Паучий случай

Мне искренне хотелось, чтобы он третий глазик дал возможность Риордану заглянуть в будущее. В те неизведанные джунгли ковра. Которые хранят опасность для любого путника.

Выдернув игрушечный глаз, он бросил его об стену. Потом хмуро посмотрел на меня. Счастливый отец еще не знал, что кроме ковров опасность таят еще и кровати и кресла.

Подозрительная нога шарила по ковру впереди себя. Эдакая балерина сорок шестого размера.

— Молодец, так держать, — шептала я. И переживала, как за себя.

Ковер закончился. И удостоился презрительного взгляда. За нанесенные увечья его выпорят привселюдно на площади. Шучу!

Кресло неподалеку от увлекшегося наследника пустовало. Я очень хотела предупредить. Но не подумала, что он сядет прямо туда!

Такое лицо бывает у нехороших тетечек. В тот момент, когда они сидят на нехороших дядечках. А бедная няня отбирает у ребенка пульт от телевизора. «Ночной канал для взрослых», — главный враг няниных нервов.

Рука Риордана скользнула себе под попу. Эпоха географических открытий закончилась какой-то металлической осью. И раненым полушарием.

Малыш увлеченно рисовал. Фломастер скрипел. Бумажки падали на пол. Я стояла рядом с креслом, прислонившись к ручке. Моя рука безвольно висела в воздухе. Пока к ней осторожно не прикоснулась другая.

Я молчала, глядя на ребенка. Пальцы гладили мою ладонь. И требовали, чтобы я подошла поближе.

— Нет, — сдавленным голосом прошептала я. Чувствуя, как все внутри дрогнуло.

Глава семнадцатая. Мастер «ой-фу»!

Я стояла и чуть не плакала. Мне безумно хотелось прикоснуться к нему. Но я знала, чем это может закончиться.

В это мгновение мне было ужасно одиноко. Я чувствовала, как теряю его. Его прикосновения становились едва ощутимыми. А потом исчезли.

Растворились в страшном слове «нельзя». Я просила себя остановиться. Но не могла. Ком слез застрял в горле.

Я пыталась глубоким вздохом прогнать его обратно. Страшное слово «никогда» заставляло делать глубокие вдохи. Маленькое расставание, к которому я готовила свое сердце, оказалось страшнее, чем я думала.

— Я сейчас хочу выяснить, чего он боится, — прошептала я.

И опустила глаза на бледную руку, лежащую на ручке кресла. Мои пальцы прикоснулись к ней. И все снова стало хорошо.

Словно глоток воздуха. Я дышу и не могу надышаться. Мои пальцы поймали и удержали.

Нежная рука осторожно повела меня к себе. И я послушно, без всякой магии, шла за ней. Мою талию обняли и бережно усадили себе на колени.

Мои напряженные пальцы впивались замок его рук. Это уже не волшебство. И не проклятье. Мне на плечо положили голову. Поднимая прядь моих волос ветерком дыхания.

В окно било солнце. А перед глазами оживала картинка мечты. Разбросанные игрушки, малыш и нежные руки, которые меня обнимают.

Я представляла ее столько раз. Я искала того, кто мог бы быть этим «кем-то» в нашем мире. А они ждали меня здесь. Отец и сын. Мой малыш. Который сопит: «Ипусий слусяй!».

Я чувствовала, как его нежное поглаживание по покрытой мурашками коже, завораживает меня.

— Ребенка что-то пугает, — прошептала я. — Поэтому он не хочет принимать облик человека.

— Ты уверена? — послышался шепот.

— Да, — твердо сказала я. И вспомнила, как ловила его по всему замку. — Я подозреваю, что это «что-то» было в той комнате.

— Я тяну время, как могу, — послышался тихий голос. — Скоро я обязан дать бал. И представить на нем наследника. Если бала не будет, ситуация усугубится. Просто так бал не отменить.

— Как скоро? — спросила я, подозревая худшее.

— Завтра ночью, — послышался ответ. — Перенести его я уже не смогу. Я должен был представить наследника раньше. Намного раньше.

— А нельзя ли найти похожего мальчика? — осторожно спросила я.

— Нет. Не ты первая додумалась до этой гениальной идеи. В истории уже были такие случаи. Гости запоминают внешность наследника до мельчайших деталей, — прошептал голос мне на ухо.

— Я не представляю, как это вообще сделать… Будет столько людей. Он может испугаться, — с ужасом прошептала я. — Я не знаю, чего конкретно он боится.

— Ребенка нужно показать ровно на пару минут. Мне нужно, чтобы он продержался эту пару минут. Пусть делает, что хочет, но только не обращается в паука, — прошелестел голос на ухо.

Легко сказать «пара минут!». Я не знаю, что мне делать, чтобы триумфально вывести малыша за руку. Нет, если папа хочет, то пусть поднимает его, как Симбу.

— Ну да, — выдохнула я, округляя глаза. — Все хотят посмотреть на этого милого ребенка.

Милый ребенок тем временем повернулся. Все лицо у него было разрисовано. Зеленый язык с красными разводами выглядел впечатляюще. Я-то — привычная, а вот папа впечатлился.

— И что же ты нарисовал? — спросила я, боясь спугнуть. Стопка «каляк-маляк» лежала на столе. — Папа, подойдите-ка сюда.

На столе лежал рисунок. Жирный треугольник с подобием кружочка. Из треугольника росли палочки. В целом треугольник напоминал матрешку — паука.

В уголке ютился маленькая крокозябра. Она как бы обиделась и ушла. А рядом с жирным треугольником была еще одна «каляка-маляка».

— Восхищайтесь, — прошипела я.

— Чем? — прошептал отец.

— Тоже мне, ценитель искусств! Будете плохо восхищаться, на всю зарплату закажу гобелен. В виде этой картины. И он будет висеть над троном.

— Я ничего в этом не понимаю, — тихо произнес Риордан. Но честно пытался разглядеть великий смысл.

— Как вы думаете, что это? — спросила я, показывая шедевр семейной живописи.

— Это то, что я бы не хотел встретить в темноте, — честно признался папа. — Особенно это.

Он показал на паучий треугольник рукой.

— Мамонт! — радостно заявил принц.

Я посмотрела на свой портрет. Либо я давно не брила ноги. Либо это еще один беспощадный ребенок. По моим размерам можно было смело сказать. Ем я все свободное время. Без перерыва на переваривание.