Первое задание
Шрифт:
Я тщетно силился понять, как ты могла себя отдать
На растерзание вандалам?
Из мрачной глубины веков ты поднималась исполином
Твой Петербург мирил врагов высокой доблестью полков
В век золотой Екатерины...***
Ее голос становится выше, не теряя хрипотцы, и выводит слова, даже не понимая которые, сидящая в кресле русоволосая девушка сжала руками подлокотники и уставилась в спину подруге.
Агата прошептала последние слова песни и выпрямилась. Повисла тишина, нарушаемая только потрескиванием дров в камине.
–
– Это и был своеобразный гимн.
– Сыграй еще, а? Это потрясающие песни... я понимаю, о чем ты поешь, хотя не знаю этого языка... Агата, ну пожалуйста!
– Про родину больше не буду.
– Не хочешь?
– Не знаю просто.
– Тогда давай про любовь.
– Одну песню. Горло болит.
– Ладно.
Агата поворачивается обратно к роялю и начинает играть, вдруг резко обрывая музыку.
– Что такое?
– Нет, ничего.
Она начинает снова, скользя пальцами по клавишам, и шепчет первые строчки, делая голос все громче и почти срываясь на крик в припеве.
Всё как будто шло своим путем, медленно и верно.
Успех в делах, семья и дом лечили раненные нервы.
Не будили звездные дожди моего воображения,
И превратились виражи в плавное скольжение.
Скажи, откуда ты взялась, моя нечаянная радость,
Несвоевременная страсть, горькая осладость,
Нарушив мой земной покой ты от какой отбилась стаи,
И что мне делать с тобой такой, я не знаю.
Вздрогнул как от выстрела мой дом, стены закачало,
Когда в окно твоим крылом счастье постучало.
Понимал ли дом, что он для меня стал тесен,
Оставив незакрытой дверь и окна не завесив.
Скажи, откуда ты взялась и опоздать не испугалась,
Моя неведомая страсть, моя нечаянная радость.
Нарушив мой земной покой, ты от какой отбилась стаи,
И что мне делать с тобой такой, я не знаю.
Мой уютный замок из песка стал как-будто ниже,
И заменили облака рухнувшую крышу.
Ты смотрела. как под крышей той разгорались страсти,
Сказав, что на беде чужой мы не построим счастье.
Да, я бы мог, конечно, отпустить тебя, но это не поможет
Чужому горю, ведь простить меня мой дом уже не сможет.
Расстаться можно и любя, боль рассосётся понемногу,
Но только обманув себя, мы обмануть не сможем Бога.
Скажи, откуда ты взялась и опоздать не испугалась,
Моя неведомая страсть, моя нечаянная радость.
Нарушив мой земной покой, ты от какой отбилась стаи,
И что мне делать с тобой такой, я не знаю.****
Черноволосая девушка прошептала последние слова, с усилием закрыла крышку над клавишами, залпом осушила бокал и уронила лицо в ладони, не давая непрошенной влаге потечь с подбородка.
– Агата? Агата, ей, ты чего!
– Ничего, сейчас пройдет. Прости, Брит, я сегодня больше не буду играть.
– Ты ведь ему играла?
– Брит...
– Да ему, понятно это! Знаешь, я по-русски не понимаю ничерта, но... Это потрясающе. Если ты
так поешь... то я понимаю, почему тебе не нужен никто. Ты любишь этого Локи.– Не говори ерунду, Брит!
– Мне только не рассказывай, ладно! Ты знаешь, куда он уехал?
– Нет.
– Нда... ты пыталась его найти?
– Нет. Это бессмысленно.
– Агата, ты...
– Дура, знаю. Ладно, хватит об этом. Я есть хочу!
Бритни укоризненно качает головой, обнимая за плечи сидящую за роялем девушку.
– Я достала пиццу. Разогреть?
– Давай.
Агата поднимается, и обе девушки скрываются в дверях кухни.
Туман над бездной рассеивается, и двое – златоволосая женщина и огромный воин – вновь смотрят в мерцающую мириадами звезд пустоту.
– Признаю, моя царица, я имел неверное мнение об этой смертной.
– Не такой уж и смертной, Хеймдалль, – женщина улыбается сама себе.
– Моя царица?
– Мой сын отдал за ее жизнь свое могущество. Это просто так не проходит, – она разворачивается и шествует по мосту обратно, оставляя воина удивленно смотреть ей вслед.
Прошло несколько дней с того момента, как царица стояла на краю Бивреста.
Стояло прохладное туманное утро, отражавшее настроение Фригг, когда она направилась в покои младшего сына.
Он успокоился. Принял свои силы и многое понял. Пришло время поговорить.
Остановившись перед дверями, она взмахнула рукой, и резные волки учтиво склонили головы, пропуская свою царицу.
В покоях было тихо, только из-за дверей кабинета доносилась приглушенная возня. Женщина подошла к ним и подняла руку, чтобы постучать, но дверь резко раскрылась.
– Мама! Зачем ты пришла?
– Нам надо поговорить, Локи.
– Это срочно? Я...
Фригг заглянула через плечо сына и увидела на краю стола, заваленного книгами и заставленного пробирками, альбом в кожаном переплете с тиснеными золотыми рунами.
– Сиф уже отдала тебе альбом, как я вижу.
– Откуда ты...
– Это я дала его ей. А она... она все сделала правильно.
– Его создала ты, этот альбом?! Это подделка?! – кулаки Локи сжимаются, заставляя костяшки пальцев побелеть от напряжения.
– Нет. Я просто забрала его из ее комнаты, оставив такой же. Разве ты не чувствуешь, как страниц касались ее руки?
– Чувствую... Почему ты отдала его Сиф, мама? Почему не сразу мне?
– Тебя не было в Асгарде, а она тоже скучает, Локи. Ведь там и для нее были стихи.
– А остальные?
– Для тебя.
– Почему ты так уверена?
– Потому что все это время я наблюдаю за ней. Она тоже скучает.
– Я не пойду в Мидгард.
– Почему?
– Потому, что она права. Я не хочу смотреть, как она стареет.
Улыбка Фригг становится хитрой, в голубых глазах зажигаются озорные огоньки, и она снизу вверх смотрит на сына.
– Мама? – он ещё не верит, но надежда уже разгорается в его глазах.
– Да, Локи. Да.
– Это невозможно!