Первая ступень

И Изабелла попыталась представить их – белые, расчерченные синими линиями вен, с длинными тонкими пальцами, обломанными ногтями, едва заметными шрамами. Она часто разглядывала свои ладони и без труда могла восстановить в памяти их облик до малейшей детали, но всё тщетно. Руки не появлялись. Изабелла так увлеклась, что едва не забыла о двери, и лишь исчезнувший верхний левый угол дверного косяка заставил её прекратить своё занятие и восстановить выход.

«Ну и как это понимать? Почему я не могу представить собственные руки? Что за!.. – Изображение двери задрожало и начало расплываться, и Изабелла сосредоточилась на нём, поспешно обуздывая эмоции. – Таааак… Мне нельзя нервничать, нельзя-нельзя-нельзя! Никаких чёртовых эмоций. – Дверь снова обрела чёткие формы, и девушка немного успокоилась. – Почему же я не могу сделать себе руки?.. Может, потому, что они не могут существовать без тела?.. Или потому, что само тело не может материализоваться в этом паранормальном местечке? Но дверь-то смогла! Впрочем, это всего лишь кусок деревяшки, а вот руки… Руки – это уже серьёзно. Возможно, нужен другой подход. Или… Может…»

Разум Изабеллы озарила не до конца сформулированная догадка. Вместо того, чтобы додумать мимолётную мысль и предать её тщательному анализу, девушка тут же начала творить. Она уже успела понять, что без места и времени нет нужды в утомительных размышлениях – быстрее и проще сразу воплотить идею в реальность.

Бесконечное число умственных и волевых усилий, бесконечность – или один миг – времени, – и вокруг двери появилась стена. Изабелла проявила последовательность и восстановила стену всё той же комнаты в общежитии. Ни голубоватые исписанные обои, ни календарь с котиками за 2005 год, висящий справа от двери, не спешили исчезать, а значит, она сделала всё правильно. Но это было лишь начало – Изабелла решила воссоздать комнату целиком.

Это был адский труд, кропотливый и чрезвычайно утомительный. Он требовал полного сосредоточения. Изабелла настолько глубоко погрузилась в процесс творения, что ни эмоциям, ни мыслям места не осталось, и чем дальше она продвигалась на этом пути, тем сложнее он становился. Приходилось держать в уме каждую деталь обстановки, вплоть до мелких трещинок на потолке или царапин на спинке кровати. Будучи недостаточно детализированным, предмет не желал появляться, а стоило только ненадолго ослабить внимание и забыть о нём, как он тут же начинал мерцать или вовсе исчезал, а без него и другие начинали казаться недостоверными. Так Изабелла потеряла стену, у которой стоял шкаф для одежды, – и всё потому, что ослабила внимание к узорам на его поверхности. Пришлось вообразить его заново, со всем тщанием. Под конец Изабелла так выдохлась, что едва смогла вспомнить, ради чего, собственно, всё затевалось.

«Точняк! Я же готовила естественную среду обитания для своего тела! Ну-ка, посмотрим…»

И Изабелла повторила эксперимент с воспроизведением собственных рук, параллельно, разумеется, продолжая представлять интерьер комнаты до последней трещинки на вазе. И снова её ждал полный провал. Душу холодной водой окатило разочарование, и Изабелла едва успела обуздать себя; впрочем, значительную часть обстановки всё же пришлось восстанавливать.

«Ну и что за хрень на этот раз? – устало подумала Изабелла после того, как в очередной раз завершила нелёгкую работу. – Что моим рукам теперь-то не понравилось? В комнате человеческие руки вполне могут появиться. – Она так устала, что мысли ползли медленно и лениво, словно осенние мухи к аппетитному пирогу: вроде и надо бы, но совершенно не хочется в очередной раз обжираться сладким тестом, да и вообще, ничего уже не хочется. – М-да, руки в комнате появиться могут, но всё же… хм… Висеть посреди помещения прямо в воздухе в отрыве от тела для них противоестественно, не так ли? Вроде бы так. Хотя со всеми этими приключениями фиг поймёшь, что естественно, а что нет. Должна же я с чего-то начать! Я же не могу вот так вот взять и представить всё своё тело целиком! Или могу?»

И снова попытки, и снова провалы. Конечно, Изабелла не испытывала проблем с воспроизведением в памяти собственного облика, но воплотить его в реальность в едином творческом порыве не получалось. Это было чересчур сложно.

«Ну хорошо! – сказала себе Изабелла, едва справившись с очередной атакой отчаяния. – Руки висеть посреди комнаты не могут. Но ногам-то стоять на полу никто не запрещал! Может, хоть их у меня получится сделать?»

Она сосредоточилась на ступнях. Представила стопы, узкие и плосковатые, пальцы, один за другим, начиная с большого, синие вены, просвечивающие под льдисто-белой кожей. Стопы выглядели довольно красиво, что уж тут говорить, но вот стояли криво, одна чуть повернута к другой.

Стоп. Стояли?

«Обалдеть! У меня получилось! – Изабелла так обрадовалась, что едва не потеряла весь прогресс, но в последний миг взяла себя в руки и сосредоточилась на интерьере и, главное, на долгожданных ногах. – М-да, а радоваться-то, пожалуй, ещё рано. Тут работы непочатый край…»

Работа действительно предстояла немалая. Тонкие щиколотки, худые икры и голени, острые коленки, узкие бёдра и всё, что выше, нужно было вообразить во всех подробностях, а затем неплохо бы и одеть. Забавное зрелище представляли собой стоящие на полу, завёрнутые в джинсы ноги, заканчивающиеся пустотой. Эти даже не от ушей, это ещё хуже! Изабелла не слишком хорошо знала анатомию и не стала утомлять себя представлением бессчётного числа костей, нервных клеток и мышц. Да и, откровенно говоря, вряд ли у неё вышло бы держать в уме так много информации. Оставалось лишь надеяться, что это странное место удовлетворится и таким воплощением.

Закончив с ногами, Изабелла вообразила плоский живот, выступающие рёбра, небольшую грудь, и…

Какая адская боль!

Клинок был вогнан по самую рукоять, между шестым и седьмым ребром, слева от солнечного сплетения. Вокруг раны – огромный кровоподтёк и засохшая чёрная кровь. И боль. Почти такая же, как тогда, когда кинжал только вонзился в сердце.

То, что Изабелла сумела сохранить самообладание и не потерять ни одной детали окружения или себя, можно было объяснить лишь предшествующими упорными тренировками – или чудом. С трудом сдерживая натиск боли, она попыталась убрать из реальности кинжал, а когда это не вышло, сознательно отвлекла внимание от туловища. Оно исчезло; прошла и боль, но, когда Изабелла представила всё повторно, клинок появился снова, а с ним и все сопутствующие ощущения.

От боли хотелось кричать, но крик не мог вырваться из недосозданного тела. До завершения этого процесса Изабелла представляла собой чистый разум, и на физическую оболочку могла лишь смотреть со стороны. Почему же она чувствовала боль от вонзённого в сердце кинжала? Ответа не было, да Изабелла и не искала его. Удерживать внимание на интерьере комнаты и собственном теле было утомительно, но на закручивание лихих непечатных словесных конструкций её, тем не менее, хватало, и только поняв, что ругательства не приносят желанного облегчения, Изабелла попыталась мыслить логически: