Пастух Земли

Машда, иногда всё ещё посещавший храм, чтобы купить ночь с одной из танцовщиц, перестал осведомляться об Арэдви — видимо, уяснил себе ситуацию и не питал больше надежд. Так что счастью пары не осталось препятствий ни внешних, ни внутренних.

Тревога о будущем Бхулака, конечно, периодически посещала — он не забывал ни о многочисленных врагах, ни о сложностях своей миссии, ни о по-прежнему не проявлявшемся Поводыре. Да и не мог бы забыть — достаточно часто сталкиваясь с Заратахшей. Тот, однако, тоже много про их тайные дела не распространялся — лишь коротко упоминал, что обстановка не изменилась и новостей нет, и тут же начинал говорить о других вещах. И он никогда не напоминал об их беседе под воздействием хаомы — ещё одно тревожащее воспоминание Бхулака. Тот никак не мог понять, что из слышанного и пережитого им тогда было реальным, а что навеял дурманящий напиток, но тоже почему-то опасался заговаривать об этом со жрецом.

Зато они много беседовали о различиях разных народов в их образе жизни, языках и вере, и об их глубинном братстве. Бхулаку было что сказать по этому поводу, и порой он жалел, что не может быть на этот счёт до конца откровенным с человеком, который мог уже, пожалуй, называться его другом. Хотя личность его вызывала множество вопросов, ответов на которые пока не было. Во всяком случае, Бхулак всегда помнил, что человек этот каким-то образом проник в его самую сокровенную тайну, и внутреннее всегда, даже в самой приятной беседы, пребывал настороже.

Что касается Аиряши, то тот исчез еще в начале зимы. Сначала, посещая посольство, Бхулак думал, что просто не сталкивается с ним, но потом спросил об его отсутствии Заратахшу и услышал, что молодому жрецу пришлось вернуться на родину, поскольку оттуда пришло известие о тяжёлой болезни его отца. Если старик умрёт, Аиряша встанет во главе клана Спитама. Это опечалило Бхулака — он успел привязаться к юноше и недоумевал, почему тот не нашёл времени с ними проститься. Похоже, и Заратахше не хватало его ученика и помощника.

Позже, однако, Бхулак понял, что с отъездом молодого человека тоже не всё так просто. Но сейчас он не думал ни об Аиряше, ни о Заратахше, ни о Машде с Мелуххой, ни даже о Поводыре. Вообще ни о чём — лишь упивался любовью и благоуханным воздухом. От избытка чувств он рассмеялся и подхватил девушку на руки, закружившись вместе с ней по поляне. Она тоже заливалась мелодичным смехом, которому, как казалось Бхулаку, благоговейно внимают небо и земля.

С размаха он навзничь повалился в густую зелень, увлекая за собой Арэдви, которая оказалась на нём сверху. Они катались по земле и целовались, как два подростка — пока от напора чувств и счастливого смеха не обессилили и не притихли.

— Шупан, — еле слышно произнесла она спустя несколько минут молчания. — Что будет со мной, когда ты уедешь?

— Что?! — грубо вырванный из блаженной неги, он приподнялся на локте, с недоумением глядя на девушку.

— Что будет, когда у тебя не останется дел в Марге? Ты ведь оставишь меня здесь? — она тоже приподнялась и глядела на него серьёзно и прямо.

— Ты ничего не знаешь о моих делах, — с досадой проговорил он.

Уже не в первый раз Арэдви пыталась проникнуть в ту область жизни Бхулака, в которую он не хотел её пускать. Он твердил себе, что это естественное желание женщины узнать о своём мужчине как можно больше, что это беспокойство о своей дальнейшей судьбе, об их отношениях, на которое ещё наложилось простое любопытство. Но тысячелетний опыт заставлял его замечать и запоминать каждый из таких случаев.

— Конечно, господин, — она смиренно опустила глаза, что не смогло обмануть его — он видел, что она собирается продолжать неприятный разговор.

И он был прав, потому что она заговорила опять:

— Хуту-Налаини ни за что не продаст меня тебе — ни за какое золото. Значит, ты покинешь меня здесь.

— С чего ты взяла, что я вообще собираюсь уезжать из Марга? — буркнул Бхулак.

— Но ведь рано или поздно ты совершишь то, зачем приехал сюда.

— Может быть, я не собираюсь делать этого, — усмехнулся он. — Может быть, я хочу остаться здесь, рядом с тобой…

— Ты не можешь, — убеждённо сказала она.

— Почему?

— Потому что ты верблюд.

Он воззрился на неё с удивлением.

— Потому что, как верблюд, всегда идёшь к цели, и рано или поздно её достигаешь, — пояснила она.

Она была, вообще-то, права, но ей не должно было быть до того никакого дела.

— Верблюды тоже устают, — заметил он.

— Да, но всё равно всегда доходят туда, куда их послали. Но если…

— Что?

— Если… ты силой заберешь меня?

— Похищу? Но тогда настоятель пожалуется Святому человеку, а тот — моему царю, и нам уже не будет места ни в Аккаде, ни в Эламе…

— А если… вдруг получится так, что жрецы и великие больше не будут править Маргушем?

Это было уже не просто тревожно, а подозрительно — она явно имела в виду готовящийся мятеж!

— Почему ты говоришь так? — спросил он нарочито мягко и почти расслабленно, но внутренне напряжённо ожидал ответа.

Но она лишь с легкомысленной улыбкой повела плечами.

— Девушки приносят слухи с базара, — прозвучало это вполне простодушно, и Бхулак не почуял в её словах ни малейшей тени коварства.

— Люди голодают от неурожая и недовольны, — продолжала Арэдви. — В Маргуше и раньше были восстания, и правителей убивали. Если и в этот раз так случится, может быть, ты сможешь забрать меня из храма? Ведь тогда твой царь, наверное, не станет слушать свергнутых владык?

Что же, это выглядело убедительно. Не теряя осторожности, в душе Бхулак перевёл дух — подозревать возлюбленную в тайных помыслах было очень неприятно. На самом деле, он сам множество раз задумывался об их дальнейшей с Арэдви судьбе, но, поскольку сам ещё не решил, как поступит дальше, предоставлял это дальнейшему ходу событий. Потому лишь сказал с глубокой нежностью, которую и правда испытывал:

— Я тебя никогда не оставлю!

И заключил девушку в объятия, в которых она охотно и грациозно утонула

— Твои губы сладки, как плоды граната, зубы твои, как жемчуг Дильмуна… — пробормотал он несколько блаженных мгновений — или часов — спустя.

— Ты бог, — едва слышно пролепетала она. — от тебя пахнет вечностью…

На Бхулак словно рухнули небеса. Это не могло быть случайностью, не могло быть совпадением — Арэдви не могла сказать ему те же слова, которые когда-то сказала…

— Анат! — крикнул он, оттолкнув её и вскакивая на ноги. — Всё-таки ты — она!

За это мгновение он понял, что всегда, с самого начала, знал: Арэдви — это Анат, девушка из Библа. Может быть, просто не хотел себе в этом признаваться, чтобы не усложнять свою и так непростую жизнь, чуть подольше побыть в расслабляющем и незамутнённом счастье.

Терзавшие его ещё недавно подозрения, что девушка как-то связана с людьми Мелуххи мгновенно были забыты — не это было её тайной, тайной было нечто совсем другое, то, чего он никак не мог понять!