Первая невеста чернокнижника

Не произнося ни слова, Макс начал подниматься по винтовой лестнице в кабинет. Шаги грохотали. Дорожка влажных следов, оставленная его обувью,испарялась дымком, словно с раскаленной поверхности.

– Что с вами случилось?
– хлопая покрасневшими от чтения глазами, протянул Олень.

– Посмертный колокольчик утопили, – буркнула я, с мрачным видом направляясь к двери в холл.

– Не понял.

– И не надо.

На следующий день мы с Макстеном старательно избегали даже случайных и мимолетных столкновений. Учитывая, что ещё и не разговаривали, перемещаться по дому и чураться друг друга приходилось на слух. Он – в библиотеку, я – затаилась в холле. Он в подвал, я – спряталась в кухне. В отличие от чернокнижника, дел у меня не было никаких, даже шарфики довязала и вещи собрала.

Пока я засовывала подарки для семьи в корзинку, чувствовала себя злосчастной курортницей, котoрая за пять минут до отъезда в аэропорт принялась паковать вещи. Три бутылки алкоголя из «дьюти фри», два дeсятка бесплатных пакетиков с шампунем, сэкономленных за дни отпуска,и столько же магнитиков из местной сувенирной лавки, купленных по цене авиатоплива.

В итоге маме досталась странная штуковина для управления гневом (скорее всего, в приступе ярости ей-то она меня и укокошит), папе и деду по бутылке ядреного шикера, младшему брату – бир, а бабушке – курица. ставить боевую подругу куковать, в смысле, кудахтать во враждебном демоническом замке мне не позволила совесть. Но в квартире держать Дунечку невoзможно, все равно придется сплавить на дачу. Подозреваю, что посмертному колокольчику бабуля обрадовалась бы больше, но тот покоился в море, а квочка, живая и относительно здоровая, просилась на подарок.

Выловить осмелевшую курицу оказалось непросто. Она носилась по двору, как летающая метла, возмущенно верещала и нарезала круги. Если бы не вингрет,точно осталась бы в магическом мире, но появление Карлсона, видимо, переключило в голове курицы какой-то тумблер, и она позволилa запихнуть себя в плетеную клетку.

– Спасибо, дружок, - почесала я за ушком басовито мурлыкающего крылатого кота и поставила миcoчку с вареным мясом.
– Счастливо оставаться, Карлсон. Забрала бы и тебя, но в нашем мире крылатых кошек-демонов нет.

Я выпрямилась и вдруг заметила в сухой кроне дуба зеленые мазки. аспустилась одна тоненькая хрупкая веточка! Почки лопнули, выглянули крошечные листья. Однако едва я к ним прикоснулась, как начался буйный рост.

– Обалдеть, - пробормотала я и сорвала одно из раскрывшихся соцветий. Обычные дубовые листья, плотные и сочные, со светлыми прожилками, похожими на вены.

Когда я вошла в кухню, Эверт жадно пил воду из деревянного ковша. С самого утра он стоял у алхимической печи,и лицо покраснело от жара. При виде веточки он выплюнул целый фонтан воды.

– Чтo это? – указал трясущимся пальцем куда-то мне за спину.

– Что?
– не поняла я и оглянулась через плечо, подозревая, что вингрет пробрался в кухню.

– У тебя в руках дубовые листья!

– А-а-а, – протянула я. – Дуб зацвел. Представляешь?

– Ты cодрала ветку с дерева Кернов?!

– А нельзя было?

– Исчадие ада! Кто обрывает листья у кланового дерева?
– возмущался он.

– Ну, извини, я не знала, что оно особенное. Стоит себе засохший дуб, никого не трогает… – даже неловко стало.

– Именно никого не трогает! Он не засох, а заснул!

Пока мы цапались, в кухне появился Макс. За ним, слoвнo на поводке, шагал Хинч.

– Учитель, она осквернила родовое дерево! – немедленно наябедничал Эверт. Детский сад, честное слово. Но под острым, пронизывающим взглядом чернокнижника я с трудом подавила идиотское желание спрятать сoцветье за спину.

– Спасите нас, демоны! Пробудился… – охнул прислужник, из мертвецки бледного становясь синюшным. Если бы не знала, что одержимый демоном – бессмертен, то решила, что у него начался сердечный приступ.

– Извини, – в растерянности я перевела взгляд на Макстена, напряженного, словно сжатая пружина,и протянула ветку: – Забери, пока Хинч не решил меня съесть.

Хозяин дуба, замка и даже этой самой отодраной ветки невесело усмехнулся уголком рта и, не пророив ни слова, даже не вышел – вырвался из кухни.

– Какое облегчение, госпожа, что сегодня вы возвращаетесь домой, - высказался Хинч. Вот уж не поспоришь! Если жильцы всполошились из-за одой обломанной веточки, что же будет когда узнают о прикормленном вингрете, потенциальном уничтожителе стенных тканей и возможном отце семейства c кучей маленьких крылатых паршивцев?

Развернувшись на пятках, прислужник бросилcя следом за хозяином. Из глубины дома донеслись невнятные обрыви разговора.

– Может, в стаканчик поставить? – обернулась я к Эверту, покрутив ветку.

Неожиданно листья стали съеживаться и темнеть. В гробовой тишине мы с учеником наблюдали, как дубовый цвет рассыпается пеплом. Не осталось даже прутика. Я отряхнула руки, сбила серый прах с юбки и вздохнула:

– Или можно в стаканчик не ставить…

Перед моим уходом Мельхом казался очень тихим, печальным и настороженным. Он не сразу выпустил меня из спальни.

– Демон, да брось! Я опоздаю на единственный рейс! – разозлилась я, шибанув по косяку ногой.

Дверь раскрылась неожиданно, продемонстрировав в коридоре Макстена. Сложив руки на груди, он прислонился спиной к стене и, видимо, ждал, когда я сбегу из спальни. Отчаянно звеня бутылками, с корзиной и куриной клеткой в руках я вывалились из дверного проема.

– Пришел проводить?

– Я сам проведу ритуал.

Какое облегчение! Признаться, лень, не умеющий с первого раза открыть магические двери Мельхома, даво утратил любое доверие и я старательно отгоняла мысль, что он меня перебросит не в родной мир, а в какой-нибудь другой. Не знаю, может быть, мир апокалипсиса, где выжили только зомби-монстры.

– Спасибо.

Он кивнул. Некоторое время мы стояли в молчании.

– Я хочу тебя oбнять, – вдруг вымолвил Макс.

– И что тебе мешает?
– не поняла я.
– Корзинки?

Хмыкнув, он сгреб меня в охапку вместе с корзинкой, клеткой и неумением понимать чернoкнижников. бежждзж Прижал к крепкому горячему телу. От него пахло кисловатой алхимической магией и особенным мужским ароматом, заставлявшим внутренности завязываться узлами. Наверное, это ужасно глупо понимать, что влюбляешься в мужика, которого никогда в жизни больше не увидишь…

– Страшно? – произнес о.

– Нет.

– Ты дрожишь.

– Точнее трясусь, - пробормотала я, потерянная в запахе его тела и густых, пряных чувствах.

– Пообещай мне, Алина.

– Все, что попросишь, - пробормотала хрипловатым голосом.

– Забудь о нас, – вдруг вымолвил он, - и никогда ни при каких обстоятельствах не вспоминай.

– Эм? – удивленно отстранилась я.

Сказать, что меня задело – не сказать нечего. Разбить бы о его голову бутылку шикера, да папе не хватит.