Паутина миров

Лицо Александра Сергеевича также носило отпечаток былой привлекательности, а то и красоты, однако теперь остались неизменными только яркие зелёные глаза. К сорока годам Ранецкий окончательно облысел, зубы содержал в плохом состоянии, а кожа на лице заметно потускнела, и имела сеть многочисленных и неуместных морщин.

"Сам виноват", - самокритично высказывался на этот счёт мастер Ранецкий.

Периоды запоя перемежались у него со временами трезвости, которые рано или поздно прерывались, и Александр уходил в пике очередного штопора. Коллеги на работе его всячески покрывали и выгораживали, но большие начальники уже давно и косо смотрели на Ранецкого. Однако не увольняли до поры, так как специалист он был неплохой, а замену, поди разыщи на ту смешную зарплату, что выплачивала родина своим верным сынам.

Это и спасало Сергеича от увольнения. А пока...

Шеф действительно на планёрке не появился, исчезнув в неизвестном направлении. Табельщица объявила, что начальник уехал на совещание в главк, и сегодня его уже не будет. Публика в кабинете зама по производству заулыбалась, захихикала и радостно загомонила. Многие были наслышаны о том, с кем и как совещался начальник, особенно по пятницам после обеда. В общем, упомянув о главном и насущном, руководители участков и секторов разошлись по-быстрому, ибо краткость - сестра таланта.

Когда Ранецкий с Гридневым вернулись в кабинет, там уже сидел Петрович. Бригадир ожидал мастеров, предвкушая продолжение. Опять же с бутылкой водки. Молодец! Успел-таки!

Ага! Угу!
– в разнобой высказались мастера. Расслабившись после планёрки Юрий с Александром были не против. Почему бы и нет? Опять застелили стол газетой. Сообразили кое-какую закусь. Появились три рюмки и три вилки. Наливай! Шесть глаз заблестели, шесть ладошек запотели, три горла сглотнули слюну. К концу рабочего дня друзья были хороши, веселы, остроумны, и жаждали добавки.

– Зайдём?
– поинтересовался бугор.

– Зайдём!
– согласился Юрий Владимирович.

– Полирнёмся по чуть-чуть, - уточнил Ранецкий.

– Ага!
– произнёс кто-то из троих.

– Угу!
– повторило эхо.

Сходу заглянули в близлежащий бар, и просидели там пару часов, полоща рот крепкими коктейлями. Потом посетили забегаловку попроще, и задержались там ещё на часок, где пили водку с добавлением портвейна. Не угомонившись и после этого, зашли в гастроном, взяли литровую бутылку водки, три бутылки пива, нарезной батон и несколько плавленых сырков "Дружба". Хоть и было уже темно, не сговариваясь, направились к морю. Добравшись до шуршащих о гальку волн, расположились на развалинах древнегреческого города, уничтоженного гуннами в 5 веке нашей эры. Исторический заповедник был тих и тёмен, как некоторые картины Малевича. Расположившись на "Отдыхающем Геракле", друзья выпили по полной за древних греков и их великую культуру. Вспомнив о том, что Эллада - это колыбель демократии, выпили ещё по одной. Третий тост посвятили геройской гибели спартанцев в битве при Фермопилах.

В черноте небес светила полная Луна. Далёкие звёзды подмигивали землянам из бездны Млечного Пути. Ночь вступала в свои права.

К тому времени, Петрович крепко уснул под дорической колонной. Юрий Владимирович пошёл "отлить", и не вернулся. Мастер же Ранецкий, сначала не дождался Гриднева, потом не смог разбудить бригадира, после чего - обиделся на обоих.

"Ну, и что делать?" - спросил он сам себя.
– "Скукотища!"

"Иди домой", - шепнул ему внутренний голос, - "и ложись спать".

Александр Сергеевич кивнул:

"Пожалуй, я так и сделаю".

Производственный мастер медленно встал с плеча "Отдыхающего Геракла". Держась за кудрявую бороду олимпийца, сосредоточился, с трудом удерживая равновесие. Дойдя до кромки воды, умылся. Стало легче, однако в туфли проникла вода.

"Чёрт с ними!" - махнул рукой Ранецкий.
– "До дома рукой подать".

Сергеич сунул в сумку недопитый пузырь, туда же уложил непочатую бутылку пива и остатки батона с сырками. Затем он долго рылся в карманах, разыскивая сигареты с зажигалкой. Далее, он с удовольствием закурил, и углубился в черноту ночи, где поджидала его красотка-неизвестность.

А ночью Ранецкому приснился сон о событиях из его давно ушедшей юности. Сон о реальных происшествиях, случившихся с ним в период между окончанием училища и призывом в армию. Сновидение о делах давно минувших дней, которые не вспоминались им с того самого лета, когда имели место быть. То есть, двадцать три года. Почти четверть века. Странно!

Эта история совершилась тогда, когда голову Александра украшали густые и длинные светлые волосы, а улыбка его была ослепительна и белозуба. В те времена он был зеленоглазым блондином, имел прекрасный цвет лица, а тело носило равномерный загар, как у итальянцев из Сан-Ремо. Сашкин рост значительно превышал метр восемьдесят, и на тот момент он занимался в полулегальной платной секции рукопашного боя. Юноша был широкоплеч, узок в талии, и мускулист, походя внешне на античные греческие статуи. В общем, юный Александр отличался атлетичным сложением тела, был красив лицом, прекрасно дрался, и был смел, как его известный тёзка из Македонии.

Красавчик Ранецкий, - говорили о нём девушки, уточняя, что Саша не просто симпатичен, интересен или смазлив, а по-настоящему красив, как

те же парни из того же Сан-Ремо. Сашка знал о подобных разговорах, и, что там говорить, они тешили его не устоявшееся юношеское самолюбие, ибо девушек он любил больше всего на свете. А юные красавицы отвечали ему тем же. Такая вот взаимность.

Нынешней осенью Александра должны были призвать в ряды ВС СССР, а потому летом, по просьбе бабушки, он приехал к ней на недельку погостить. Приехал-то на недельку, но вышло по-другому.

Судьба-а!

Деревня Глуховка. 80-е годы.

Автобус довёз юного Ранецкого до села Раздольное, которое находилось в двух часах езды от областного центра. Далее до деревни Глуховка, где проживала бабушка, следовало добираться двумя путями. Либо дожидаться автобуса, который следовал в деревню через три часа. Либо идти пешком через лес, километра три-четыре. Александр, ни секунды не сомневаясь, выбрал лесную прогулку.

Каждое год, вплоть до пятого класса, родители отправляли сына на всё лето к бабушке, а потому местный лесной массив между Раздольным и Глуховкой Александр знал хорошо. Он часто бывал здесь, то с дедом, то с дядькой, то с местными пацанами, а то и сам. В одиночку. По грибы и ягоды. Бывало и просто так, под настроение прогуливался, ибо в лесу ему нравилось. Ни тебе домов, ни тебе машин, ни тебе людей. Красота!

В общем, пошёл пешком.

На половине пути Александр почувствовал то, чего уже ждал какое-то время. Саша ощутил ЕГО присутствие, и свернул с тропы. Теперь молодой человек находился в самой середине лесного массива.

– Карр!
– раздался над головой хриплый клёкот старого ворона. Птица сидела на ветке, и, вцепившись в дерево когтистыми лапами, раскачивалась туда-сюда. Ворон задиристо размахивал крыльями, громко щёлкал клювом, и внимательно рассматривал Александра чёрными бисеринками умных глаз.

– Жив, бродяга!
– вслух произнёс Сашка, глядя на ворона.
– Значит, я на верном пути.

Сначала вдруг резко похолодало, будто прорвалось с севера дыхание Арктики. Помня об этом, Ранецкий достал из сумки тёплую куртку.

"Так и должно быть", - подумал он.

После этого юноша ощутил лёгкое покалывание кожи. Словно сильный озноб волнами прошёлся по телу. Как при лихорадке или высокой температуре.

"Нормально", - успокаивал себя молодой человек.
– "Так тоже должно происходить".