Первая в списке

– Она испытала то же самое, что и ты, – сказала Карола. – Она не раз оказывалась в таком же положении. Она не говорила об этом со мной, но я знала, что папа не совсем честен с ней.

– Сколько, ты сказала, тебе лет? – спросила я.

– Восемнадцать.

– Ты умная… для своего возраста. Может быть, даже слишком.

– Иногда жизнь заставляет человека рано начать соображать. – Карола пожала плечами. – Лично я не стремилась к такому результату.

– Хорошо, но мы до сих пор не знаем, чем я заслужила первый номер в списке, – заявила я.

– Мне кажется, мама любила тебя. И всю жизнь жалела, что выбрала отца, а не тебя.

– Ой, наверняка не жалела. Ведь иначе у нее не было бы тебя.

Мне все больше нравилась эта девушка. Она не была тупым подростком, о которых мне иногда приходится писать. Нормальная, умная девочка. Даже слишком умная. Если жизнь дает пинка под зад, то человек может опуститься на самое дно, а потом – либо отскакивает от него, либо распластывается на этом дне, оставаясь там навсегда. Вот Карола отскочила и в итоге оказалась очень высоко. Я, пожалуй, никогда в жизни так высоко не прыгала.

– О том, что у нее есть я, она наверняка не жалела. Но я не помню, чтобы у нее была подруга. Она рассказывала мне о тебе, но ни разу не назвала твоего имени, никогда не рассказывала мне, почему вы больше не общались. Я думала, ты умерла.

«Для нее я умерла. Факт», – подумала я.

Это был трудный разговор. Мне казалось, будто я села в машину времени и уехала на двадцать лет назад. Все воспоминания ожили, и сцены из моей жизни – кадр за кадром – пролетали перед моими глазами. Интересно, оказали они влияние на то, какая я сейчас? На то, что у меня нет мужа, семьи, что я боюсь даже завести кошку, а все цветы отдаю своим друзьям, чтобы они ухаживали за ними, потому что я не пережила бы очередной потери?

– Как ты все это вынесла? – спросила Карола. – У тебя есть еще вино?

– Есть. Погоди, сейчас налью… Не холодно тебе? Может, накроешься чем?

Карола мотнула головой, устроилась рядом со мной на диване. Я открыла еще одну бутылку, разлила по бокалам, и мы укрылись толстым белым одеялом. Теперь я сидела с Каролой точно так же, как когда-то с ее матерью. Только тогда это были совсем другие времена, совсем другая квартира, другое одеяло и совсем другая история. История, у которой тогда еще был шанс закончиться хорошо.

– Спрашиваешь, как я все это вынесла? Тяжело вынесла. Уж думала, что хуже быть не может, но могло. И было.

*

Как я защитила магистерскую работу – не знаю. Якобы даже отвечала на вопросы складно и по делу. Конечно, все спрашивали, что со мной такое и почему у меня темные круги под глазами.

А я?

Мне даже не с кем было поговорить об этом. Потому что мой лучший друг ушел с моей лучшей подругой. Ладно, некому сказать, так я еще хуже делала – душила все это в себе, а не пыталась выбросить из себя наружу. Рассказала только маме. Вкратце… Я вернулась со сплава на два дня раньше намеченного. Подсела в машину к совершенно случайным людям из соседнего лагеря. Даже не стала собирать свою одежду. Взяла только небольшой рюкзак с самыми необходимыми вещами, документами, деньгами. Мобильники тогда мало у кого были. У меня, например, не было. А даже если бы и был, что бы это изменило?

Наверняка ничего.

Когда я уезжала. Петр и Патриция не вышли из палатки. А я-то, наивная, думала, что они выйдут, что оба будут просить прощения и говорить, что это просто секс, дурь, эмоции, слишком много алкоголя. Сегодня, возможно, я даже поверила бы в это: мне приходилось ложиться в постель с такими, с кем я на трезвую голову не пошла бы даже в кино. Но тогда я была полна веры в идеальную любовь и верность до гроба. И в дружбу.

На машине я доехала до ближайшего городка, села в автобус, который ехал в Косьцежину, а оттуда уже поездом добралась до дома. Я даже не помню, купила ли я билет. Домой вернулась после полудня. Мне открыла мама.

– Привет, доченька, а чего это вы так рано?

Она сказала «вы». Ну да, ведь я же была с Петром.

– Мама, – выдохнула я с трудом, – свадьбы не будет. Отмени ее, пожалуйста.

Она удивленно посмотрела на меня:

– Как это – отмени свадьбу? Что случилось?

– Петр мне изменил. – Я хотела прервать этот унизительный разговор и лечь спать. Закутаться в одеяло, заснуть и никогда больше не проснуться.

– Петр? – Мама не поверила своим ушам.

Я кивнула. И только тогда я заплакала. Эмоции одолели, и мне пришлось их выбросить из себя. Мама обнимала меня, как маленькую девочку.

– Успокойся, дорогая, может… может, на самом деле все не так, как ты подумала? – Она сама не знала, что говорит. Образ идеального зятя рассыпался в прах. – Может быть, вам стоит разобраться в этом на холодную голову, может, Патриция поможет вам найти общий язык?

При имени подруги, бывшей подруги, я разрыдалась еще больше. Мама гладила меня по голове и совершенно ничего не понимала.

– Мама, он – с Патрицией!

– С Патрицией? – недоумевала она. Патриция – еще один человек, который всегда был со мной. Моя мама часто была ей за мать, иногда мне даже казалось, что она предпочитает ее. – Как с Патрицией? С нашей Патрицией?

У меня было ощущение, что мама боится вообще что-либо сказать, потому что каждое ее слово только усугубляло ситуацию. Она оставила меня в покое, и я отправилась в постель. Я даже не стала умываться. Она уединилась на кухне, делала мои любимые русские пельмени [6] , испекла пирог. Но я ничего не могла проглотить. При мысли о еде меня тошнило. Мама приносила тарелки, а через какое-то время уносила все назад холодным. Я просто пила чай. Так прошло несколько дней.

6

То, что поляки называют «русские пельмени» (pierogi ruskie), сильно отличается от привычных для России пельменей: их готовят с творожно-картофельной начинкой и подают с жареным луком. А «русские» в честь Червоной Руси, то есть русских-русинов Галиции.

За это время никто не пытался со мной связаться. Во всяком случае, мама никого ко мне не пропустила.

В воскресенье утром я встала, приняла ванну. Потом в халате я снова легла. Звонок в дверь, я уже было хотела открыть, но мама меня опередила.

– Привет, Петр, – услышала я холодный мамин голос.

Она никогда его так не называла. Она называла его «Травка» или «Пётрусь». И всегда нежно.

– Здравствуйте, – тихо сказал Петр. Его голос вызвал лавину воспоминаний. И самых чудесных, и самых болезненных. Сначала я подумала, что он пришел извиниться, поговорить, чтобы хоть немного объяснить, что произошло, ведь нельзя же оставлять людей вот так, без объяснения.

– Я принес вещи Ины, – объявил он. – Простите.

Потом тишина, стук двери, все, конец. Это действительно был конец.

Но не тот, где «и жили они долго и счастливо». Я вышла в коридор и увидела картонную коробку. Мама попыталась прикрыть ее собой, чтобы я не увидела ее и не разрыдалась. Но я все увидела. На самом верху лежала моя ночная рубашка, та, в которой я ночевала у него. Он подарил ее мне после нашей первой настоящей совместной ночи. Я увидела ее, и мне стало плохо. Я почувствовала, что весь завтрак, который приготовила мама, подступил к горлу. Меня стошнило.