Пепел острога
Шрифт:
Всеведа дочерей Добряну и Заряну уводила. А сама несколько раз останавливалась. Она тоже умела взглядом бить и нескольких дикарей с ног сбила. Одного, который из лука ей в спину целился, даже убила. Если бы она не убила, он застрелил бы ее или еще кого-то… А один раз даже колдун заспотыкался и остановился. И ему досталось. Но потом он сам Всеведу в спину ударил, уронил и сразу сделал вокруг себя кокон для защиты. И она, когда поднялась, как ни старалась, кокон пробить не могла. Там даже хуже было… Кокон быстро вращался, и удары Всеведы отлетали от него и в своих же попадали, с ног сбивали. Правда, не только в своих. Некоторые удары и дикарям достались. Они тоже падали. Но и в своих попадало. Это были сильные удары. Как камнем по голове. Но из кокона и колдун бить не мог. Жалко, Всеведа не догадалась удар под кокон наносить. Тогда кокон можно было бы перевернуть и уронить
Все женщины побежали прямо в лес, а Всеведа с дочерьми в сторону ушла. Мне сверху все это хорошо было видно. Она не хотела, чтобы колдун, преследуя ее, другим повредил. Она уже знала, что колдун специально ради нее приплыл. А все остальные – только вместе с колдуном. Без него они сюда не сунулись бы. А он велел. И гнался за Всеведой. За другими только два дикаря погнались, но женщины их камнями убили… Белая сова все это сверху хорошо рассмотрела. Она в ночи видит все, а в лесу уже темно было, и пламя острога туда почти не доставало. За женщинами больше никто не гнался, и они сумели убежать и унесли раненого дружинника. А остальные дикари вместе с колдуном за Всеведой и за девочками бежали. Всеведа в коконе тоже была бессильна, и она кокон сбросила. И стала ударами отвечать. Многих воев остановила своими ударами. Но всех не смогла. А потом она нашла нужный пень, воткнула в него нож и прочитала заклинание. И Добряна через нож перекувыркнулась и убежала… А Заряна не успела. Ее вои схватили. И Всеведа помочь не смогла, на нее колдун волшебную сеть накинул. Такая сеть любого ведающего и колдуна обессилит, я знаю. Ее простому человеку не видно взглядом, но я, белой совой будучи, видел это мудростью совы. И Всеведа видела. И она уже не могла сопротивляться. А колдун стал угрожать ей.
Белая сова опустилась ниже. Сова всегда слышит, когда мышь под снегом бежит. И тем более услышала, как колдун про книгу спрашивал. Он звал ее седьмой гиперборейской скрижалью. Всеведа говорила, что никогда ему книгу не отдала бы, потому что с этой книгой колдун ее народ погубит. И предпочла, чтобы книга сгорела в огне. Колдун не поверил и засмеялся, и вытащил нож из пня… И пообещал отдать нож Всеведе, если та отдаст книгу. Всеведа ничего не сказала. Тогда колдун приказал воям схватить ее и Заряну и тащить на драккар… А сам отправился в горящий острог искать книгу… Он сразу твой дом нашел. Но дом уже горел, и войти в огонь было нельзя. Колдун очень опечалился и совсем потерял интерес ко всему, что происходило вокруг. И ушел из острога в лодку. Ему только книгу нужно было, и он ради нее приплыл. Седьмая гиперборейская скрижаль. Та самая, которую Всеведа и мне читала.
Я хотел проводить колдуна и дальше посмотреть, но тут он меня заметил и начал большого ветреного коршуна из дыма делать, чтобы коршун на меня напал, и я, чтобы снова в вихрь не попасть и с коршуном не встречаться, улетел, когда он еще только одно крыло успел вылепить. Убежал через дым… Белая сова может и с черным коршуном на равных драться, но тогда, если бы кто-то из них погиб, если бы даже перо на землю упало, могли бы произойти изменения в нижнем мире в сегодняшнем уже дне, а этого допустить было нельзя. И я улетел как можно быстрее. И сюда уже из последних сил вернулся.
– Спасибо тебе, Смеян. Ты сделал все, что мог. Вот и Добряна лапой машет, спасибо говорит. Она подтверждает, что все так и было.
Волкодлачка в самом деле несколько раз «погладила» лапой воздух перед шаманом.
– Кто, как не она, знает, – согласился Смеян.
– Гиперборейская, говоришь, скрижаль. Это та книга из-за печи. Я понял… А что такое Гиперборея? Где-то слышал это слово, но вспомнить не могу.
– Так иноземцы звали нашу древнюю прародину. С которой переселились наши предки… Мы сами звали ее древней землей Туле, но это название сейчас редко кто помнит. Сейчас говорят – Гиперборея…
– Да. Точно. Я от Всеведы слышал и про Туле, и про Гиперборею. Ладно. Хотя бы какая-то ясность появилась. А где сейчас тот нож, через который Добряна…
– Нож у колдуна остался, – сказал Смеян. – Он его за пазуху спрятал. И Всеведа с Заряной тоже у него. Пленницы. Но он их в рабство продавать не будет. Ему гиперборейскую скрижаль бы только получить, и после этого он Всеведу убьет, потому что боится ее. Я видел, что он ее боится. Он не может с ней справиться,
Всеведа очень сильная…– И здесь тоже ясность появилась. Значит, и мне к нему же дорога лежит… – сказал хмуро сотник. – Как только встанет на ноги Велемир, мы двинемся в городище Огненной Собаки, а оттуда уже – своих спасать…
– И я с тобой… – сказал сзади тихий голос. – Дядюшка Овсень, не оставляй меня одного на погибель в слезах. Я тоже пойду спасать тетушку Всеведу.
Овсень обернулся. За его спиной с большущим мешком за плечами стоял маленький добрый домовушка Извеча, про существование которого сотник за другими делами совсем забыл.
– Конечно, Извеча, – согласился Овсень. – Разве ж я тебя оставлю…
Добряна повернулась и лизнула Извечу в бородатую щеку. Тот сбросил мешок и обнял волкодлачку за шею – узнал Добряну сразу.
Они были почти одного роста…
Глава 6
Путники ускорили шаги, хотя Ансгара пришлось не слишком вежливо подтолкнуть в спину. Толкал дварф-кузнец, у которого широкую волосатую руку легкой назвать было трудно, и толкал довольно бесцеремонно, мало считаясь с титулом юноши.
И второй нелюдь Хаствита поддержал.
– Идем, идем… Не растягиваться и не отставать. Титмар, не отставай, – скомандовал маленький причальный Хлюп так грозно, что суровый пожилой кормчий, первым вышедший на дорогу с грязного и опасного, чуть не забравшего его болота, а теперь шел, основательно задыхаясь и потея, замыкающим, невольно подчинился мелкому нелюдю и ускорил шаги. – Пока болото не прошли, идем так быстро, как хватает сил. Шевелим ногами.
Привычный к своей корме и к долговременному твердому стоянию на двух ногах на качающемся настиле, Титмар вообще плохо переносил пешие походы, и потому идти быстро ему было трудно. Да и возраст свое брал – обильная седина в волосах и в бороде, как известно, сил мышцам не добавляет. Но он молча старался и, тем не менее, постоянно отставал.
Однако дорога вдоль болота, откуда по-прежнему доносились угрожающие звуки, а несколько раз Ансгара опять звали голосами отца, матери и дяди Фраварада, тянулась не долго. Но теперь эти голоса и другие звуки и зовы пугали только прохожих, которых на дороге встречалось немало. Да и то не столько пугали, сколько удивляли, потому что все знали нелюбовь недоброй нечисти к солнечному свету. Но, если уж выбралась вся болотная склизь на свет, значит, есть тому причины, и людям лучше от болота подальше держаться и миновать его, насколько это возможно, быстрее. И прохожие жались к другому краю дороги, чтобы избежать нежелательной встречи, пусть этой встречей грозили и не им, и вообще грозили на каком-то иностранном, незнакомом языке. И, на всякий случай, перехватывали поудобнее дорожные посохи, чтобы иметь возможность воспользоваться ими и отвадить от себя нечисть. Среди славян-русов, живущих в краю многих болот, такой способ общения с зыбким миром считался нормальным, и немало шишимор было вбито в грязь такими посохами еще до того, как они успевали сказать первое коварное слово. Старики говаривали, что раньше нечисти не в пример больше было. А как начали ее в грязь вбивать, то поубавилось. И молодые люди надеялись, что к их старости вообще всех изведут.
Скоро укатанная и утоптанная земля, с одного края обложенная даже большими камнями и целыми горками, составленными из малых камней, показывающими направление зимой, когда на дорогу ляжет снег, увела путников от камышей и болота в сторону, и угрожающие звуки остались где-то далеко. Можно было идти спокойнее и чувствовать себя в большей безопасности.
– А сильная какая эта Ксюня, – вспомнил вдруг Хлюп, весело вспомнил, чуть не с восхищением. – Посмотришь ведь, думаешь, усом мотнешь и перешибешь эту кишку. Я и не представлял, что она так может дрын из рук вырвать. Ручонки скрюченные, плечи согбенные, пузо выставлено… А силища под лысиной живет. Теперь, то есть под лысиной осталась.
– А меня в трясину столкнула, – сказал Титмар из-за спины нелюдя. – Только посмотрела, ручонками костлявыми взмахнула, ноги подогнулись, я и свалился, будто меня обухом топора огрели. А меня, сколько себя помню, самый сильный шторм с ног не валил. Волной штормовой много раз накрывало – в весло двумя руками вцеплялся и выстаивал… Привык за весло крепко держаться… А однажды в бою, помню, когда мы по землям франков погуляли, конник с копьем атаковал, я щитом прикрылся, копье в щит воткнулось, острие у меня под мышкой прошло и застряло. А конник, что копье не выпустил, с коня слетел. Свое же копье его и выбило. Но я ведь на ногах остался. А тут, шлява шепелявая. И что собака ее не погрызла.