Пастырь Добрый

Батюшка показал мне всю высоту души и жизни о. Константина и грязь моей души, всю низость и скверность моего поведения в данном случае и вообще. Отец мой духовный все мне дает, а я ему — ничего. Он во мне не видит ничего, на чем бы можно было утешиться: ни послушания, ни кротости, ни терпения, ни смирения во мне нет. А без этого, что можно ожидать от человека, кроме самого плохого?

Я стала чувствовать, что я своим поведением мучаю святого и что я хуже грязи. Батюшка говорил, что всякому хорошему человеку противно иметь дело со мной, что я давно погибла бы, если бы не молитвы о. Константина. Только ими и держусь.

Батюшка не находил слов описать мне то место ада, где бы я находилась без отца Константина. И батюшка снова в жалостливых словах описал мне состояние духовного отца, заботившегося о спасении взятой им души, находящейся на краю гибели.

— Да знаете ли вы, что такое духовный отец и как вы должны относиться к нему?

И батюшка стал объяснять мне, что такое послушание, что значит отдать свою волю другому и кем является в духовной жизни руководитель и духовный отец.

Он говорил сильно, резко и сурово. Каждое его слово бичом отзывалось в душе моей. Старец о. Алексей внушал мне основы духовной жизни, раскрывая их трудности, и требовал от меня без милосердия точного исполнения их, без всякого отступления. Он говорил, что духовный отец есть как бы ангел, посланный с неба возвещать человеку повеления Божьи. Что слова его должны приниматься с трепетом, как слова Самого Господа. Каждый шаг, каждое движение души должно быть известно ему. На все, на самое малейшее дело должно спрашивать благословения у него. Дохнуть без его разрешения нельзя. От него не должно ожидать себе ни утешения, ни ласки. Просить, когда нужно, чтобы принял, а если не примет сразу (а может и не принять, сколько раз найдет нужным), просить со смирением еще и еще. Если примет на пороге, быть и этим довольной, а если выслушает и допустит до себя, то быть этим счастливой, как получившей великую от него милость. В откровениях ничего не утаивать, себя не оправдывать. Как ни стараться хорошо жить, всегда считать себя виноватой перед ним. Спрашивать его о чем–нибудь надо так: если можно, разрешите и благословите. Спрашивать раз. Если откажет, второй раз не приставать, так как если разрешит при вторичной просьбе, благословение его уже будет недействительным, как вынужденное, и это спрашивающему вменится грехом непослушания. Нужно, если получаешь отказ на первую просьбу, ответить: простите и благословите. Простите, что недолжное, значит, спрашиваю у вас, и благословите на повеленное вами. Начинать говорить только, когда он первый начнет. Подходить только, когда он позовет сам. Не дожидаться, когда он что–нибудь велит сделать, а угадывать желания его. Слушаться его безпрекословно и с радостью, не спрашивая зачем и почему. Ни воли, ни желаний, ни мыслей своих не иметь. Сегодня скажет одно — соглашаться с ним, завтра скажет другое — соглашаться и с этим. Сегодня скажет сделать одно, завтра противоположное заставит сделать — в обоих случаях безпрекословно слушаться его. Он имеет власть послать на смерть и нельзя спрашивать зачем.

Отец духовный — всё для души, идущей ко Христу, душа же эта — ничего перед ним.

— Поймите же вы, что это неизреченная милость Божия к вам, что о. Константин согласился взять вас. А вы так поступили с ним! Понимаете ли вы теперь, что требуется от вас?

— Понимаю, батюшка, больше никогда не буду.

— Помни же, что ты ничто, хуже, чем ничто! Ты хуже грязной тряпки, которой пол подтирают! Поняла? И чувствовать это должна! Ты должны быть, как тряпка, которую можно комкать и бросать, как угодно. Он может делать с вами, что хочет, он может убить вас. Без его молитвы и помощи вы шагу не можете ступить! Поняла, что наделала?

— Поняла, батюшка, простите!

— Поняла, что нужно делать?

— Поняла батюшка, простите!

— Ну, идите. О. Константин вам небось никогда не говорил таких вещей. А я–то как был рад, что вы попали к нему! Так за вас радовался! А теперь… — и батюшка тяжело вздохнул и с укором посмотрел на меня. — Я ж буду просить Его, чтобы Он простил вас, — добавил он.

И потом часто батюшка говорил так, и я не могла понять — кого «Его», и только когда я давала батюшке обет послушания, я поняла, что назвал Его — Бога, и что это был ответ на мое слезное прошение к Нему тогда, в Страстную пятницу.

— Сейчас идите и вымаливайте себе прощение у о. Константина, если только он простит вас, — сказал батюшка.

— Да ведь он меня, батюшка, простил. Глаза его мгновенно сверкнули:

— Мало вам?

Молча повалилась я ему в ноги и вышла, не смея просить ни прощения, ни благословения.

Взошла я к батюшке, чувствуя, что я что–то, у меня еще было свое «я», вышла же я от старца о. Алексея с сознанием, что я ничто, и в недоумении, как ко мне, такой грязной, будут относиться люди. У меня было ясное чувство, что надо мной о. Константин, который мог убить меня, и о. Алексей, который мог сделать со мной все, что хочет. Скажи он мне в огонь броситься, я, не задумываясь, исполнила бы. Я чувствовала, что двигаюсь, живу, дышу не по своей воле, а по воле о. Алексея, и как только он найдет это нужным, я, где бы то ни было, перестану существовать.

Прихожу к о. Константину, валюсь ему в ноги и все рассказываю. Он крепко задумался, потом благословил меня и сказал:

— Бог простит. Скажите батюшке о. Алексею, что я давно вас простил, давно.

Все время я была под впечатлением батюшкиного гнева и глубокое чувство вины моей томило меня.

Вскоре прихожу к батюшке. Молча повалилась ему в ноги. Он не благословил и только спросил:

— Ну что?

Я передала слова о. Константина.

— Какой он у вас! Ах, какой он у вас! И с таким вы могли так поступить!

И снова он начал выговаривать мне мое поведение. От тоски у меня защемило сердце.

О. Алексей сел в постели и темными–темными своими глазами приковал меня к месту. Я стояла перед ним на коленях и прямо смотрела ему в глаза. Я чувствовала, что ни одним членом не могу пошевельнуться и что даже мыслей у меня нет.

— Как должна слушаться отца твоего духовного?

— До смерти.

— Можешь иметь свою волю, свои желания?

— Нет.

— Кем он является для тебя?

— Ангелом, посланным с неба.

— Он может делать с тобой, что хочет?

— Может.

— Он пошлет тебя на смерть?

— Может.

— На крестную смерть?

— Может.

О. Алексей весь наклонился ко мне и, не сводя с меня глаз, медленно проговорил:

— И ты пойдешь? — Мгновенно в душе моей что–то дрогнуло и я в порыве любви и восторга горячо сказала:

— Пойду, батюшка, пойду.

Молнией вспыхнуло что–то в о. Алексее и потухло. Я задумалась и всем существом своим, глядя в упор на него, медленно произнесла:

— Пойду!

О. Алексей отвернулся и сказал:

— Помни, что это все ты говорила не кому другому, а о. Алексею.

— Да, батюшка, знаю.

Он посмотрел на меня внимательно, как бы изучая, насколько вошло в меня его учение, и сказал:

— А в чем вы просили прощения у о. Константина?

Я удивилась, но покорно ответила:

— В том, что сделала постом.

— А что вы сделали постом?

Я все так же покорно сказала:

— Хотела бросить духовную жизнь и уйти от него.

Воля моя была сломлена: о. Алексей мог заставить меня делать и говорить все, что только ему ни вздумалось бы.