Первая в списке

У нас гостей всегда привечали. Неважно, что жилищные условия были как и у многих во Вжещче, старом районе Гданьска. Две большие комнаты и большая кухня. Когда-то эта квартира была намного больше, но из нее сделали две квартиры – в одной поселилась моя бабушка, а во второй – ее сестра. Потом ту половину, что была у бабушкиной сестры, продали, а мы остались на своей. Тогда еще всем казалось, что у нас с папой отличная семья. Хотя чаще отец был не дома, чем дома.

Мама скучала по той квартире. Она еще помнила времена, когда весь этаж принадлежал ее семье. Ничего не поделаешь – надо было приспосабливаться к новым обстоятельствам. Тогда она еще не подозревала, как часто в жизни ей придется приспосабливаться.

Одну комнату я делила с Майкой, а вторую, чуть поменьше, занимала мама. Но большого значения это не имело, потому что и так вся жизнь проходила на большой кухне. У папы, когда он еще жил с нами, были странные идеи. Иногда, когда он сочинял музыку и что-то у него не получалось, он начинал делать ремонт, перестановку мебели и генеральную уборку. Однажды перекрасил всю кухонную мебель в оранжевый цвет. Это было, когда он писал песни для своего третьего альбома. Очень быстрые, энергичные. Я бы даже сказала, радостные. Тогда он любил яркие цвета. Даже брюки носил оранжевые…

Что касается этой кухни, то мы с мамой ненавидели ее всем сердцем. А несколько лет назад мы засучили рукава и за выходные придали всему приятный глазу белый цвет, после чего наконец успокоились. И только когда мама стала чаще бывать в больнице, чем дома, я перестала там хорошо себя чувствовать. Я не могла найти себе места. Почти каждую ночь я спала в маминой постели. А утром часто обнаруживала рядом с собой Майку, которая приходила ко мне посреди ночи.

Бабушка Зося спала на кухне, на гостевой кушетке. Я была очень благодарна бабушке, что она не заняла мамину кровать. Занять ее кровать, когда она страдала в больнице, значило примириться с ее уходом навсегда. Мамина кровать должна была оставаться свободной и ждать ее. Я даже не рассматривала вариант, что она может не вернуться. Мы, ее дочки, конечно, могли там спать, мы ведь и раньше по ночам иногда прибивались к маме, и для нас у нее всегда находилось местечко.

Иногда я чувствовала себя как в старые добрые времена, когда топала босиком из своей комнаты к маме, чтобы она прогнала плохие сны. Теперь, засыпая в ее любимой постели, я сама настраивала себя на то, что все будет хорошо.

Гданьск, 6 августа, больница

Когда я узнала, что больна, я подумала, что не смогу быть рядом с вами всегда, сопровождать вас во всех важных жизненных событиях. Я не смогу вести вас за руку, но думаю, что все-таки останусь в ваших сердцах. Каролъка, не могла бы ты рассказать Майке обо мне? Наверное, она будет помнить меня как сквозь туман. Для нее останутся фотографии и рассказы, твои и бабушки Зоей.

Гданьск, 12 августа, дом

Я хочу, чтобы вы были счастливы. Существует ли рецепт счастья? Наверняка нет. Каждый хочет быть счастливым, но счастье выпадает при стечении конкретных обстоятельств. В определенном месте, в определенное время.

Не бойтесь жизни. В сутках двадцать четыре часа. Посчитайте, сколько это секунд, таких драгоценных. Теперь я это знаю…

Сожалею ли я о потерянных моментах? Сожалею. Но не о тех, когда просто так лежала на траве, уставившись в небо. Я сожалею только о тех минутах, которые потратила на плохие чувства. Вы, наверное, думаете, что я вроде как одержимая (Карола наверняка сейчас страдальчески закат ит глаза). Но я хочу пожелать вам, чтобы вы прожили каждый день так, будто завтра не наступит никогда. Ненависть, лицемерие… Кому это нужно? По жизни надо идти честно, всегда помнить, что добро возвращается, и никогда, никогда нельзя сжигать за собой мосты.

Думайте позитивно. Позитивные мысли привлекают хороших людей. И счастье тоже притягивают. А дурные мысли и плохие слова лишь умножают зло в мире.

Найдите контакт с папой. Скажите ему, что в мир иной я ушла счастливая.

Последний раз я видела отца, наверное, года четыре назад. Майке сейчас шесть. Может быть, это и странно и нехорошо, но честно – по нему я не особо скучаю. Главной для нас была мама. Так было всегда. Мама и бабушка Зося.

Венчание у родителей было скромным. Пожалуй, только ближний семейный круг был на той церемонии. Прием был вроде довольно торжественным, в бабушкином доме. Да и сама она еще была жива. Я знаю это, конечно, только из рассказов. Мама закончила институт, работала ассистентом в какой-то фирме по сбору долгов. А потом получила место бухгалтера. Папа давал уроки игры на гитаре и на фортепиано. Очень не любил это занятие. После свадьбы они жили у бабушки, но там, как известно, только две комнаты. Мама забеременела, и они решили что-то изменить. Перебрались в Мальборк. Папа заявил, что с учениками завязал, а сочинять он может где угодно. В Мальборке жила няня моего отца, бабушка Зося. У нее был огромный дом с садом, который, как она говорила, был слишком велик для нее одной.

Мы переехали туда. Это были чудесные годы. Может, не хватало денег, но мы как-то справлялись. Бабушку Зосю я люблю, пожалуй, даже больше, чем свою биологическую бабушку. У нее не осталось родственников, так что мы были ее единственной семьей. В детстве я называла ее «нашей тайной бабушкой». До сих пор мы с Майкой иногда зовем ее так между собой.

Когда мне было четыре года, умер дедушка. Несколько месяцев спустя – бабушка. Мама сказала, что это от тоски. Очень даже возможно. Они любили друг друга больше жизни. У бабушки были свои способы управлять дедом; несмотря на то, что дед казался мужиком типа мачо, при ней он становился обычным подкаблучником. И похоже, ему это очень нравилось.

Мы переехали обратно в Гданьск, а бабушка Зося осталась в Мальборке одна. В своем большом доме. Потом у нее появились жильцы – замечательная супружеская пара, они открыли в городе ветеринарную лечебницу.

Мама сама собрала все наши пожитки. Их оказалось немного, и если бы не папин рояль, то не пришлось бы даже заказывать машину для перевозки. Собственной мебели у нас не было, а одежда, полотенца и постельное белье поместились в нескольких коробках. Папа, конечно, не участвовал в переезде. Я думаю, он был тогда в Лондоне. Он записал очень хороший альбом. Теперь я знаю, что он, должно быть, как-то связан с этой девушкой с обложки диска. Чернокожая, с водопадом длинных тоненьких косичек. Самые лучшие свои хиты он сочинял, когда был влюблен. И в тот раз, по-видимому, было точно так же.

Сколько себя помню, папа часто уезжал. На концерты, потом вроде как подписывать какие-то контракты. Однажды даже полгода прожил в Штатах. Без папы, конечно, плохо, но тогда было хорошо, потому что он присылал деньги. Может быть, это поверхностно, но я действительно смотрю на своего отца исключительно через призму денег. Не припомню, чтобы мы что-то делали вместе. Представляете – отец музыкант, а я даже не умею играть на пианино. На гитаре играю, потому что мама любила петь. Иногда мы устраивались на полу на подушках, в центр ставили миску попкорна, я играла, а мама и Майка пели. Здорово было, как у костра.

Все каникулы мы проводили с мамой или с бабушкой Зосей. Конечно, потом начались поездки с друзьями, но самые замечательные воспоминания все равно связаны с маминым отпуском. Я помню, что Майка мечтала спать в палатке. Тогда папа ничего не присылал, алименты приходили очень нерегулярно. Только когда ему удавалось продать некоторые песни или получить аванс за очередной диск, он присылал деньги, очень много денег. А когда у него денег не было, то и мы ничего не получали. Деньги вообще не любили его. Мама рассказывала, что в самом начале карьеры его обманул агент и что, если бы не то жульничество, папа давно уже был бы миллионером. Даже хотела пойти с этим к адвокату, но к тому времени папа уже оставил нас. Мама говорила, что у нас есть шанс выиграть. Потом уже ей стало плохо, и она не смогла довести дело до конца. А в принципе интересно: почему папа не боролся за деньги? Ведь у него были мы. А как бы они нам пригодились…

Родители не ругались, не ссорились. Все было еще хуже – они просто жили рядом как чужие… Папа, как я уже говорила, часто влюблялся. Просто влюблялся. Как это бывает у художников, которым для создания произведения всегда нужна муза. И с каждым разом все моложе и моложе, все красивее и красивее и (простите за такие подробности) со все более выдающимся бюстом. Сначала чернокожая, потом азиатка. Главное – чтобы каждый раз была другая, новая.

Мама хотела спасти семью, сохранить брак. Она думала, что я мелюзга и ничего не понимаю, но уже тогда я понимала все. Она думала, что еще один ребенок укрепит их отношения. Она забеременела. Когда папа узнал об этом, он пожил с нами еще несколько месяцев, даже делал вид, что радуется. То, что он блестящий музыкант, это факт, но оказалось, что он еще и довольно хороший актер. Мы все ему поверили и какое-то время были очень счастливой семьей. Однако затем он сказал, что дом ограничивает его и что здесь он не может творить. Его тогда как прорвало: я помню, как они с мамой орали друг на друга. Даже подушка на моей голове не могла заглушить это.

– Мне нужно пространство! – кричал папа.

– Пространство? – нервничала мама. – Есть у тебя пространство! Я с девочками перееду в одну комнату, а другая будет полностью в твоем распоряжении!

– Я не про это! Мне нужен воздух, мне нечем дышать!

– Петр! Ты ничего не делаешь по дому, ты не чувствуешь реальности! Когда ты сочиняешь или играешь, мы все ходим на цыпочках. Я даже боюсь готовить, чтобы не создавать лишних звуков! Карола телевизор не смотрит, музыку не слушает, потому что тебя вечно отвлекает «эта молотилка». Какого хрена тебе еще надо?