Павлик Морозов [1976]
Шрифт:
Она вышла на середину двора, запрокинула голову. Крупная холодная капля ударила её по щеке.
Мотя протянула к черному небу руки и тихо запела:
— Дождик, дождик, припусти…
Подошел Дымов и обнял ее за плечи.
— Хорошо как! — он глубоко вдохнул свежий грозовой воздух. — Вот и у меня такая пионерка растет, — задумчиво, ни к кому не обращаясь сказал Дымов.
— А как зовут вашу дочку? — спросила Мотя.
— Как зовут? — рассеянно переспросил он и вдруг громко крикнул ушедшему в избу Потупчику: —
— Да, — откликнулся он, выглядая из двери.
— А это правда, Василий Иванович, что Морозов бил сына, когда он в пионеры записался?
— Пашку-то? Люди говорят, бил…
— А мальчик он, кажется, славный.
— Очень душевный парень, не в отца пошел!
Над самыми их головами оглушительно ударил гром, косой дождь тугими струями захлестал по двору. Мотя и Дымов разом вскрикнули. Он, смеясь, схватил девочку за руку:
— Ой, бежим, пионерка! Скорей. А то утонем!
ГЛАВА VIII
НОЧНОЙ ГОСТЬ
Татьяна сидела у окна, вглядываясь в темноту и кутаясь в шаль.
— И где его носит в такую непогоду… Федя!
— Чего, маманька? — откликнулся Федя из соседней комнаты.
— Где Паша?
— С Дымовым заговорился.
— Заговорился! Вон дождь какой находит…
Скрипнула дверь. Она быстро повернулась к порогу, но это вошел Кулуканов.
— Где Трофим? — спросил он глухо, не здороваясь.
— В сельсовете.
— Я подожду.
— Подождите… — пожала она плечами и ушла в соседнюю комнату укладывать спать захныкавшего Романа.
Кулуканов снял картуз, перекрестился и сел к столу, подперев ладонями голову. Долго просидел так, вздрагивая при звуках шагов, изредка доносившихся из-за окна.
В избу быстро вошел, почти вбегал запыхавшийся Данила.
— Дядя Трофим!..
Кулуканов опустил руки.
— В сельсовете. Заработался!.. — тихо, со сдержанной злостью произнес он. — Нагнал на него Дымов страху.
Он медленно поднялся.
— Дрянь дело, Данила!
— А чего?
— А того!.. Не должно быть завтра собрания! Потому конец тогда! Понимаешь? Конец!
— А что сделаешь?
— Придумать надо такое, чтоб собрания не было завтра. Только с Трофимом теперь не договориться, наверно. Запуган!
— Захаркина арестовали, вот и боится.
— Самим бы нам придумать что-нибудь!
— Не знаю…
Неслышно ступая, Кулуканов подошел к двери, что вела в соседнюю комнату, и прикрыл ее. Так же тихо вернулся к Даниле, прошептал:
— Убрать бы Дымова!
Данила молчал, сосредоточенно сдвинув брови.
— Слышишь, Данила?
— Можно убрать, Арсений Игнатьевич… — нерешительно сказал он.
— Сделай, Данилушка! — Кулуканов схватил его за плечи, потряс. — Сделай!
— Не я… — качнул Данила головой. — Есть
такой человек. С Кубани переселенный.— Сегодня надо! Ведь одна ночь осталась! Ежели решит завтра собрание в колхозе жить, тогда поздно будет.
— А человек этот здесь… У нас на огороде. Ему, Арсений Игнатьевич, все нипочем! Бежать он с Урала хочет. И наган у него есть.
— Данилушка!
— Ему бы только удостоверения от Трофима получить. Обещал Трофим… Он тогда сегодня же из района уберется. Сделает все шито-крыто, никто не дознается…
Кулуканов снова потряс Данилу за плечо:
— Как он с Трофимом повидается, сразу же приведи его ко мне.
— Я скажу ему, Арсений Игнатьевич…
— Так и сделаю! Чтоб неповадно было коммунистам в Герасимовку ездить… Где он сейчас, Дымов-то?
— У Потупчика.
— Прямо через окно — и концы в воду! — Кулуканов сжал кулак, резанул, им воздух. — Ночь, как раз подходящая.
Он долго надевал трясущимися руками картуз и, наконец, ушел.
Данила походил по избе, заглянул в соседнюю комнату.
— Ты Пашу не видел? — спросила Татьяна.
— Только мне и дела, что за ним смотреть!
Скоро явился Трофим Морозов, коротко бросил Даниле:
— Ты чего здесь сидишь?
Данила шепнул ему на ухо:
— Хромой пришел…
Трофим испуганно замахал руками:
— Уйди, уйди ты, бога ради, со своим хромым!
— Да ведь ты сам обещал, Дядя Трофим!
— Не вовремя пришел…
— Ведь восемь тысяч, дядя Трофим!
Трофим не ответил. Молча сел на лавку, расстегнул ворот. Ему вдруг стало душно. Восемь тысяч!.. В его воображении рисовались стопки хрустящих под пальцами зеленоватых и розоватых бумажек… деньги… много денег!
Он потер ладонью вспотевшую шею, рывком поднялся.
— Татьяна!
Жена откликнулась из соседней комнаты:
— Ну?
— Возьми детей и ступай к деду.
— Гроза вон какая!
— Идите! — зло крикнул Трофим. — Дела у меня, мешать будете. Быстро только, одним духом.
Он снова потер шею: «Восемь тысяч…»
— Пойдем, Данила. Ты веди его в избу, а я погляжу, нет ли кого на улице.
Они ушли, хлопнув дверью.
Татьяна отвела сонных Романа и Федю к деду и сейчас же вернулась домой. Ее беспокоило — где старший сын? Павел сидел за столом и жадно кусал ломоть хлеба, запивая молоком.
— Тебя, что ж, хворостиной домой надо загонять? Идем к деду.
— Зачем?
— Отец велел. Идем скорей, а то придет, осерчает.
Павел стоял, не двигаясь, занятый своими мыслями.
— Ну идем же, Паша.
Он вдруг сорвался с места, подошел к матери.
— Маманька… К нему хромой кулак с Чернушки придет?
Она рывком притянула к себе сына.
— Пашутка, сынок, не трогай ты отца, не путайся в его дела. Слышишь, сынок? Сердце у меня болит, прибьет он тебя!