Паучий случай
Шрифт:
Подлый фломастер продолжал пачкать бумагу. А еще был невкусным. Его пытались ухватить лапой, но фломастер оказался проворней.
Унитаз расстроился. Он был забыт. На него махнули пушистой лапкой. И дали понять: «До встречи. Подрасту, тогда мы встретимся!». В расстроенных чувствах он журчал и требовал внимания.
Никто больше не греет его седельце. Его бачок разбит. Смысла жить дальше нет. Унитаз поклялся, что навсегда будет холодным и бесчувственным. И в самый ненужный момент обдавать противным фонтанчиком попу наследника.
У нас появилась новая
Над зеленым фломастером стоял юный тиран. Он смотрел на него сурово. Что-то вроде «Рисуй, смерд!». Но фломастер не рисовал.
Юный диктатор подпихивал его лапой. Намекал. Так тонко, как мог. Но фломастер был неумолим. Ни тебе Рембранта. Ни Шишкина. Одно сплошное разочарование.
Я с улыбкой смотрела на сосредоточенного паучонка. Мех на попе воинственно топорщился. Лапка требовала рисунок.
Паукашечка расценил это, как неповиновение. И решил, что это — неправильный фломастер. Правильный на столе! А этого, зеленого не уважали даже разноцветные родственники.
Коричневый фломастер скатился вслед за зеленым. Но тоже не собирался устраивать «Дисней». Его засунули в рот. Это был знак серьезности намерений.
«Шмотри и трепещи! Это может быть и ш тобой!», — намекал паукан зеленому.
Но зеленый, видимо, недолюбливал братьев и сестер. И рисовать отказывался.
Через минуту по комнате бегал саблезубый паук — вампир. Два фломастера торчали у него изо рта. Бивни придавали паукану сразу плюс сто пятьсот к храбрости. Он разгонялся и врезался ими в подушку.
Я понимала две вещи. Мир должен быть познан. Ремонт лучше планировать лет через пять.
Выдохшись, моя саблезубик пополз ко мне. Один фломастер был потерян. Второй пожеван и выплюнут на стол.
— Не рисуют? — улыбнулась я, замыслив вселенскую хитрость.
Паукан смотрел на меня жалобно.
— Совсем-совсем не рисуют? — сочувственно прошептала я. И взяла рукой фломастер.
— А ты попробуй, — я дала ему в лапы открытый фломастер.
Две лапы пытались ухватить его, но подлый фломастер падал. Иногда даже со стола.
— У-у-у, какой нехороший! — заметила я. Паук держал фломастер всеми лапами. Но он тоже не хотел рисовать. Фломастер во рту поставил галочку на листе. И все.
— Ипусий слусяй, — вздохнул мой пауканчик. И пригорюнился. Где-то в уголке юного космонавта ждал его верный космодром. Я стояла рядом с пауканом. В качестве моральной поддержки.
Центр управления полетами внимательно следил за космонавтом. Космонавт сурово передавал приветы на землю. Он обхватил горшок всеми лапами, как крышечка. Пять минут — полет нормальный.
Я уже отчаялась, рисуя цветочки, паровозики, кукол. Все бесполезно. Возможно, он слишком мал. И я требую от него невозможное.
Оставалась последняя хитрость. Если уже и она не сработает, то я сдаюсь! Сдаюсь на металлолом, как рухлядь. Где недорого принимают безответственных нянь. С О.Р.А.Л. и А.Н.А.Л?
Паукан сидел на кровати. Он обиделся. На весь несправедливый мир.
Я
вышла из-за стола, оставив все на местах. Открытый красный фломастер лежал возле бумаги. И направилась к выходу из комнаты. Всем видом имитируя неотложные дела.Спрятавшись за дверью, я затаилась. Если кто-то помешает, я лично, своими руками прикончу его!
Уставившись в замочную скважину, я внимательно наблюдала за пауком. Он ловко соскочил с кровати. Осмотрелся.
Через минуту на полу неуверенно стоял ребенок. Значит, он уже ходит. А это означает, что он превращается в человека, когда никого нет. Странно. Он залез на стул, причем довольно ловко. Маленькие пальчики схватили фломастер.
— Нет, только не в рот, — закусила я губу.
— Бе! — послышалось из комнаты. — Ипу-у-усий слу-у-усяй!
О, с каким выражением это было сказано!
Меня потрогали за плечо.
— Пшли вон! — змеей прошипела я, отгоняя ногой «зрителя».
— Это что еще за… — послышался строгий голос. Я выпрямилась, глядя на его величество. И тут же прижала его к стене, встав на цыпочки.
— Тс! — прошипела я на него.
«Ну-ну!», — посмотрел на меня опасный взгляд.
— Я пришел выполнить отцовский долг, — мрачно заметил Риордан. — Ты почему не с ребенком?
— Тише! — взмолилась я, нервно облизывая губы. Схватив отца за руку я подтащила его к замочной скважине.
— А не проще ли открыть двери? — мрачно произнес отец.
— Нет! — дернула я его вниз. — Смотрите!
На стуле сидел маленький принц. На попке был красный поцелуй горшка.
— Он превращается в человека, когда никого нет рядом. Ребенок чего-то боится. И я пытаюсь выяснить чего, — шепотом пояснила я. — На ковер не наступайте.
Я беззвучно открыла двери. На стуле стоял на коленях принц. И делал «каляку-маляку». Ставил автографы везде, где только можно.
По привычке я поползла вдоль стены, обходя ковер дальней дорогой.
— Ты что делаешь? — удивился отец. Он был логиком. И видел короткую дорогу. Прямой путь.
— П-п-предохраняюсь, — закусила я губу, видя тонкую подошву «домашней» обуви.
Внезапно бледное лицо прямолинейного отца исказила боль. Он закрыл глаза и нервно сглотнул.
— Ай! — беззвучно произнес он. Из сапога торчала какая-то железная скоба.
Я пыталась прочитать по губам ругательства, но это казалось непереводимой игрой слов. Впервые наступив на «Лего» босой ногой я хотела поделиться с миром всем, что я о нем думаю. Но получилось что-то вроде: «Ах, почему люди не летают!».
— С боевым крещением, — вздохнула я, пытаясь помочь. И опасливо проверила ногой островок ковра.
— Убрать его, — процедил Риордан. Выдергивая скобу из подошвы.
Упрямство нашему величеству было не занимать. И с воистину королевским достоинством «сапер» в сапогах на тонкой подошве продолжил свой путь по ковру.
— Аааааа!!! — беззвучно выдал папа. Хищные джунгли снова нанесли предательский удар.
Я поморщилась. Его величество обзавелось третьим глазом. Глазом-гвоздиком. Прямо на подошве.