Перемены. Адская работенка

– Они сами обратились к нам, – запротестовал я.

– Их версия окажется несколько иной.

– Проклятье! – сказал я.

– Если тебя поймают вместе с ней, у нас обоих будут проблемы. У Асторов есть связи. Брось девчонку и возвращайся домой. Ты и так целую ночь провел незнамо где.

– Нет, Ник, – возразил я. – Я не могу так поступить.

– Пусть ее отыщут парни в синем. Это снимет с нас подозрения.

– Я нахожусь на Норс-авеню, и уже темнеет. Я не оставлю девятилетнего ребенка одного на улице.

– Мне десять! – яростно завопила девчонка. – Десять, тупица!

Она снова принялась брыкаться, а я безуспешно пытался увернуться от ее ног.

– Судя по голосу, она милашка. Отпусти ее, Гарри, и пусть местные преступники трепещут в страхе.

– Ник.

– Гарри, твою мать! Ты опять читаешь мне мораль?

Я улыбнулся, но весьма криво, а мой желудок скрутило от гнева.

– Послушай, мы что-нибудь придумаем. Только приезжай и забери нас.

– Что стряслось с твоей машиной?

– Сломалась сегодня днем.

– Опять? А как насчет метро?

– Я банкрот. Ник, мне нужна машина. Я не дойду с ней пешком до офиса и не хочу сражаться с ней здесь, в общественном месте. Приезжай и забери нас.

– Мне вовсе не улыбается мотать срок ради очистки твоей совести, Гарри.

– А как насчет твоей собственной? – рявкнул я в ответ.

Ник блефовал. Я прекрасно знал, что он тоже не оставил бы маленькую девочку одну в этой части города.

Ник пробормотал что-то не совсем пристойное, затем ответил:

– Так и быть. Но с переездом на тот берег могут возникнуть проблемы, поэтому я буду ждать на дальней стороне моста. От вас потребуется всего лишь пересечь реку, не попадаясь никому на глаза. Полицейские патрули в округе уже ищут вас, усек? Полчаса. Если тебя не окажется на месте, я задерживаться не стану. Плохой район.

– Можешь не сомневаться, приятель, я там буду.

Мы не стали прощаться.

– Ладно, детка, – сказал я. – Прекрати брыкаться, и давай поговорим как нормальные люди.

– Иди к черту, мистер! – крикнула она. – Отпусти меня, пока я не сломала тебе ногу!

Поморщившись от пронзительного звука ее голоса, я отошел от телефона, наполовину неся, наполовину волоча девочку за собой и нервно оглядываясь. Не хотелось бы иметь дело с толпой добропорядочных граждан, спешащих на выручку беззащитному ребенку.

Улицы были безлюдны, темнота быстро затопила пустоты, оставленные сломанными фонарями. В некоторых окнах горел свет, но никто не вышел посмотреть, в чем дело. Обитатели этого района, заслышав крики, обычно отворачивались в другую сторону и не лезли не в свое дело.

Ах, Чикаго! Огромные, расползшиеся, как студень, американские города просто нельзя не любить! Разве современная жизнь не прекрасна? Я мог бы быть настоящим психопатом, а не просто выглядеть таковым, и никто даже не взглянул бы в мою сторону!

От этой мысли мне стало тошно.

– Послушай, я знаю, что ты сердишься, но, поверь, я поступаю так, как лучше для тебя.

Она перестала брыкаться и уставилась на меня с презрительной гримаской на лице:

– Откуда ты знаешь, что для меня лучше?

– Я старше тебя. Умнее.

– Тогда почему ты носишь это пальто?

Я посмотрел на свой объемистый длинный черный плащ с тяжелой мантией, хлопавший вокруг моей тощей фигуры.

– А что с ним не так?

– Да ему самое место в кино! – отрезала она. – И кого ты изображаешь? Икабода Крейна или ковбоя Мальборо?

– Я чародей! – фыркнул я.

Она одарила меня скептическим взглядом, на какой способны только дети, недавно обнаружившие, что Санта-Клауса не существует. (Как ни смешно, на самом деле он есть, просто больше не способен действовать в том масштабе, из-за которого в него раньше все верили.)

– Ты, наверное, шутишь, – сказала девочка.

– Но ведь я нашел тебя.

Она нахмурилась:

– Как ты меня нашел? Я думала, что отыскала превосходное укрытие.

Я снова двинулся к мосту.

– С этим не поспоришь. Однако вскоре тот мусорный контейнер наводнили бы голодные крысы.

Девочка слегка позеленела:

– Крысы?

Я кивнул. Быть может, мне еще удастся завоевать ее доверие.

– Хорошо, что у твоей мамы в сумочке нашлась твоя расческа. Я смог извлечь из нее пару волосков.

– И что?

Я вздохнул:

– Затем я использовал тауматургию, и она привела меня прямо к тебе. Правда, б'oльшую часть пути пришлось проделать пешком, зато я сразу нашел тебя.

– Таума… чего?

Вопросы всегда лучше пинков. Я ответил. Я вообще люблю отвечать на вопросы о магии. Возможно, все дело в профессиональной гордости.

– Тауматургия – это ритуальная магия. Ты рисуешь символические связи между реальными людьми, местами или событиями и воображаемыми моделями. Затем тратишь немного энергии, чтобы заставить что-либо произойти в малом масштабе, и это что-либо происходит также в реальном масштабе…

Как только я отвлекся, она наклонила голову и укусила меня за руку.

Я выкрикнул слова, которые, вероятно, не следует говорить при детях, и разжал пальцы. Девочка спрыгнула на землю, юркая, как обезьянка, и помчалась к мосту. Я потряс рукой, обругал себя и припустил за ней. Она неслась как угорелая, косички развевались за спиной, туфельки и грязные гольфы так и мелькали.

Она достигла моста первой. Это было древнее двухполосное сооружение, изогнувшееся над рекой Чикаго. Девчонка взбежала на мост.

– Стой! – крикнул я ей вслед. – Не делай этого!

В отличие от меня, она недостаточно хорошо знала этот город.

– Придурок! – весело крикнула она в ответ, не останавливаясь.

Но тут огромная гибкая волосатая рука выскользнула из-под крышки люка в наивысшей точке моста и вцепилась жирными пальцами в лодыжку девочки. Та завопила от ужаса и упала на асфальт, ободрав обе коленки. Затем повернулась и начала брыкаться. В свете немногочисленных фонарей кровь на гольфах казалась черной.