Пернатый оберег

— Я имел в виду, что мы получим разрешение на его арест в суде и все будет по закону.

— Ага, — снова согласился Викентьев, — и зачитаем ему его права и предоставим право на телефонный звонок, как того требует закон. Он условленным сигналом предупреждает подельников, те ликвидируют Дэна и все следы его пребывания, и пепел всех этих вещдоков развеивают по ветру. Серого отпускают за недоказанностью вины, ты получаешь выговор по службе и кукиш от Никандрова вместо гонорара, фирма «Следопыт» несет финансовые убытки, а я становлюсь безработным.

— Тайно проникнуть в квартиру Серого, установить там прослушивающие устройства, — задумчиво проговорил Глеб и сам же закончил без всякого энтузиазма: — И сесть в тюрьму за незаконное проникновение в жилище и несанкционированную прослушку. Да и суд без предоставления явных улик на подозреваемого никогда такой санкции не даст… Что же остается? Установить за Серым внешнее наблюдение? Но он травленый волк: не зря же ездит на метро, когда в гараже наверняка стоит «мерседес». Попробуй уследи там за ним в часы пик! Для этого потребуется человек пять, если не больше. Да и поедет ли фигурант туда, где содержится похищенный? Может, он встретится с посредником, а если заподозрит за собой слежку, то и с несколькими вовсе не причастными к этому делу людьми. И с каждым из них придется заводить такую же канитель. Нет, одним внешним наблюдением не обойдешься, нужно устанавливать прослушку.

— Мудрое решение, — одобрил Викентьев. — Долго же ты к нему шел! Только уточняю: пусть этим займется или хотя бы даст добро нам служба безопасности Никандрова. У Никандрова и адвокаты поговорливей, и финансовых ресурсов достаточно на случай чего.

— Правильно! — окончательно решился Панов и вытащил телефон. — Сейчас же звоню Новикову и Курсакову. Пусть они между собой договариваются, а наше дело исполнять. Хотя… лучше бы поговорить с ними об этом с глазу на глаз.

— Да, это не телефонный разговор, мало ли что, — согласился Викентьев.

И тут телефон в руках у Глеба затрезвонил. Глеб послушал и весь аж засветился от радости. Звонила Юлия. Она сообщила, что у них с ее питомцами небольшой праздник. Отмечают день рождения Услады, да и Русланы заодно. Именинники, а также Брут, переживают из-за давешнего недоразумения, хотят загладить свою ошибку и некорректное поведение и приглашают Глеба к пиршественному столу. Учитывая вкусы виновниц торжества, блюда на нем не будут сплошь вегетарианские…

Сразу уехать в Малинскую у Глеба не получилось. Нельзя было выпускать из-под контроля Серого. Он мог выйти из дома в любое время, и тогда одному Викентьеву вести его будет трудновато. Пришлось звонить Горюнову, чтобы прислал дополнительно хотя бы двух-трех сотрудников для обеспечения надежного сопровождения фигуранта, если того опять понесет в метро. Ну и Панов все же рискнул позвонить в Малинскую и предупредил Новикова и Курсакова, что сегодня им необходимо обговорить некоторые вопросы. Хорошо бы встретиться всем сторонам, включая Горюнова. Когда наконец подъехали сотрудники из «Следопыта» и их ввели в курс дела, Глеб смог умчаться туда, куда влекла его сердечная привязанность и возбужденный любовью разум. Предварительно он приобрел для именинниц и Брута изысканные диетические подарки, а для их хозяйки шикарный букет алых роз. Все это Глеб упаковал в большой красивый пакет, чтобы не вызвать у обитателей никандровского особняка нездорового интереса. Но спокойно доехать до места заветного свидания Глебу не удалось.

В его подсознание опять вторглись незваные гости: античные божества и примкнувший к ним Алексис фон Малаховка. Явились — не запылились! На Олимпе им не сидится! Эрот, и «здравствуйте» не сказав, сразу стал прикалываться:

— Ну что, удалец-молодец, в плечах косая сажень, в мозгах одна, да и та прямая, извилина! Как прошло давешнее любовное свидание? Получил ты от девахи полное сексуальное удовлетворение или потерпел фиаско позорное? Да ладно-ладно, не красней, не пыхти и ноздри-то не раздувай! Можешь не отвечать, я и так знаю: сел ты в калошу, да еще со спущенными штанами! А все почему? Потому что моих ценных указаний не слушаешь! Я тебе как сказал? Хватай ее сразу и без разговоров — в койку! Пока шавки с котом в двери скрябались, ты бы уже отстрелялся!

— Юлия — девушка романтичная, тонкая, деликатная, нежная, прояви я такую грубость, залепит она мне по мордасам, и пойду я, утираясь, — не без основания предположил Глеб.

— Все они нежные да деликатные, а как посмотришь с Олимпа с холодным вниманием под прическу каждой, у самого волосы без всякого «Хэд энд Шолдерс» встают дыбом!

— Попрошу прекрасную Юлию не сравнивать ни со всеми вместе, ни с каждой в отдельности! Она единственная, неповторимая и несравненная! И прекратите свои инсинуации, а то я не посмотрю, что вы бог…

— Это делает вам честь, любезный кавалер, что вы вступились за честь юной девы! — вмешался в разговор Амур. — Но тем не менее пренебрегать ценными указаниями не следует! Вам какие были даны инструкции? Сначала снять с красной девицы одежды верхние, парчовые, потом нижние, кружевные, положить лебедушку белую на перину пуховую да накрыться одеялом атласным… Вы накрылись?

— Накрылся, — в сердцах буркнул Глеб, — медным тазом.

— Медным тазом — это уже перестраховка. Да и ноги из-под таза все равно будут торчать. Впрочем, что за беда для удальца, если его за голые ноги будут кусать какие-то шавки и даже… гм… в процессе? Неужели, добрый молодец, это могло охладить ваш любовный пыл?!

— Уся с Русей не кусали меня за ноги, а рвали и стягивали с меня джинсы!

— Ах вот оно что! Я не объяснил вам, что не только с лебедушки белой следует снимать одеяния парчовые верхние и кружевные исподние, но и про собственные штаны не забывать! Но это не моя вина! Гименей меня перебил! Начал по своему обыкновению нудить и не дал мне закончить мои ценные указания!

Гименей пренебрег колкостями Амура. Бог семьи и законного брака смотрел в корень проблемы и не разменивался на разные мелочи вроде не снятых своевременно джинсов и по недосмотру забытых на лебедушке белой кружевных трусиках-стрингах. Тем более он посчитал несущественным, укрывался ли добрый молодец одеялом атласным и происходило ли все действо на перине пуховой.

— Главная беда в том, что нынешняя молодежь, подстрекаемая безответственными ответственными советчиками, — Гименей бросил многозначительный разоблачительный взгляд на Амура и Эрота, — не понимает, что сегодня не трусики-стринги главное! Другое волнует меня… Где белый лимузин, весь опутанный цветными лентами, с символическими обручальными кольцами на крыше и с куклой на бампере? Где воздушный шар с невестой в белоснежной фате, плывущий по небеси к загсу? Где длинный-предлинный кортеж иномарок, ревущий клаксонами так, что все окрестные собаки в ужасе разбегаются по сторонам, а зеваки, напротив, сбегаются к месту брачного торжества? Где, наконец, свидетельство о браке с большой гербовой печатью? Вот о чем вам, благонамеренный молодой человек, следует серьезно задуматься, а не о своих неснятых джинсах сожалеть! Имей вы свидетельство с печатью, любящая законная супруга сама бы вам нежно напомнила: «Куда ты, баран, прешься в пыльных джинсах на чистую простынь? Изгваздаешь все, а мне завтра стирать?!»

Кому понравится, если тебя постоянно тычут носом в твою собственную досадную оплошность? Глеб и так уже весь внутренне кипел, а тут еще и фон Малаховка сунулся со своими нравоучениями:

— Я же тебя, стюдент, предупреждал: толерантность, толерантность, и еще раз толерантность!

— Что это вы мне «тыкаете»? Со мной даже боги стали разговаривать уважительно, на «вы», а вы?! — сорвал Глеб зло на Алексисе. — Присоседились к олимпийцам и тоже вообразили себя небожителем?

— Да, я пока не бог, я только учусь, — строго возразил фон Малаховка. — Но по прецедентному праву, принятому в стране обетованной, приюте и обители всех униженных и оскорбленных миллиардеров, куда устремлены их и всех передовых либеральных состоятельных граждан надежды, упования и состояния, куда и они сами жаждут свалить, да не все еще вычерпано, выкопано и выковыряно из родных необъятных недр, — так вот, по принятому в этой благословенной стране прецедентному праву — я богоподобен! И сейчас это докажу. Про богоподобную Фелицу из Киргиз-Кайсацкия орды слыхал? Это первый прецедент! «Царевича младого Хлора, взошедшего на ту высоку гору, где роза без шипов растет», то есть на Олимп, припоминаешь? Это второй прецедент! Я хоть и не химик, а подобно Хлору, взошел, а точнее — всплыл, прицепившись за облако, на Олимп. Теперь третий прецедент: «Вы, жадною толпой стоящие у трона…» Впрочем, это уже лишнее, вполне можно обойтись двумя прецедентами. Я и так уже стал богоподобен, как Фелица!

Сраженный такими железными аргументами, Глеб стал оправдываться:

— Я ли не обхаживал Усю-Русю, я ли не подносил им диетические лакомые кусочки, гладил по шерстке и чесал за ушками?! Куда уж больше толерантности?! А они чем мне отплатили? Опозорили перед лицом любимой! Да после этого…

— Толерантности много не бывает! — оборвал его Алексис. — Ее бывает только мало или недостаточно! Так и заруби себе на носу!

На этом свысока прибывшие поучатели свои поучения завершили. На прощание небожители еще раз высказали Глебу свои порицания за игнорирование их ценных указаний, потребовали выполнять ЦУ беспрекословно, точно и в срок. Боги расселись на облаке, Алексис прицепился на запятки, и весь сонм отбыл на Олимп.