Перемены. Адская работенка

Я молчал. Нелегко слышать подобное от ребенка. Мир десятилетней девочки должен состоять из музыки, смеха, дневников, кукол и грез – а не жестокой, голой, пресыщенной реальности. И если света нет даже в сердце ребенка – такой крошки, как эта, – на что нам вообще надеяться?

Еще через несколько шагов я осознал нечто, в чем не хотел себе признаваться. Тихий ледяной голосок пытался сообщить мне то, что я не хотел слушать. Я занимался чародейством, чтобы помогать людям, чтобы сделать мир лучше. Но сколько бы мрачных духов я ни победил, сколько потенциальных темных колдунов ни выследил, в темноте меня всегда будет поджидать новое, более ужасное зло. Сколько бы потерянных детей я ни нашел, десятки других сгинут навеки.

Сколько бы я ни сделал, сколько бы мусора ни убрал, это лишь капля в море.

Весьма неприятные мысли для усталого, потрепанного парня, чьи руки заняты десятилетней девочкой.

Мелькающие огни заставили меня поднять голову. Вход в один из переулков между зданиями был перетянут желтой полицейской лентой, поблизости стояли четыре полицейские машины с включенными мигалками. Санитары выносили из переулка носилки с накрытым телом. Сверкали фотовспышки.

Я в нерешительности остановился.

– Что? – пробормотала девочка.

– Полиция. Может, следует передать тебя им?

Я почувствовал, как она устало пожала плечами.

– Они отвезут меня домой. Мне все равно. – Она снова обмякла.

Я сглотнул. Асторы принадлежали к чикагской элите. Они обладали достаточным влиянием в старом городе, чтобы надолго засадить посредственного будущего частного сыщика за решетку. И они могли позволить себе дорогих адвокатов.

Это паршивый мир, Дрезден, сообщил мне тихий ледяной голосок. И хорошим парням не победить, если у них нет денег на дорогого адвоката. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься в тюрьме».

Мои губы искривила горькая улыбка. Женщина в полицейской форме заметила меня и, нахмурившись, принялась рассматривать. Я развернулся и пошел в другую сторону.

– Эй! – сказала женщина. Я продолжал идти. – Эй! – повторила она, и я услышал торопливые шаги за спиной.

Я поспешно укрылся в тенях и свернул в первый попавшийся переулок. Тени за грудой ящиков создавали отличное укрытие, и я затаился там вместе с девочкой. Скорчившись в темноте, подождал. Шаги приблизились, потом начали удаляться.

Я сидел, ощущая, как тяжесть и мрак въедаются в мою кожу, в мою плоть. Прижавшаяся ко мне девочка дрожала и не шевелилась.

– Оставь меня, – наконец сказала она. – И перейди через мост. Тролль пропустит тебя одного.

– Да, – ответил я.

– Тогда иди. Когда ты уйдешь, я выйду к полицейским. Или что-то вроде этого.

Она лгала. Не знаю почему, но я в этом не сомневался.

Она пойдет к мосту.

Мне говорили, что храбрость – это когда делаешь то, что должен, даже если тебе страшно. Но иногда я задумываюсь, на самом ли деле все так просто? Иногда мне кажется, что храбрость – это снова встать на ноги, когда силы твои иссякли. Обработать еще одну пачку документов, когда не хочется. А может, это обычное упорство. Не знаю.

Для меня это не имеет значения. Я чародей. На самом деле я не принадлежу к этому миру. Наш мир отвратителен. Возможно, он годится для троллей, вампиров и прочих мерзких, злобных существ, что наводняют наши кошмары, – в то время как мы прижимаем к груди учебники по физике и уверяем себя, что этих тварей не существует, – но не для меня. Я не стану его частью.

Я сделал глубокий вдох в темноте и спросил:

– Как тебя зовут?

Она ответила не сразу. Потом произнесла неуверенным голосом:

– Вера.

– Вера, – повторил я. И улыбнулся так, чтобы она почувствовала мою улыбку. – Меня зовут Гарри Дрезден.

– Привет, – прошептала она.

– Привет. Ты когда-нибудь видела что-либо подобное? – Я сложил руку чашечкой, призвал последние остававшиеся у меня капли силы, и кольцо на правой руке замерцало теплым светом. Он озарил лицо Веры, и я увидел на ее гладких щеках дорожки от беззвучно пролитых слез.

Она покачала головой.

– Вот, – сказал я и снял кольцо. Надел его на правый большой палец девочки, где оно немного болталось. Свет погас, и мы снова оказались в темноте. – Сейчас я тебе кое-что покажу.

– Батарейка села, – пробормотала она. – У меня нет денег на новую.

– Вера, ты можешь вспомнить лучший день в своей жизни?

Минуту она молчала. Потом едва слышно прошептала:

– Да. На Рождество. Когда бабуля была еще жива. Бабуля хорошо ко мне относилась.

– Расскажи мне об этом, – тихо попросил я, накрыв ее руку своей.

Она пожала плечами:

– Бабуля приехала в сочельник. Мы играли. Она любила играть со мной. И сидели возле елки, ждали Санта-Клауса. Она разрешила мне открыть в сочельник один подарок. От нее.

Вера со всхлипом втянула воздух:

– Это была куколка. Настоящий ребеночек. Мама с папой подарили мне Барби, всех, что выпустили в том году. Сказали, что, если не вынимать их из коробок, потом они будут стоить кучу денег. Но бабуля всегда заботилась о том, чего хотелось мне самой.

И тут я различил слабую улыбку в ее голосе.

– Бабуля любила меня.

Я убрал руку: кольцо мерцало мягким розоватым светом, уютной, заботливой теплотой. Вера удивленно вздохнула, а потом на ее губах заиграла радостная улыбка.

– Но как? – прошептала она.

Я подмигнул малышке:

– Магия. Лучшая! Огонек в ночи.

Она посмотрела на меня, внимательно изучая мое лицо, мои глаза. Я уклонился от восприятия этого взгляда.

– Я должна вернуться, да? – спросила она.

Я смахнул прядь волос с ее лба:

– Есть люди, которые любят тебя, Вера. Или однажды полюбят. Даже если сейчас их нет рядом с тобой, они существуют. Но если ты позволишь темноте ослепить тебя, то никогда их не найдешь. Поэтому не помешает иметь при себе небольшой огонек. Запомнишь?

Она кивнула, свет от кольца озарял ее лицо.

– Если станет слишком темно, подумай обо всем хорошем, что было и есть в твоей жизни. Это поможет. Я обещаю.

Она потянулась ко мне и бесхитростно, доверчиво обняла. Я ощутил, как вспыхнули мои щеки. Ну и ладно.

– Нам пора, – сказал я. – Мы должны перебраться через мост и встретить моего друга Ника.

Она закусила губу, и ее лицо мгновенно стало встревоженным.

– Но там же тролль!

– Предоставь его мне, – подмигнул я.