Первоклассная учительница, дракон и его сын

– А, вы все-таки меня слушали!
– улыбнулась я.
– А мне казалось, что мой отчет прошел мимо вас.

Кайлен посмотрел на меня устало, но без злости.

– Он мой сын. Для меня важно все, что с ним происходит.

– Тогда, пожалуйста, пройдите терапию, - попросила я.
– Пока вы застряли в своем горе, у мальчика ничего не изменится. У него никого нет важнее вас, но вы от него закрыты.

Кайлен кивнул, и я вдруг поняла, что он бесконечно устал и едва держится на ногах. У него был еще один долгий день, который не принес ему исцеления.

– Если бы вы только знали, медира Юлия, сколько у меня сейчас работы, - вздохнул Кайлен.

– Все как почувствовали слабину, так и пытаются укусить. Мне дышать некогда.

– Если вы потеряете сына, то все это уже не будет иметь значения, - твердо сказала я.
– Я теряла ребенка. Я понимаю, что это такое.

Кайлен бросил на меня недовольный взгляд. Я не нравилась ему. Я раздражала.

Но самые сильные перемены всегда начинаются с боли. Если бы не моя потеря, я никогда не отважилась бы на развод. Так и жила бы дальше, каждый день слушая согласный хор мужа и свекрови, который исполнял старую песню «Да кому еще ты нужна?»

Себе. Самой себе - и это важнее всего. Жаль только, что моему сыну понадобилось умереть, чтобы я поняла и приняла это до конца.

– Соболезную, - откликнулся Кайлен.
– Он и правда на вас показал?

– Да, - улыбнулась я.
– Я спросила: «Джолли, кто принес тебе магнит?» - и он взял руку Мадса и показал ей на меня. И произнес: «:Агни.. .т». Он все понимает. Он все чувствует.

Наверно, мне показалось в сумерках - лицо Кайлена вдруг сделалось настолько живым и страдающим, что этот гордец умер бы от стыда, если бы кто-нибудь увидел его сейчас.

– Называйте его, как хотите, - произнес Кайлен каким-то незнакомым, не своим голосом.
– Вы в самом деле первоклассная учительница, медира Юлия. Нам всем с вами очень повезло.

Я позволила себе сдержанно улыбнуться.

– Что вам нужно для работы, кроме фасоли и бассейна?
– поинтересовался Кайлен.

– Я бы хотела планшет или ноутбук, - сказала я.
– Мне нужно посмотреть, что в вашем мире есть на тему детского развития.

Меня вдруг разобрал нервный смех. Господи, еще вчера я была в родном городе, в школе, готовилась к новому учебному году - и вот я в мире, где есть драконы. Раньше я читала о попаданках в книгах, а теперь сама попала, во всех смыслах.

Кайлен осторожно придержал меня за руку.

– Все в порядке?

– Да. Просто удивляюсь тому, насколько быстро приняла все, что со мной случилось. Кайлен одобрительно кивнул.

– Да, вы прекрасно справляетесь. Планшет вам принесут сегодня. Что-то еще?

– И кошку, - улыбнулась я.
– Животные всегда на пользу детям.

В улыбке Кайлена мелькнула печаль.

– Когда-то он просил кошку, - признался он.
– Наверно, пора ее подарить.

В столице был большой приют для животных: после завтрака я сказала Джолиону, что мы поедем выбирать ему кошку. Мальчик ничего не ответил, выкладывая крошки в ряд на скатерти.

– Красивую умную кошечку, - сказала я.
– Она будет с тобой дружить, Джолли. Дружить и играть. Ты будешь ее гладить, а она будет мурлыкать тебе песни.

Джолион даже виду не подал, что понимает, о чем идет речь. Мадс погладил мальчика по плечу и произнес:

– Он не любит выезжать из дома, медира Юлия. Ему кажется, что его везут в больницу, даже если это не так.

Я понимающе кивнула.

– Боюсь, что он снова будет кричать, если я уеду одна. Джолли, хочешь поехать со мной за кошкой? Если да, то дай мне хлеб.

Некоторое время Джолион сидел, рассматривая ряд хлебных крошек, а потом медленномедленно, словно боясь совершить ошибку, протянул мне ломтик хлеба.

– Вот и хорошо, - улыбнулась я и посмотрела на Мадса.
– Едем?

В машине Джолион сидел рядом со мной и сжимал мою руку так сильно, что я не сомневалась: будут синяки. По счастью дорога по выделенной драконьей полосе заняла всего четверть часа. Мадс приказал остановить машину, не доезжая до приюта и объяснил:

– Никто не должен понять, чей сын этот мальчик. И медир Кайлен не должен знать, что мы сюда приезжали.

Я понимающе кивнула.

– Договорились. Я мама, Джолли сын, а вы - дедушка.

Вскоре мы остановились возле двухэтажного здания, разрисованного бегущими собаками и умывающимися кошками, и я сказала:

– Вот, Джолли. Пойдем, выберем тебе друга?

Нас встретила девушка-администратор, выслушала пожелания о кошке, любящей детей, и осведомилась:

– Мальчик что, болен?

Джолион с самого начала прижался ко мне, зажмурился и не желал открывать глаз. Даже пестрый попугай в клетке на стойке администратора не привлек его внимания. Только сейчас я заметила, что девушка смотрит на нас как-то странно, словно Джолион готов был в любую минуту броситься на нее, а потом все разгромить здесь.

Мне сделалось не по себе.

– Да, мальчик болен, - ответила я.
– Наш невролог посоветовал взять домашнее животное для адаптации.

В глазах девушки появился неприятный блеск.

– Знаете, наши животные - не средство адаптации душевнобольных, - с нескрываемым презрением ответила она.
– Вы ведь не собираетесь обеспечивать кошке безопасность, она станет просто игрушкой для ребенка? Вы понимаете, что это живое существо? Оно не создано для игр неполноценных детей!

Я с трудом подавила желание ударить ее - врезать так, чтобы навсегда выбить из ее рта такие слова. Мадс сделался не смуглым, а каким-то серым. Джолион по-прежнему не отлипал от меня и не смотрел по сторонам. Я открыла было рот, чтобы сказать, что мы с Мадсом собираемся следить и за ребенком, и за кошкой, и никто никого не будет мучить -а потом подумала: какого, собственно, черта?

– У вас тут бродячие кошки, верно?
– уточнила я. Девушка поджала губы.

– Да. Мы собираем их на улицах, лечим, приводим в душевную норму. А вам породистых подавай?

– А если кошку никто не возьмет? Она так и будет тут жить до старости?

Попугай разразился хриплой птичьей бранью. Губы девушки сжались в нить.

– Таких животных усыпляют, - процедила она.

– Что ж, - я подарила ей самую очаровательную улыбку.
– Пусть усыпляют. Жаль, что вы не дали одной из ваших кошек новую долгую жизнь. В хорошем доме и с заботой. Подумайте об этом, когда будете усыплять ее.

В спину нам полетели брызги слюны и вопли, самым цензурным из выкриков были «живодерка» и «тварь». Мы вышли на улицу, и Мадс сказал:

– Не знаю, как я сдержался. Чудом, наверно.

В его голосе звенела ярость - та, которая заставляет рвать врага голыми руками, и я вполне его разделяла. Мы пришли забрать животное, никто не собирался его мучить и обижать, я следила бы и за кошкой, и за Джолионом, но нам даже не дали этого сказать. Нас с ходу стали оскорблять и обвинять в жесткости.