Я хотела, я правда хотела, я уже собралась ответить, что это я, когда ты назвал меня по имени. Но…

— Что «но»? — спросил мрачно слушавший Бхулак.

Поток рыданий прервался, но рук от лица она не отнимала:

— Сын… — глухо донеслось из-за них.

— Что?!

Она отняла руки и подняла к нему лицо.

— Наш сын, — в её глазах зияла боль. — Он… умер. Родился мёртвым. Старуха, которую привела Таммар, ничего не смогла сделать. Как я могла сказать тебе?

Этого просто не могло быть: Бхулак помнил свои ощущения тогда, свою уверенность, что ребёнок родится и будет жить. Всё, что говорила сейчас ему женщина, было неправильно — но ничего не оставалось, как только поверить ей. Это ведь и правда была Анат, и теперь у неё не оставалось никаких причин лгать ему.

— Расскажи, — проговорил он.

— Таммар… она была добра ко мне, и тоже очень убивалась по нашему ребёнку, всё никак не могла поверить… Она сказала мне, что я могу пока не работать. А я… тогда я перестала верить, что ты бог.

— Я и не бог, я говорил тебе это.

Анат… нет, он уже привык называть её иначе… Арэдви энергично помотала головой в знак отрицания и продолжила рассказ.

— Таммар… она скоро тоже умерла — занозила руку, ранка долго не заживала, болела, потом вся рука болела, распухла, она слегла, вся горела, лекарь её лечил, но она умерла. Гостиница досталась по наследству одному купцу, её дальнему родственнику. Он её продал, и всех девушек тоже.

Бхулак слушал, до боли сжимая зубы.

— Меня продали в Угарит, в весёлый дом, — продолжала девушка. — Но там я пробыла недолго: меня выкупил купец из Мари. Он хотел оставить меня для себя, но его караван разграбили пустынные дикари, и ему пришлось продать меня купцам из Элама. Мы долго добирались туда. В Шушане на рынке меня купили посланцы Маргуша — я слышала потом, что они заплатили очень дорого, потому что жрец, который был с ними, осмотрел меня и сказал, что я могу научиться хорошо танцевать. И по пути лазурита меня привезли в Маргу…

«В этом мире случается и не такое», — думал Бхулак.

Он очень хотел верить истории девушки, выглядевшей вполне правдоподобно, хоть и печально. Теперь он, кстати, понял, почему она говорила только на языке Маргуша, который был похож на язык Элама. Он несколько раз пытался поговорить с ней на якобы её родном арийском, но она отвечала, что он напоминает ей о доме, а это больно.

— Бхулак! — позвала она.

— Называй меня Шупан, — сурово ответил он. — Всегда — пока мы здесь…

— Значит… ты возьмёшь меня с собой? — в его словах она услышала лишь то, что жаждала.

— Я не знаю, — ответил он помолчав. — Не знаю ещё, верить ли тебе.

Она вновь закрыла лицо руками, откуда послышались сдавленные рыдания.

— Ну всё, хватит, хватит, — бессмертный или нет, Бхулак, как и всякий мужчина, не выносил женского плача.

Он вновь присел рядом с девушкой и приобнял её за плечи.

— Успокойся, я всё улажу.

— Правда? — она опустила руки и подняла-ка нему мокрое лицо.

— Конечно!

— Бхулак… Шупан, увези меня обратно в Ханаан, я больше не могу жить на чужбине! — взмолилась она.

— Может быть, — глухо ответил он. — Пойдём, нам надо вернуться в город.

Обратный путь они проделали молча, погружённые в глубокие раздумья — по крайней мере, Бхулак, который пытался понять, как все эти известия должны сказаться на текущей ситуации. Впрочем, ничего особенного он не придумал, со вздохом решив подождать и поглядеть, как будут разворачиваться события.

О чём думала Арэдви, догадаться было невозможно.

Квартал стражи встретил их смехом и пронзительными воплями. Скоро причина их открылась: городские мальчишки издевались над давешним чернявым даэвона. Выкрикивая насмешки, они швыряли в него куски засохшей глины и козьи катышы, а тот неуклюже закрывался руками. Его обезьяна сначала корчила мальчишкам уродливые рожи, а потом соскочила на землю и с визгом помчалась наутёк.

— Великий змей! Великий змей ползёт из-под земли! Он сожрёт всё небо! — верещал убогий тонким голоском.

Бхулака передёрнуло. Он уже было хотел заступиться за беднягу, но его опередил один из стражников, замахнувшийся на маленьких паршивцев дубинкой, после чего они бросились врассыпную. Дурачок тоже неуклюже заковылял в переулки, где уже скрылась его макака — там, по всей видимости, они и ночевали в некой грязной норе.

— Небо всё ближе! — прокричал он, пробегая мимо Бхулака и Арэдви. — Скоро придёт змей!

Его лицо, искажённое безумием, перепачканное грязью и навозом, почему-то показалось Бхулаку зловещим, и он отвернулся.

Вечером дома они почти всё время молчали: Бхулак продолжал думать над разными вещами, Арэдви тоже не выражала особого желание вести разговоры. Он заметил, что она ещё несколько раз плакала тайком. Когда они наконец легли, девушка, пролепетав что-то, заснула почти мгновенно. А он всё не мог, лежал на спине, слушая тихое посапыванье Арэдви и глядя в потолок. Он знал, что сейчас нужно сделать, но ему страшно этого не хотелось. Однако откладывать не имело смысла.

Решив это, он тотчас оказался в тайной комнате своего разума.

Поводырь в образе Ментухотепа величественно восседал на троне Чёрной земли при всех своих атрибутах: пшенте — двойной короне с уреем, полосатом платке немесе, со скипетром и царским цепом в руках. Он редко появлялся перед Бхулаком в столь официальном виде — похоже, тоже полагал, что разговор предстоит нелёгкий и важный.

— Ты знаешь про Анат? — сразу взял быка за рога Бхулак.

Царь важно кивнул.

— Мне известно всё, что с тобой происходит.

Голос его был ровным и отстранённым.

С некоторых пор Бхулак сильно сомневался во всеведенье своего покровителя, но сейчас его интересовало другое.

— Это ты сделал так, чтобы мы встретились? — за тысячелетия общения с машиной он уяснил, что, если задавать прямые и ясные вопросы, её ответы, скорее всего, будут такими же. Хотя порой и излишне многословными — как получилось и теперь.

— Я искусственный интеллект, созданный для разработки стратегий и координации миссий эмиссара и для обеспечения его эффективности. В том числе и помощи в удовлетворении его биологических потребностей — но лишь в тех случаях, когда это необходимо для реализации миссии. Однако следование эмиссара животному инстинкту размножения под данную категорию потребностей не подпадает, а потому твои отношения с самками несущественны.