Первозданная

Даю ей успокоиться, а сам распускаю собранные на затылке волосы, позволяя им приятной тяжестью падать на спину.

— Господи, — слышу приглушенный вздох. — Как хорошо…

Девушка заторможено шевелится, и тянется лицом ко мне, пока я целую ее плечи и прохожусь мелкими взмахами по позвонкам. Ощущение, что готов вечно прикасаться к ней.

— Сатэ… — устанавливаю зрительный контакт. — С тобой я предохраняться не буду. Услышала меня? Хочу ощущать тебя всю. А после мы обязательно примем все меры.

Девушка вдруг трепыхнулась так, будто ее попытались резануть без анестезии. В изумрудных глазах зажегся недобрый огонек, а в следующую секунду она накинулась на мой подбородок с мелкими болезненными укусами.

— Вот дикарка, — вырвалось у меня с шипением.

И что конкретно так разозлило ее?..

Я позволял ей бесчинствовать, чтобы понять, как далеко она может зайти. Но когда эти губы опустились на мою шею и коснулись кадыка, вбирая в себя выступ гортани, зубы непроизвольно сжались от бессилия. Откровенная ласка заставила тело напрячься и отдаться каждому импульсу, вызванному невероятной женщиной в моих объятиях.

То, как сильно я хотел ее в эту минуту, невозможно было сравнить ни с чем, что было испытано мною за все годы. Растворить. Сожрать. Просто не оставить ничего. Ни капли.

Она все же пробудила во мне зверя. Первобытного животного, которому неведомо ничего, кроме инстинктов.

С непроизвольным рычанием, вырвавшимся из горла низким рокотом, я оторвал Сатэ от себя и буквально швырнул на постель, после чего молниеносно вскочил на ноги, не обращая внимания на пелену перед глазами от необузданного желания. Резкими движениями перевернул ее на живот, подтянул к себе, запихивая под нее подушку, чтобы приподнять так, как нужно было мне. И зафиксировал девушку в этом положении, с каким-то придыханием уставившись на ее спину. Протянул ладонь, вновь пройдясь по выступающим вереницей костяшкам и удовлетворенно хмыкая от того, как Сатэ выгнулась.

Впился пальцами в нежную кожу на талии и резко вошел в нее, чувствуя нереальную тесноту, от которой сносило крышу. Буквально зажмурился от чистого кайфа и сделал еще несколько быстрых движений.

Отрезвила меня отчетливая тонкая дорожка, нитью тянувшаяся по моему бедру. Слишком горячая и темная. В ужасающей догадке перевел взгляд на напряженные плечи, а уже после — заметил, что Сатэ слишком неестественно притихла, подобрав руки под живот.

Застыл и шумно выдохнул. А потом сделал глубокий вдох в тщетной попытке обуздать накатившую ярость.

— Идиотка! — выплюнул через стиснутые зубы.

И медленно вышел из нее.

Больше всего хотелось задать ей хорошую трепку. Выпотрошить, растерзать и наказать за ложь. Но мне внезапно стало противно от самого себя. Я виноват не меньше. Ведь всё в ней кричало о невинности. Как я мог не догадаться? Как позволил провести вокруг пальца?.. Зачем она это сделала?!

Покинул комнату, чтобы набрать ванну. Понятия не имею, что правильно в таких случаях, но горячая вода не повредит точно. Ноющие мышцы должны хотя бы немного отойти от боли.

С примесью отторжения замечаю кровь на своей плоти и гневно отрываю бумажное полотенце, стирая доказательство собственной оплошности. Смотрю на себя в зеркало, испытывая потребность что-нибудь разбить. Сублимирую негативную энергию, сжимая края раковины. Меня душит это бешеное чувство вины перед ней.

В эту секунду я искренне ненавижу ее всеми фибрами души.

Когда ванна наполняется до середины, закрываю кран и возвращаюсь в спальню. Сердце разрывается от жалости, когда вижу Сатэ, примостившуюся на краю и прижавшую ноги к груди. Подойдя ближе, замечаю дорожки беззвучных слез и со скрежетом сжимаю челюсть. Когда беру ее на руки, она не сопротивляется, но и не выказывает признаков жизни.

Аккуратно опустив ее в воду, захожу следом, устраиваясь за спиной. Благо, размер позволяет нам обоим свободно уместиться. Перекидываю волосы Сатэ через железный бортик, а ее саму лежа помещаю на себе. Болезненно морщусь, когда она слишком безвольно опускает голову набок, медленно свисая в сторону. Слезы продолжают течь, но она не издает ни звука. Каждое подрагивание кончиков ее мокрых ресниц отзывается горечью где-то глубоко.

Разве так должно было быть?..

— Ты как? — задаю тупейший вопрос.

Мне просто надо было что-то сказать в этой гнетущей тишине.

— Вполне неплохо, — поникший шепот. — Но я не хочу об этом говорить, Тор.

Мое имя из ее уст. Сегодня оно звучит печальной мелодией. Наряду с лютым негодованием во мне просыпается нездоровая нежность. По-хорошему, ее бы послать ко всем чертям за наглую попытку обмана. Но мне совершенно не хочется, чтобы первый опыт запомнился ей таким. Тихонько поглаживаю ее, желая предать забвению причиненную неосторожностью боль. И очень надеюсь, что ее состояние вызвано лишь физическим дискомфортом, а не сожалением.

Потому что весьма внезапно я не хочу, чтобы она жалела об этом. Несмотря ни на что.

— Мы поговорим об этом потом, — произношу с тяжестью. — Обязательно.

Я позволил ей набраться сил, задумчиво разглядывая заалевшую вокруг нас воду. Сделанного не воротишь, но исправить ситуацию вполне еще можно. Ладони равномерно опускаются и поднимаются, рисуя прямые линии от начала ее бедер до плеч.

Моя злость внезапно начинает усиливаться, когда я с досадой осознаю, что хочу ее даже сейчас. Ведь всё ранее происходящее должно было оттолкнуть, верно? Я же никогда не питал слабости к неопытным девицам!

Неопытным!

Сука!

Разве неопытные так ведут себя?! Или я был слишком слеп, чтобы заметить ее скованность, или Сатэ очень старалась убедить меня в искушенности. С какой целью? Опровергнуть мое заявление о том, что таких видно за версту?..

Рывком встаю, вытягивая обмякшее тело, и слышу, как девушка охает от неожиданности. Дергаю пробку, позволяя потоку с шумом стекать в водосток, и одновременно включаю воду, регулируя температуру. Когда она мне кажется приемлемой, подставляю Сатэ под напор душа, омывая кожу.

И внимательно слежу за эмоциями. Жду чего-то, на что способна только она. Но эта бестия молчит, потупив взгляд. Стесняется? Серьезно? Поздно пить боржоми, кобра. Поздно.

Прямо в таком мокром виде снова беру ее на руки и несу в спальню, опуская на постель. Напрягаюсь, когда замечаю в зеленых глазах страх. Борюсь с бешеным желанием злорадно усмехнуться и напомнить, кто именно затеял это представление. Поражаюсь спектру негативных качеств, которые во мне пробудила Сатэ. Примитивности своего естества, перекрывающей истошные сигналы разума. И перечеркнувшей нажитые за годы принципы в отношении противоположного пола. Разве раньше я на кого-либо так давил? Целовал с таким нажимом, пытаясь подчинить? Для меня женщина была равной. А над ней будто пытался доминировать. Может, именно потому, что такого отпора никогда не получал? «Ломались», это да. Но она-то не «ломалась». Она воевала! Не только со мной. В первую очередь — со своим нутром. И в конечном итоге подставила нас обоих!