Перстень для Избранной

Однако это не помешало им опуститься на колени и обратиться к ней с молитвой:

— О Кобэлло, праматерь рода! Прости неразумных дочерей своих, нарушивших завет твой. Ибо сказано в пророчестве: «Один должен быть вождь, одетый в положенные одежды»!

И престарелые матроны приклонили головы земле, тихо радуясь в душе, что весьма легко отделались. Вернула назад праматерь, только и всего. Обидно, конечно. Досадно. Но ничего не попишешь.

Они подняли головы, посмотрели друг на друга, тяжело вздохнули и стали потихоньку подниматься с колен.

Советницы были похожи друг на друга удивительно. Не являясь близнецами, не являясь даже родственницами. У обеих были большие синие глаза, к старости которые повыцвели и стали походить на небо, покрытое облаками. И та, и другая носили короткие волосы. Ну, такие прически, положим, были приняты у всех женщин клана. Но длина! Друзья мои, ладно бы, если до середины спины.

Но советницы позволяли себе обрезать волосы до плеч! Причем они их не красили, ни в какую. Волосы седели, покрываясь патиной времени, а им будто было все равно.

Обе носили милые длинные платья, отчаянно мешающие передвигаться быстро, когда это требовали обстоятельства, и редко когда одевали такие удобные длинные брюки и длинные же туники.

Вот как теперь.

И, представьте, никаких украшений.

Дамы еще раз посмотрели друг на друга, вздохнули и, радуясь, что никого вокруг, слава праматери, кто мог бы видеть их позорное возвращение, не оказалось, отправились по своим комнатам.

Комнаты им, как советницам вождя, полагались аж на третьем этаже каменных хором, стоящих почти вплотную к Храму праматери.

И все бы ничего, но нашим возрастным дамам уже не так легко давался подъем на этакую высоту.

Однако, ни та ни другая, ни за что и никогда никому бы в том не признались.

Вот и сейчас, высоко подняв головы и старательно следя за дыханием, они поднимались наверх, и желание у обоих было только одно — скорей бы! Скорей бы добраться до единственного места, где каждая могла расслабиться и быть самой собой. До собственной комнаты, вход в которую для других был абсолютно закрыт.

Члены рода относились к такому вот запрету совершенно спокойно. Да и понятно. Ведь земель у клана вдоволь, как и вполне себе пристойных каменных домов, которые могла себе позволить любая семья. А учитывая, что последнее столетие с рождаемостью и выживаемостью дела обстояли неважно, так и пустых домов, стоявших в плодородной долине, и ждавших своих хозяев, хватало.

Стояли они, высокие и красивые, с любовью сложенные из местного камня, обладающего повышенной стойкостью к любым погодным условиям, пустые, с голыми стенами. Эти стены украшали когда-то красивейшие ковры, вытканные искусными мастерицами, коих хватало в долине.

Советницы боялись даже думать о том, что, возможно, в ближайшем будущем, когда-то цветущее и звенящее детскими голосами поселение клана станет очередным городом-призраком.

Сколько их, таких заброшенных, было в других долинах?

Но надежда, надежда, которая жила в сердце каждой из них, как и в сердцах каждого члена рода, никак не умирала, не собиралась сдаваться и складывать лапки.

Кольхи, которая пришла к своей комнате первой, повернулась к подружке и сказала непривычным голосом, который слегка дрожал. Очевидно, сказались ночные приключения:

— Скажи честно, Эльхи. Ты все еще веришь?

Эльхи, которая все-таки немного запыхалась, вздрогнула. Такого рода вопросы в клане задавать было непринято. Она задержалась, вставляя ключ в замочную скважину, и медленно повернула голову:

— Я…верю. Все еще верю, — сказала пожилая женщина, которая и правда верила. Хотела верить. Эльхи глубоко вздохнула, открыла наконец дверь и вошла в свою комнату.

Кольхи же еще постояла с минуту, глядя ей вслед.

— Верит…Она точно верит. А я? — тихо спросила у себя Кольхи, и сердце ее замерло, — и я верю. Хочу верить. Несмотря ни на что.

И Кольхи, открыв дверь, скрылась в комнате, которая ждала свою хозяйку с утра.

* * *

— Да что она, спит все еще? — с раздражением сказала Светлана Борисовна, которая замучилась звонить Вере. То сигнал не проходил, то это надоевшее «абонент временно недоступен».

— То ли телефон отключила? А с чего бы ей? А вдруг случилось что? — мысли, одна другой неприятнее, не давали Светику приступить к делам, коих набралось множество

Два дня как Вера уехала, уже третий пошел. С утра должна была быть как штык. Да собственно, так обычно и бывало всегда. Надо сказать, Вера особо по отпускам не ездила, а если и отбывала куда, то не имела обыкновения опаздывать. И работу свою любила и ценила, и ответственная была, как мы знаем. За что и дорожили девушкой что руководство, что подчиненные

Светлана Борисовна положила трубку, и стала нервно постукивать по уже изрядно пострадавшей столешнице красивыми нарощенными ноготочками. Они сверкали двуцветным, приятного тона лаком, с каким и положено быть на работе руководителю. Ничего яркого, кричащего. Все стильно, строго, достойно.

Постучав так от минут пять от силы, женщина набрала номер Веры еще раз. Номер не отвечал, и не было даже раздражающего «абонент временно недоступен».

Тут раздражение Светика достигло высшей фазы, и она чуть не грохнула телефон об стол.

— Ну, попроси ты, Верочка, у меня еще отгульчик! Покажу я тебе его тогда, — вспылила наконец руководительница.

И ее можно было понять.

Как раз вчера вечером, только она уже собрала сумочку, ей позвонил один очень хороший человечек, с коим Светик имела весьма прочные деловые отношения. Позвонил и прозрачно намекнул, что того и гляди, а вполне возможно, даже и на этой неделе, Рульев таки соберется с проверкой.

Светлана Борисовна человечка поблагодарила, и на его личный счет ушел небольшой презент, в полуторном размере, за особо важную информацию.

Так что сегодня женщина пришла на работу пораньше, когда еще и бухгалтерия была закрыта, и никого из трех бухгалтерш, способных сложить два и два, и поточнее настроить ушки-локаторы, не было.

Светик ждала Веру, которая имела обыкновение приходить на работу пораньше, чтобы внимательнейшим образом проверить отчеты за прошлый день.

Потому что познала на опыте, что в конце дня девочки-бухгалтерши вполне способны наворотить дел. Особенно новенькая, Кристина. Девочка способная, знающая, умненькая, за что и была принята лично Верой.