Перед закатом Земли (Мир-оранжерея)

Яттмур разбудила толстопузых, чтобы показать им, что появилось впереди. Трое толстых рыболовов, обнявшись, долго смотрели на яркое красное пятно горы, горящее перед ними.

– О, глаза наши наконец-то увидели добрый знак! – вздохнули потом они.

– Очень добрый знак, – отозвалась Яттмур.

– О, очень добрый, нижняя госпожа! Этот яркий красный кусок дня вырос для нас, милых щепок, на горе в этом мире ночи и смерти. Частица милого солнца упала для нас с неба, чтобы в нем мы счастливо зажили в своем добром новом доме.

– Может быть и так, – согласилась Яттмур, хотя, наученная горьким опытом, она не надеялась на то, что их дальнейшая судьба окажется совсем гладкой.

Ходульник начал взбираться на гору. Вокруг мало-помалу становилось светлее. Наконец они вышли из тени и ступили на свет. Свет благословенного солнца снова коснулся их тел. Повернувшись к светилу, они наслаждались его видом, пока глаза их не заслезились и долина внизу не зашлась в круговороте зеленых и красных пятен. Сжатое, похожее по форме на лимон и оранжевое из-за толщи атмосферы, солнце светило им над зазубренной грядой мира, разгоняя своими лучами столько теней вокруг, сколько это было возможно в этом мертвом покое. Разбиваемые неравномерно трезубцем горных пиков, вздымающихся во тьме, нижние слои солнечного света наливались радующим глаз оттенком золота.

Не тронутый прелестью зрелища, ходульник невозмутимо продолжал подниматься, скрипя ногами при каждом шаге. Внизу время от времени пробегали мимо клешни-ползуны, направляющиеся вниз к темной долине и так же не обращающие внимания на бредущее вверх их собственное материнское создание. Наконец ходульник поднялся настолько, что оказался в ложбине между двумя вздымающимися вверх вершинами, составляющими трезубец. Там растение наконец остановилось.

– Духов ради! – воскликнул Грин. – Похоже, что ходульник дальше нас не понесет.

Толстопузые радостно завопили от восторга, но Яттмур оглянулась по сторонам с великим сомнением.

– Как же мы спустимся вниз, если ходульник так и останется тут стоять? – спросила она. – Что об этом думает сморчок?

– Тогда нам придется слезать вниз самим, – ответил Грин, немного подумав и отметив, что ходульник остается в полной неподвижности.

– Хотелось бы мне посмотреть, как ты будешь спускаться вниз. От холода и долгого сидения в неподвижности мои ноги затекли и стали как палки – я не чувствую их.

Разгневанно посмотрев на нее, Грин поднялся и потянулся. Потом тщательно изучил положение, в котором они оказались. У них не было веревки, по которой они могли бы спуститься вниз. Поверхность гондолы из шести стручков, в которой они сидели, была гладкой и не давала возможности добраться до ног ходульника, находящихся под стручком. Постояв немного, Грин уселся на прежнее место, с видом самым что ни на есть хмурым.

– Сморчок советует нам не торопиться и подождать, – проговорил он. Потом положил руку на плечо Яттмур, не находя себе места от смущения.

Они принялись ждать. Потом съели еще немного из остатков своих припасов, которые уже начали покрываться плесенью. После еды их сморил сон и они заснули; после того как они проснулись, сцена вокруг них практически не изменилась, за исключением того, что теперь по сторонам от них, справа и слева неподвижно стояли другие ходульники, а по небу тянулись тяжелые облака.

Беспомощные что-то предпринять, люди оставались лежать в полной неподвижности, позволяя природе, подобной огромной машине, в которой они были теперь самыми малоподвижными винтиками, проделывать с ними все, что ей пожелается.

Из-за горы одна за другой выворачивали низкие и темные тучи. Проносясь через ложбину между пиками вершин, тучи, подсвеченные солнцем, становились похожими на сметану. Время от времени тучи почти полностью заслоняли собой солнце. Потом туч стало так много, что в их густоте исчезла вся гора. Повалил мокрый снег, прикосновение каждой снежинки которого напоминало холодный болезненный поцелуй.

Люди собрались вместе и улеглись, отвернувшись к снегопаду спинами. Под их телами задрожал ходульник.

Потом мелкая дрожь растения обратилась мерным покачиванием. На почве под ходульником скопилась влага и его ноги немного просели в грязь; потом намокший от снега шестиножник понемногу начал сдавать и подгибаться. Постепенно прямые ноги ходульника превратились в дуги. В скопившемся в ложбинах между вершинами тумане с остальными ходульниками – на спинах которых не было дополнительного веса – происходило то же самое, хотя и гораздо медленней. Ноги шестиножников дрожали и расходились и выгибались все шире и шире; тело ходульника опускалось при этом вниз.

Внезапно, ослабевшие после бесчисленных миль пути и размокшие от влаги, ноги ходульника, на котором сидели люди, достигли предела своей прочности и подломились. Половинки ног растения разошлись в стороны, а его состоящее из стручков тело с плеском упало в жидкую грязь. От удара все шесть стручков лопнули и развалились, разбросав во все стороны увесистые семена.

Это внезапное, но очевидно неизбежное крушение посреди снегопада, было концом путешествия ходульника и началом нового круговорота его жизненного цикла. Подобно всем растениям поставленный перед проблемой ужасной перенаселенности мира, ходульник решил эту проблему, выбрав для высевания своих семян холод во тьме за пределами сумеречной зоны, куда не могли добраться джунгли. На склоне этой и некоторых других гор в пределах сумеречной зоны ходульники разыгрывали заключительную сцену из бесконечного круговорота своей жизни. Разбросанным по сторонам семенам предстояло прорасти в тепле и просторе и развиться в ловких маленьких клешней-ползунов; малая часть клешней, избегнув на пути своем тысячи опасностей, постепенно доберется до мира тепла и света, где укоренится и расцветет соцветиями, чтобы продолжить бесконечный растительный цикл существования.

От взрыва семенных стручков людей разбросало в грязи. Кряхтя от боли, они поднялись на ноги, с трудом разминая похрустывающие суставы. По сторонам от них клубился облачный туман и снег такой густоты, что они едва могли разглядеть в нем друг друга: их фигуры быстро превратились в белые статуи, приобретя вид совершенно иллюзорный.

Яттмур поспешила собрать вместе троицу толстопузых, прежде чем кто-то из них потеряется. Внезапно, заметив в круговороте снега и сумеречного света темную фигуру, она бросилась вперед и схватила существо за плечо. С рычанием к ней повернулось лицо незнакомца, оскалившего желтые зубы и блеснувшего горящими глазами ей в лицо. Она вскинула руки, чтобы защитить себя, но существо прыжком исчезло в снегопаде.

Так они узнали, что на склонах горы они не одни.

– Яттмур! – крикнул Грин. – Толстопузые все здесь! Где ты?

Повернувшись, она бросилась бежать к нему, от страха забыв про осторожность и гордость.

– Здесь есть кто-то еще! – закричала она. – Белое чудовище, все покрытое шерстью, дикое, с огромными зубами и глазами!

Грин закрутил в стороны головой, высматривая врагов, а троица толстопузых начала кричать о духах смерти и тьмы.

– В этой мути невозможно что-нибудь разглядеть, – сказал наконец Грин, стирая с лица снег.