Перепутья

Дверь распахнулась и Квинт вошел в ее квартиру. В атрии она была не одна. На кресле у стены сидел пожилой лысеющий мужчина, который замолк на полуслове, стоило ему заметить Квинта.

– Квинт, это Павел, - представила его Мария, - Павел, это Квинт, тот центурион, про которого я рассказывала. Можешь его не стесняться, он все знает.

Названный Павлом шумно и облегченно выдохнул.

– Гай Матий Павел, - представился он, - Или Пауль Хоффер, тут уже как тебе удобно.

– Квинт Калавий, - отрекомендовался Квинт, - Он тоже из ваших, Мария?

– Да, - кивнула она, - Мой коллега с корабля.

– А, ясно, - Квинт прошел в комнату и занял одно из свободных кресел, - Так ты чего меня звала?

Мария открыла было рот, чтобы ответить, но Павел ее перебил. На ломанной латыни, с невероятным удивлением в голосе он выпалил:

– Погоди, и это все?

– Что “все”? – не понял Квинт.

– Я с корабля – и тебе… Все равно?! – удивление Павла можно было пощупать.

Квинт пожал плечами:

– И что тут такого? Ты третий такой человек, которого я знаю. Тоже мне удивил.

Павел так и не нашелся, что на это ответить. Вместо этого он обменялся парой слов с Марией – и начал споро собираться.

– Ты уже уходишь? – на всякий случай осведомился Квинт.

– Да, - кивнул Павел, - Темнеет уже, а мне через полгорода домой идти. Боюсь заблудиться тут у вас в ночи.

Улицы ночного Рима были далеки от гордого звания самого безопасного места из всех возможных, в этом Павел был прав.

За его спиной хлопнула дверь – и Квинт с Марией остались один на один. Непрошенные мысли настырно лезли в голову, и, чтобы их отогнать, Квинт помотал головой и спросил:

– Так ты чего меня звала?

– Кофе будешь? – неожиданно спросила Мария.

– Кофе? – удивился Квинт, - Это еще что такое?

– Сейчас узнаешь, - коварно улыбнувшись, сказала Мария, и, немедля, ушла в другую комнату.

Пока Мария возилась с этим непонятным “кофе”, Квинт от нечего делать разглядывал ее квартиру. Ничем не примечательная, тесная, намного меньше его собственной. То тут, то там глаз цеплялся за вещи, похожие на те, что им показывал Цезарь, но больше ничего необычного не было.

Мария скоро вернулась, держа в руках дымящуюся и странно пахнущую чашу.

– Это кофе? – с подозрением спросил Квинт.

– Он самый, - Мария протянула свою ношу ему, - Попробуй.

Он принюхался. Незнакомый запах бил в нос. Слегка горьковатый и терпкий – его сложно было назвать неприятным. Под выжидательным взглядом Марии, он аккуратно сделал глоток. Вкус был еще более незнакомым, чем запах или внешний вид напитка. Горький, но не противный – и после первого же глотка по телу растеклось приятное тепло, а сил словно бы стало больше, несмотря на бессонную ночь, проведенную в атрии.

Мария молчала, но на ее лице явно читалось любопытство – и разве что совсем немного опасения. Она явно ожидала вердикта – и Квинт дал ей его:

– Горчит, надо меда добавить, а так вкусно.

Мария удивленно вздернула бровь:

– Почему меда? Сахара, но я не нашла его на рынке.

– Сахара? Вы что, его едите? – пришла очередь Квинта удивляться.

– Ну да, а что? – пожала плечами Мария.

Квинт подозрительно прищурился:

– Ты уверена, что его можно есть? Его только врачи используют.

– Врачи? – не менее подозрительно ответила Мария, - Ну да ладно. Раз используют, значит его где-то можно достать, так ведь?

С ее логикой сложно было поспорить.

– Поищи у иудеев на Бычьем[3], у них, по-моему, все есть, - Квинт пожал плечами, - Только я бы на твоем месте не стал бы это есть, - он еще раз посмотрел в свою чашу, потом на Марию и только потом спросил, - Так у тебя мед есть? Дай попробую с ним.

Мария кивнула и снова ретировалась в соседнюю комнату. Квинт сделал еще пару глотков и отставил чашу в сторону. Легкая, на первый вкус, горчинка теперь разве что не вязала язык.

Вернувшись, Мария протянула ему небольшую тарелку. Зачерпнув из нее немного меда, Квинт добавил его в кофе – и попробовал еще раз.

Резюме не заставило себя долго ждать:

– Вкусно. Нет, правда, вкусно. И как будто бодрит.

Мария просияла:

– Отлично! Просто отлично!

Понятнее не стало.

– Так зачем ты меня позвала-то? – подозрительно прищурившись, спросил Квинт, - Просто чтобы я попробовал этот кофе? Нет, я не то, чтобы против, меня жена как раз из дому выгнала, но все равно…

– Я хочу открыть ко… - торжественно начала Мария, но быстро осеклась и переспросила, - В смысле жена из дому выгнала?

Квинт горько усмехнулся и покачал головой:

– Тут одним кофе не обойдешься. У тебя есть вино?

Собрание штаба собранием штаба – но количество дерьма, вывалившегося на него за последний день, превышало все разумные пределы – и его просто нужно было запить, чтобы сбить этот мерзкий привкус с губ.

Вина у Марии не нашлось, и им пришлось сходить на рынок прежде, чем он смог начать свой рассказ. Накопившиеся слова лились из него неконтролируемым потоком по мере того, как мир становился все более и более размытым – и к вечеру такая же захмелевшая Мария знала все.

– Я так больше не могу, серьезно, - сокрушенно подвел черту Квинт.

Его голова уже лежала на сложенных на столе руках – и слова звучали глухо.

– Я еще ни разу не умер, а меня уже месяц как хоронят, хорошо либитинариев и плакальщиц она пока не додумалась вызвать, но, думаю, это только вопрос времени...

– Квинт… - рука Марии легла ему на предплечье, и он встрепенулся. Утренние подозрения Геллии неожиданно всплыли в голове, - Если хочешь, оставайся у меня сегодня. Место найдется. А там, глядишь, и она остынет – и ты придешь в себя.

Квинт усмехнулся – и это была усмешка висельника:

– Мария, ты просто ее не знаешь. Если она что-то вбила себе в голову, ее уже не переубедишь. Вот честно, клянусь всеми богами, если бы не дочь, я бы прямо завтра подал на развод.

– А что дочь? – переспросила Мария.

– Когда я уеду на Восток, мне не с кем будет ее оставить, - сокрушенно признался Квинт, - У меня нет родственников, вообще никого. Отца убили еще до того, как я родился. Мать умерла, пока я тянул лямку в Галлии. Братьев и сестер у меня никогда не было. Вот куда я ее дену?