Перворожденный

А Рон тем временем загремел инструментами.

Катрина часто заморгала, возвращаясь в реальность.

— Почему ты остановился? Еще рано!

Раньше после выхода из воспоминаний первое, что она делала, это разнимала руки и отодвигалась подальше от узника. Теперь же Катрина только крепче сжала пальцы Нэйтана, заглядывая ему в глаза.

Нэйт смотрел в ответ серьезно. Покачал головой.

— Лишние подробности тебе ни к чему.

Катрина прикусила губу, несколько секунд раздумывая, как его переубедить.

Он все еще держал ее за руки. Или она его?

— Ты обещал от меня ничего не утаивать, — не нашла аргумента лучше.

Нэйтан иронично приподнял бровь.

— Ой ли?

— Именно, — огрызнулась Катрина.

Он улыбнулся, стоя на своем, но при этом продолжая открыто смотреть ей в глаза.

— Леди, должна же у меня быть хоть какая-то гордость?

Катрина собиралась снова возразить, но осеклась. Господи, кто же знает, что с ним там делали… Там? Вовсе не «там», а где-то здесь, в этих же подземельях. Возможно, прямо за стеной…

— Не делай такие глаза, — усмехнулся он. — У меня даже шрамов не осталось. Перворожденный, сила целителя… и далее по списку, — закончил уже совсем весело.

Катрина натянуто улыбнулась: то, что она недавно видела, совсем не располагало к веселью.

— Я рада, что ты остался жив, — пробормотала она.

Опустила взгляд на их переплетенные пальцы. У него они всегда были теплыми. Всегда. Даже в этом холодном подземелье.

Нэйтан отреагировал на ее слова иначе, чем можно было бы предположить. Он встряхнул ее за руки.

— Ну хватит, — голос прозвучал резко. Катрина вскинула на него глаза. — Я показал тебе это не для того, чтобы вызвать жалость, а чтобы ты охватила целостность картины. Не о чем жалеть. Небольшая неприятность, и только.

Она невольно вспомнила его детство и тут же загнала эти воспоминания обратно. Нет, жалости он не потерпит. Да и, положа руку на сердце, Катрина испытывала вовсе не жалость — уважение, даже восхищение.

— Лучше скажи мне, — Нэйтан перевел тему, и его голос зазвучал мягче, — тебе удалось полностью абстрагироваться от чужой боли?

Действительно, только сейчас до нее дошло, что физически она ничего не почувствовала. Это были именно чужие воспоминания.

Катрина кивнула.

— Да, ты же показывал мне, как это сделать.

— Ну вот видишь, — на его лице появилась самодовольная улыбка, — я же говорил, что хороший учитель.

— И хвастун, — напомнила, не удержавшись.

— Но хороший учитель.

— Ладно, неплохой, — сделала она небольшую поблажку.

Нэйтан закатил глаза.

— Оценить мастера по достоинству — тоже искусство.

Катрина рассмеялась. За последний месяц она смеялась больше, чем за всю свою жизнь.

— Ну что? — Нэйт прищурился, глядя на нее. — Продолжаем обсуждать мои положительные качества или не теряем времени и возвращаемся на десять лет назад?

Катрина думала возразить, что о положительных качествах речи, в общем-то, и не шло, но предпочла промолчать. Ей на самом деле чертовски хотелось узнать, как же ему удалось спастись. Вроде бы головой она понимала, что Нэйтан здесь, живой и здоровый, а все, что он ей показывает, было давно, но тем не менее отделаться от волнения не удавалось.

— Продолжаем, — решительно кивнула.

Нэйт на мгновение задумался.

— Так, знаю, с какого момента продолжим, — определился он.

И ее вновь затянуло в водоворот событий десятилетней давности.

Сознание возвращалось постепенно.

Сначала вернулась боль, потом осознание того, кто он и где. Затем пришли голоса, но доносились они словно сквозь плотную завесу, хотя говорящие и были рядом.

— Что значит, ты ничего не добился? За четыре часа? — рычал старческий голос.

— Господин, я сделал все по высшему разряду, — басил в ответ более молодой. — Клянусь вам, он даже так и не закричал.

— Что ты несешь? — снова старческий. — Он что, двужильный? Если все так, как ты говоришь, такое нельзя вытерпеть молча.

— Клянусь, господин.

— И не признался ни в чем… — старик, задумчиво.

— Да, господин. Сначала насмехался, потом замолчал и так и не проронил ни слова, пока не потерял сознание. Я приводил его в чувства трижды и продолжал. Все без толку.

Шаги, будто его обходят вокруг. Недовольное бормотание, такое, что слов не разобрать.

— Позвольте сказать, господин? — снова бас.

— Говори, — пренебрежительно, старик.

— Я давно этим занимаюсь, господин. Видел многих людей…

— Ближе к делу.

— Он не только не закричал, клянусь вам, он не почувствовал половину боли. Просто отключался, не терял сознание, а именно не присутствовал здесь.

Старик фыркнул.

— Это невозможно без магии, а на нем браслеты.

— Господин, я пытал и магов, и лишенных дара. Клянусь вам, это невозможно в обоих случаях.

— Что-то ты много клянешься.

— Господин?

— Поди прочь!

Быстрые тяжелые шаги. Палач решил поторопиться, пока Корвин не обратил свой гнев против него.

Теперь Нэйтан окончательно пришел в себя и стал понимать, кто находится рядом с ним. Колени давно подогнулись, и он полностью висел на скованных руках, а Придворный маг обходил его по кругу, недовольно цокая языком.

— Что ж ты за птица, — пробормотал Корвин себе под нос.

— Ворона, — прохрипел Нэйт, с трудом разлепив прокушенные губы.

— Что-что? — Старик встрепенулся, зашел спереди, задрал пленнику голову. — Что ты сказал?

Открыть глаза было сложно, но он заставил себя это сделать.

— Ворона… предвестник… смер… ти.

Он убьет его, непременно убьет. После всего этого — убьет без жалости и сомнений.

— Тронулся все-таки, — вздохнул Корвин, отпуская и отступая.

Хлопнула дверь, раздались шаги. Но сил на то, чтобы поднять голову и посмотреть, кто пришел, не было.