Пепел и золото Акелы

Я наяву вижу то, что многим даже не снилось, Не являлось под кайфом, Не стучалось в стекло. Мое сердце остановилось Отдышалось немного… И снова пошло!

— Ну, вздрогнем?

— Может, подождем, пока закусь притаранят?

— Да фиг с ней!

— Ну, вздрогнем!

— За знакомство!

— Юрий!

— Толик!

— Просто — Клепа!

Майор очень удивился, что подсевшие граждане уголовнички назвались собственными именами. И очень это майора напрягло. Решили не церемониться и обобрать клиента до закрытия заведения? Знакомого лейтенанта в здешнем отделении звали Виктор Сунчелеев, а вот номер телефона не хотел вспоминаться мучительно. Записную же книжку при «свидетелях» майор доставать не рисковал — там между страницами полно милицейских и адвокатских визиток. Стоит Клепе скосить глаза через плечо…

Мое сердце остановилось, Мое сердце замерло. Мое сердце остановилось, Мое сердце замерло. И мое сердце astalavista, Мое сердце замерло. И мое сердце остановилось, Мое сердце замерло.

— Дай бог, чтоб не последняя!

— За знакомство!

Дзин-н-нь!

— Хорошо пошла.

— А кем трудишься, Юрик?

— Кондиционерами торгуем.

— А прикинут ты ничего. Наверно, платят хорошо?

— Не жалуюсь!

— И, небось, холостяк, сам своему кошельку хозяин?

Если бы Кудрявцев сейчас заявил, что женат (кольца на соответствующем пальце нет), урки с разработкой клиента поторопились бы.

— Много баб, это больше чем одна, законная, — прикинулся майор заправским ловеласом.

— Мы вот переселимся, тоже работу искать надо, у вас мест нету?!

— Поищем, для хороших людей.

Кудрявцеву было ясно, как дважды два, что не пройдет и пяти минут, как урки начнут к торговцу кондиционерами напрашиваться в гости с прицелом на ночевку. В динамиках пришла очередь Алсу:

Кто это выдумал, где это видано, Чтоб полюбить, мне еще надо вырасти, А пока и думать рано о любви своей. Как в этом городе жить в этом холоде? Ну, почему до сих пор не приходишь ты, Я тебе ключи оставлю от своих дверей.

— Урод! — Клепа затушил окурок о морду приклеенного между солонкой и перечницей тиранозаврика.

Завоняло химией, и Кудрявцев наконец вспомнил телефон Виктора Сунчелеева.

Иногда я жду тебя, как звезда веду тебя И тогда мне кажется, что плывут облака подо мной. Иногда зову тебя, иногда пою тебя, Знаешь, я ищу тебя, ищу уже давно.

* * *

Капитан «Маршала Гречина» и первый помощник курили на мостике. Ветерок игриво мыкался без конкретной цели и доносил то терпкий аромат скошенной травы, то болотную вонь, умноженную на писк комаров. Стены камышей мерно раскачивались из стороны в сторону и калейдоскопно переливались с буро-зеленого до зелено-серебристого. Маршалогречевцы от матросов до капитанов ходили в Кижи не меньше чем раз в неделю, и никого из них побродить по обросшему кольцом камышей и понурых ив острову, разумеется, не тянуло.

— Не люблю такие рейсы, — сказал подтянуто застегнутый на все пуговицы капитан. — Сжигаешь лишние нервные клетки, постоянно ожидая пассажирских безобразий.

— Нынче нет уж таких безобразий, чай, не девяностые, — с ностальгической ноткой протянул красноносый помощник, — прошли те времена. — Помощник глубоко затянулся сигаретой. — Помнишь рейс в девяносто третьем, когда возили сюда «Рекламу-Шанс»? Как чуть не перевернулись, как думали, что моторист надрался и за борт брыкнулся, а он в следующем рейсе вдруг объявляется…

— Забудешь такое. — Капитан нервно растер окурок по пепельнице.

— А, погляди-ка туда. — Помощник вытянул руку в сторону купающегося в закате собора. — Какой-то хрен спрыгнул с крыши. Смотри, смотри, перебрался через стену. К причалу бежит. Возможно, ты и дождался своих безобразий.

— Да, этот хрен с нашего парохода, — уверенно заявил капитан. — Я его помню.

— С нашего, да не к нам. Смотри-ка, к малышу торопится.

Обозванное малышом судно на воздушной подушке с надписью на борту «Метеор-25» альтернативно покачивалось на другой стороне кижевской дощатой пристани. Пепел не закручивал хитрый маневр, он действительно направлялся к «метеору». Уже издали Сергей убедился, что рубка — стеклянный нарост над акульим туловищем речного судна — пуста.

Люди, однако, нашлись. Один загорал, растянувшись на корме и задрав промасленный тельник на пузе, под песенку из приемника. Надо же: «В флибустьерском дальнем синем море Бригантина поднимает паруса…» Другой, свесив ноги с закатанными штанинами, сидел с удочкой на «плавнике» «метеора». Его голову покрывала треуголка из газеты.

— Капитан? — Пепел подошел к тому, что с удочкой.

— Ну, — отозвался рыболов, не отрывая взгляда от поплавка. Лишь истомно пошевелил пальцами босых ног.

— А я пассажир. Нужно в Петрозаводск. Немедленно. Плачу тысячу бакинских. — Пепел достал деньги, бросил перетянутую непользованным презервативом пачку на остывающую дюраль. Деньги упали мокрым шлепком рядом с полиэтиленовым пакетом, в котором трепыхалась мельхиоровая плотвичка. — Отчаливать надо немедленно. Да или нет?

— Не понял. — Главный по «метеору» сперва покосился на капустно-салатную перетяжку, потом на этого резкого пацана.

Пепел сдернул газетную треуголку с головы капитана, швырнул в Онежское озеро. Присел на корточки, заглянул в глаза. И сказал так, чтобы проняло до печени: