Пепел и золото Акелы

— Не брезгую. — Тихой радостью от похвалы засветилось лицо капитана, и шрам на губе проступил отчетливей. — Ты вчитайся!

— Да я и так все знаю, все эти помои. Увы, это даже правда, не очень ладили с жертвой серьезные антикварные люди. Так не очень, что даже незнакомым стажерам в серых шинелях не погнушались обиды излить. Ты, конечно, торопишься сделать из этого выводы?

— Они сами напрашиваются. Об этом я и хотел с тобой посоветоваться. А если убийство — месть?

Майор поморщился, будто в зубе застряла рыбья косточка:

— Не тот контингент. Подставить с новоделом — да. Кинуть на сделке — да. Развести с фальшаком — почетное дело. Но мокруха…

— Нет, ты глянь, как аккуратно все складывается. Это не ограбление — по показаниям дочери пропала сплошная дребедень. Я ведь потом нажал на пожарников, и один раскололся, что молодцы в камине отковыряли тайничок с царскими золотыми червонцами. Уговорил сдать добровольно, без возбуждения уголовки. Даже банальные закладки под подоконником и в стенах никто из непрошенных гостей не искал. Далее — покойник подлец, то есть врагов нажить успел. Так что я имею две рабочих версии — месть, или добыча информации — жмурика, похоже, добросовестно пытали, или кому-то серьезному дорогу перешел.

— Это уже три.

— Не понял?

— Это уже три версии.

— А я разве сказал «две»?

— Проехали. И ты хочешь, чтобы я опытным пальцем ткнул в наиболее перспективную?

— Хочу, — честно признался капитан и вытянул из майоровой пачки следующую сигарету. — Ты ведь тоже краем бока знал покойника.

— Ладно. — Глаза майора стали свинцовыми. — Можешь не мыкаться вокруг да около, как шелудивая лиса. Ты прав, я был знаком с Семеном Моисеевичем, и, поскольку это ему уже не повредит, выдам тебе профессиональную тайну. Это был мой стукач. Ты доволен? Но, подчеркиваю, если бы среди его сигналов промелькнул хоть один, который помог бы взять след, я бы не промолчал. Ты меня понял?!

— Ну, что ты встаешь в позу оскорбленного верблюда. Я же все понимаю. Спасибо и за это. А все-таки, как насчет версий?

Майор внешне успокоился. Листнул документы дальше:

— А тут почему страницы пропущены?

— Ну, самый шапочный портрет непрошенных гостей мы кое-как собрали и сейчас на компьютере прототипы ищем. Просто место под них оставлено.

— Тогда откуда знаешь, сколько прототипов подшивать? Темнишь, — кисло ухмыльнулся майор. — А насчет версий что я тебе могу сказать? Мало данных, все может быть.

— Есть еще косвенные данные, что в деле замешан некий оморозок Пиночет…

— Что за данные?

— Из оперативных источников: Вензель охотится за Эрмитажными списками.

— Эрмитажные списки — это легенда.

— Может, и легенда, — хитро ощерился капитан, — но это не мешает Вензелю за ними охотиться.

— Ладно, охотится, и?.. При чем тут Эрмитажные списки?

— Антикварный мир же рядом. Редко какой сильный коллекционер не мечтает эти списки откопать, плюя, что за ними смерть по следу бродит. Кто-то где-то что-то слышал… Да и бандитский мир не дремлет, пресловутый Михаил Хазаров тоже имел к ним интерес.

— Тот самый? [13]

— Он. Вензель, конечно, не сам, а бильярдным карамболем через сестрорецких бойцов отправил к Хазарову ходока за объявившимся свидетелем по спискам. А гонец по дороге сгинул, у Хазарова не проявился и назад не вернулся. Со свидетелем — погоняло «Храм» — вообще мутная история, растворился буквально в воздухе. И прошел слушок, что схоронил сестрорецкого ходока именно Пиночет. Подстерег на тропинке каки Соловей Разбойник.

— Не «каки», а «аки».

13

Подробней в романе Семена Майданного «Смотрящий».

— И так хорошо.

— Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. Я б тебе дружески советовал забыть все эти слухи и шепоты.

— Не перебивай зря. А далее есть мнение, что слушок про Пиночета, дескать, это он сестрорецкого братана Ртуть чик по горлу и в колодец, распускал, кто бы ты думал? Наш Семен Моисеевич…

— Бред!

— Бред, не бред, а мнение есть. Кстати, гляжу, ты мобильник, — капитан завистливо кивнул на майорский «Сименс», — перестал в поясном чехле носить.

— Очень бы советовал растереть и забыть. Даже если что-то такое маячит на самом деле, не по зубам проблема. Твое дело — щипачей, да карманников, пописавших друг дружке рожи бритвами, строить и бытовухи раскрывать. А тут… — Майор невольно нащупал болтающийся на шнурке, почти заменяющий галстук, сотовый телефон. — Сейчас все карманники переориентировались с бумажников и кошельков на мобильники, с пояса мигом тырят. А я частенько вынужден пользоваться услугами общественного транспорта. Шнурок надежнее.

— Симпатичная веревочка, где купил?

— Да у любого метро.

— Мне цвет прикинулся, сиреневенький.

— У метро «Елизаровская» на выходе есть ларек. Но у тебя и мобилы-то нет.

— Будет.

— Пойду, отолью, и другие версии прошерстим поподробней. — Майор тяжело встал с шаткого, вот-вот наступит кирдык, стула и покинул кабинет. Капитан тут же ухватился за испещренную дактилоскопическими узорами телефонную трубку.

— Это я. Ситуация под контролем. Он очень задергался, когда я начал развивать темы про личную месть и перевод стрелок… Про тайник с червонцами пропустил мимо ушей… Пробел в нумерации страниц заметил и, кажется, что то заподозрил… А на это очень советовал, «по дружески» советовал забыть… Подначивал, что я на собственную мобилу не заработал. Хвастался своей, на сиреневеньком шнурке носит, в вестибюле «Елизаровской» купил, подонок… Нет, продолжаем, сейчас вернется… Окурок?.. И вам того же.

Потом капитан, хотя и не был брезглив, обнаружившимся в ящике стола пинцетом разгреб в пепельнице свои безжалостно раздавленные окурки и поймал аккуратный окурок майора. Этот трофей нырнул в полиэтиленовый пакетик и спрятался в ящике стола. Когда майор вернулся, капитан вытягивал из оставленной пачки последнюю сигарету.

— Кстати, пока не забыл. — Юрий Витальевич тяжело плюхнулся на стул. — Я тебя просил материалы на одного паренька поискать. Пепел, он же Сергей Ожогов. — Майор тоже потянулся к пачке и нашел ее пустой. — Нет, ты все-таки курить чужие — большой акробат.

— Давно готовы. — Капитан из стола выудил дискету с чирканной-перечирканной наклейкой и положил на место отправившейся в пепельницу пачки. — И все-таки, как считаешь, личная месть или перевод стрелок?

* * *

В пять минут седьмого вечера по двери, охраняющей самую заповедную территорию острова Кижи, настырно заходил кулак. За бревенчатой оградой, наверное, вздрогнуло крестами и куполами знаменитое «русское деревянное зодчество»: собор, церквушка, колокольня и всякие там прочие постройки и пристройки. Ведь оно, зодчество, привыкло к боголепной тишине.

Дверь деревянного КПП открылась незамедлительно. В проеме нарисовалась фигура, мало совместимая с древнерусским духом здешних мест: иссиня-черные волосы, смуглая кожа инородца, нахально-пестрая рубаха навыпуск и надетая поверх жилетка. Особым вызовом смотрелись самоварно надраенные лакированные штиблеты, попирающие ветхий порог. Так и хотелось возопить: «Где вы, русые и синеглазые, с носами картошкой, в льняных косоворотках, опоясанных витым шнуром, где вы, в лаптях и онучах? Куда ты подевалась, Русь, и куда идешь… вернее, камо грядеши?»