Перед закатом Земли (Мир-оранжерея)

Они встали с Яттмур спиной к спине, вытащив ножи и приготовившись. Неожиданно снег прекратился и обратился в дождь, а потом и дождь перестал. Сквозь пелену последних дождевых капель они увидели дюжину покрытых белой шерстью созданий, медленно спускающихся по склону горы по направлению к границе тьмы по другую ее сторону. За собой неизвестные тащили волокушу, в которой лежали мешки, из одного из которых сыпались крупные семена ходульника.

Луч солнца наконец упал с неба, осветив невзрачные склоны горы. Со страхом люди взирали вслед белошерстым созданиям, пока те не спустились с горы и не исчезли из виду.

Потом Грин и Яттмур переглянулись.

– Кто это были – люди? – спросил Грин.

Яттмур пожала плечами. Она ничего не могла сказать. Она даже не знала, как отличить людей от нелюдей. Вот толстопузые, лежащие теперь в грязи и глухо стонущие: они люди? И сам Грин, так изменившийся теперь, после того как сморчок подчинил полностью его волю и такой непонятный: может он все еще называться человеком?

Так много вокруг было непонятного, такого, что она и не могла выразить словами, тем более объяснить… Однако солнце снова согрело ее тело. Последние облака бежали в сторону света, подсвеченные золотом и пурпуром. Над ними в склоне горы имелась пещера. Они могут забраться туда и разжечь там костер. Там они будут в безопасности и смогут выспаться в тепле…

Она отвела с лица грязные волосы и стала медленно подниматься к пещере. Движения давались ей с трудом, во всем теле она чувствовала какую-то тяжесть, а на душе – странное беспокойство, но одно она знала точно – остальные тоже пойдут за ней.

Глава двадцать вторая

Жизнь на склоне горы была вполне сносной, а иногда доставляла радость и отдохновение, ибо человеческих дух тем и силен, что способен создать свой счастливый мир даже на склоне горы, стоящей одиноким островком в океане тьмы.

Посреди этого темного и непостижимого огромного мира люди чувствовали себя лилипутами, чья судьба была сведена к состоянию полной незначительности. Растительная судьба Земли и раздирающие ее противоречия проходили мимо них, не задевая ни их сознания, ни души. Меж склоном горы и облаками, меж снегом и грязью, они влачили свое жалкое существование.

Поскольку смена времен дня и ночи полностью прекратилась, не было ничего, по признакам чего они могли бы отмечать ток уходящего времени. Когда температура падала и погода портилась, приходили бураны; дождь, льющийся с небес, был холоден словно лед; но иногда поднималась такая жара, что им приходилось с криками бежать в пещеру, чтобы не изжариться на солнце.

Грин, чью волю сморчок подчинил себе совершенно и без остатка, сделался мрачным и нелюдимым. Сам гриб, раздраженный тем, до чего довела их всех его вечная погоня за новым, пребывал в злобной задумчивости; побуждаемый внутренним стремлением к размножению, он старался полностью обезопасить себя и отрезать Грина от его спутников, погрузив его в полное одиночество.

Прошло время и новое событие нарушило ничем не примечательный ток времени. Во время одной из бурь Яттмур родила сына.

Ребенок стал причиной для продолжения ее существования. Она назвала мальчика Ларен, и в душе ее поселился покой.

На склоне горы, высящейся в океане тьмы у самой границы теневого полушария Земли, Яттмур, качая на руках спящего сына, тихо напевала ему.

В то время как вершина горы была освещена еще не угасшим солнцем, ее подножие было погружено в тень. Пейзаж во все стороны выглядел подобно бескрайнему простору ночи, с редкими рубиновыми звездами горных вершин, которые, подобно каменной имитации живых созданий, тянулись к солнечному свету и теплу.

Но даже там, где тьма казалась особенно густой, ночь все же не была абсолютной. Точно так же, как не была абсолютной и смерть – химические элементы разложения служили строительным материалом для созидания новой жизни – так и ночь казалась просто приглушенным до самого нижнего предела светом, миром, в котором двигались и сновали существа, волею судьбы изгнанные из более светлых и населенных областей.

Среди подобных тварей была, например, пара кожекрылов, весело кувыркающихся сейчас в воздухе над головой матери, держащей на коленях ребенка, то стремительно, сложив крылья, пикирующих вниз, то снова взмывающих вверх, наслаждаясь парением в теплом восходящем потоке воздуха. Ребенок проснулся, мать принялась показывать ему летающих над ними созданий.

– Смотри, Ларен, как быстро падают они – буух! – прямо в долину и вот – оп! – взлетают вверх, так ловко! – снова поднимаются к солнцу, снова летят к свету.

Мальчик морщил носик, слушая мать. Кожекрылы продолжали свои акробатические упражнения, пикировали вниз и переворачивались, то ярко освещенные солнцем, то снова утопающие в мире теней, только для того чтобы снова вырваться из него, словно из бескрайнего моря, к свету, взлетев почти до редких плывущих по небу облаков. Подбрюшья облаков были подсвечены бронзой; они казались такой же неотъемлемой частью ландшафта, как рубиновые горы, отражающие свой свет на темный мир внизу почти ощутимым потоком, нисходящим на пустынный пейзаж цветами старого золота и выцветающей осенней желтизны.

Посреди этого перекрестия света и теней парили кожекрылы, кормящиеся спорами, извергаемыми из себя растительными машинами размножения, покрывающими солнечную сторону планеты, и густыми облаками приносимыми оттуда ветрами. Малыш Ларен гукал от удовольствия, вытягивая ручки к небу; мать Яттмур тоже гукала ему в ответ, испытывая при виде каждого движения своего малыша беспредельную радость.

Внезапно падение одного из кожекрылов затянулось. С удивлением Яттмур следила за тем, как отвесно несется вниз птица, как потерял ее ловкий прежде полет контроль. Второй кожекрыл тоже нырнул вниз, стремясь догнать своего партнера. Еще мгновение ей казалось, что падающий первым кожекрыл вот-вот выровняется: но потом его тело ударилось о каменистый склон горы с отчетливым густым звуком!

Яттмур поднялась на ноги. Мертвое летучее создание неподвижно лежало на камнях, а его партнер кружил над ним в безысходном горе.

Не только она была свидетельницей падения кожекрыла. Один из троицы толстопузых уже бежал в упавшему крылатому, крича на бегу двум своим товарищам. Она даже слышала его крик: «Идите за мной, чтобы видеть глазами упавшую крылатую птицу!» – отчетливо разносящийся в прозрачном воздухе, под аккомпанемент звучного топота его ног, торопливо стучащих по склону горы. Она стояла и по-матерински обеспокоено следила за толстопузым, прижимая к себе Ларена и сожалея о том, что мир и покой ее существования внезапно оказался так грубо нарушен.

Ибо не только толстопузый торопился добраться до упавшей птицы. Яттмур с испугом заметила дальше на склоне холма группу сутулых фигур, проворно вывернувших из-за укрытия за камнями и устремившихся в сторону мертвого кожекрыла. Всего она насчитала восемь покрытых белесым мехом существ, с острыми торчащими носами и большими ушами, силуэты которых четко выделялись на фоне темно-синего сумрака, укрывающего позади них долину.

Они и Грин называли эти существа горными людьми и все время с тревогой ожидали их появления, потому что эти создания были быстры и хорошо вооружены, хотя до сих пор ни один из них не пытался причинить вред людям.