Пехота вермахта на Восточном фронте. 31-я пехотная дивизия в боях от Бреста до Москвы. 1941—1942
Шрифт:
3. В своем письме от 9 февраля Вы написали, что «метеорологи вовремя обратили внимание командования на опасности русской зимы, но оно не обратило внимания на эти предостережения». Кому из высшего командования Вы представили эти предостережения и когда именно?
4. Есть ли у Вас доказательства или хотя бы основания считать, что Ваши предостережения доходили до сведения Гитлера? Кто и как часто это делал и в какой форме (устной или письменной)?
5. Есть ли у Вас данные о том, что только Гитлер игнорировал Ваши предостережения, или так поступали и другие высшие руководители ОКВ (Верховного главнокомандования вермахта) и ОКХ (Главного командования сухопутных сил), и если да, то кто именно из них?
6. Когда на основании опыта метеорологии надо было ожидать начала
Наступили ли распутица и зима в этих районах России в обычные для них сроки и имели ли они в том году какие-то особенности?
Места и сроки пребывания моего полка: Брянск (10 октября), Белев (27 октября – 7 ноября), 30 километров северо-западнее Тулы (15 ноября – 15 декабря), Калуга (24–28 декабря 1941 г.), Юхнов (середина января – 1 марта 1942 г.).
Профессор доктор Кёльцер, главный метеоролог сухопутных войск, сообщил автору следующее о консультациях с высшими руководителями армии относительно климата на восточном театре военных действий за период с 1 июля 1940 по 1 марта 1942 года, касавшихся планирования операций:
«На 1). С 1 июля 1940 до 1 марта 1942 года я подчинялся штабу отдела артиллерии Главного командования сухопутных войск. Моим непосредственным начальником был полковник (впоследствии генерал) Байсвенгер, позже полковник (впоследствии генерал) Хютер, которые, в свою очередь, подчинялись генералу Ольбрихту, а затем генералу Фромму. По всем техническим вопросам мы тесно и активно сотрудничали с генералом артиллерии при начальнике Генерального штаба. Тогда это был (до 20 июля 1944 г.) генерал артиллерии Линдеман.
На 2). Мои научно обоснованные доклады о климатических условиях направлялись как «документы только для служебного пользования» в ряд инстанций помимо Главного командования сухопутных сил, например, начальнику метеорологической службы люфтваффе и военно-морского флота, начальнику Генерального штаба, начальнику штаба Верховного главнокомандования вермахта и в штабы командования армий, находившихся на Востоке и заинтересованных в таких докладах…
Попадали ли мои доклады на стол высшего руководства, мне неизвестно.
На 3). Мне было поручено руководство артиллерийской метеорологической службой, в то время как синоптические наблюдения и предсказание погоды находились в ведении люфтваффе (имперской метеорологической службы). Помимо этого, будучи руководителем метеорологической службы сухопутных сил, я занимался климатом России и в ряде своих докладов, направленных в упомянутые в пункте 2 инстанции, особо указывал на значения экстремальных температур. Главой метеорологической службы люфтваффе был генерал Шпанг, его советником – министериалрат [177] доктор Дизинг. Помимо этого существовали:
177
Чиновник центрального аппарата в чине полковника. (Примеч. ред.)
а) при главном штабе сухопутных сил (Гальдер и его преемники) вспомогательная метеорологическая станция люфтваффе; руководитель – государственный советник Тост;
б) при начальнике Генерального штаба люфтваффе (ОКЛ) также существовала своя вспомогательная метеостанция; руководитель – государственный советник Шустер.
Оба эти господина никогда непосредственно не докладывали высшему руководству, а обращались лишь к офицерам штабов Гитлера или Верховного главнокомандования вермахта. Все компетентные сотрудники метеорологической службы вооруженных сил подтверждают, что высшему руководству представлялись только разработки, но ни один метеоролог не привлекался к обсуждению русской зимы;
в) после происшедшей катастрофы Геринг упрекнул метеорологов в том, что они утверждали, будто зимняя температура в России (Москва) не опускается ниже минус 10 градусов Цельсия. Запрос на имя генерала Шпанга позволил установить содержание докладов,
направленных в штабы. В канун Рождества 1941 года генерал-полковник Ешоннек (начальник Генерального штаба люфтваффе) потребовал от центральной метеорологической службы фактов, которые дали бы возможность защититься от этих обвинений, выдвинутых против армейской метеорологической службы в связи с якобы неверными суждениями об особенностях русской зимы. Было установлено, что в сентябре 1941 года через Генеральный штаб люфтваффе в Верховное главнокомандование вермахта была передана памятная записка, составленная доктором Дизингом. В этой записке говорилось, в частности, о том, что самая мягкая русская зима намного суровее самой суровой центральноевропейской зимы. Отсюда Ешоннек делает вывод, что Верховному главнокомандованию были представлены какие-то другие сведения. Можно предположить, что речь идет об обработанных военными географами данных о России, которые и были представлены Верховному командованию, притом что из документов были удалены все предостерегающие сведения. Во всяком случае, метеорологам удалось отвести выдвинутые против них обвинения…На вопросы 4 и 5 мне нечего добавить помимо уже сказанного в ответе на вопрос 3, поскольку мне неизвестно, как оценивали метеорологическую информацию из штабов люфтваффе и сухопутных войск в высшем руководстве рейха и армии.
На вопрос 6 я в настоящий момент не могу дать исчерпывающего ответа, так как для этого требуется кропотливая обработка весьма обширного материала. В общем, правда, можно сказать, что зима 1941/42 года в России была в целом обычной.
Резкое повышение температуры в ноябре с наступлением распутицы вследствие таяния снега – явление для России обычное, и о нем было упомянуто уже в первом климатическом обзоре, переданном высшему руководству. Сведения по отдельным периодам и местностям, как уже было сказано, требуют изучения множества материалов наблюдений, если, конечно, они еще сохранились, а на это понадобится очень много времени, и я прошу вас это учесть…»
Приложение 3
Отрывок из письма автору от майора Мёринга, бывшего до 1 октября 1940 года командиром 3-го батальона 82-го полка
Берген, 10 октября 1940 года
«В ночь с воскресенья на понедельник (с 6 на 7 октября) мы прибыли в Бельзенский лагерь, а так как у нас не было квартирьеров, то можно считать, нам повезло, что мы потратили всего четыре часа на поиск мест для постоя. Здесь есть, правда, весьма убогий рабочий штаб, которым руководит весьма перезрелый капитан…
Нас приписали к 3-му батальону полка А. 1-й батальон прибыл из 12-го полка. К полку приписали также роту Вайнека (из 82-го полка) и 13-ю роту 17-го полка. Батальон из 17-го полка приписан к полку С. У полков А и С командиров пока нет. Это означает, что пока полком распоряжается подполковник Брюнинг. 2-й батальон пока не приписан никуда. Лишимся ли мы целых рот или отделаемся незначительными потерями, пока неизвестно. К нам приходят не новобранцы, а уже обученное пополнение.
У нас тут пока нет ничего. В утешение нам говорят, что надо потерпеть до Рождества, а потом нас экипируют и снабдят всем необходимым. Таким образом, треть личного состава может быть отправлена в отпуск. На командиров эта благодать, правда, не распространяется. Невероятная тупость. Мы – в лучшем случае – можем отрабатывать с солдатами приветствия и заниматься марш-бросками, но при этом у нас нет ни велосипедов, ни лошадей, ни автомобилей. Так что мы целыми днями без дела сидим в расположении…
Из десяти командиров рот, которые еще здесь, – семеро заслуженные унтер-офицеры. Шлаак пока единственный капитан, а я – единственный офицер штаба полка».
Приложение 4
Сост. 13.06.41
192-й дивизион
штурмовых орудий,
1а/34 №. 267/41
(штаб, 1-я штабная батарея, 3-я батарея)