Первый/последний

Веки щиплет: то ли от облегчения, то ли от уныния. У меня к Владу сотни вопросов — но не в голове, а в сердце. Оно переполнено ими и обливается кровью, но вряд ли я решусь их задать...

***

— Опытным путем проверено: здесь клевый кофе и рогалики с корицей! — сообщает Макар на большой перемене и тащит меня в буфет. Отважно отстояв очередь у кассы, мы покупаем выпечку, а потом еще несколько минут сражаемся с визжащей кофемашиной.

Мы болтаем ни о чем, и я даже признаю, что мне весело, но на пути к столику снова... цепляюсь за пронзительно чистый, выворачивающий душу серый взгляд.

Никогда раньше Влад не смотрел на меня так, и я бы все отдала, только бы он больше этого не делал.

Не меняя хмурого выражения, он отделяется от стены и молча проходит мимо, но случайно задевает рюкзаком локоть Макара — бумажный стаканчик выскакивает и шлепается на пол, по плитке горячей лужицей растекается капучино.

Макар заводится, играет желваками и прет на Влада, но тот примирительно выставляет вперед ладони и, состроив скорбную мину, умоляет:

— Сорян, ребята, споткнулся — полы неровные. Чувак, дай мне две минуты, я принесу тебе другой.

Макар поворачивается ко мне и вопросительно вскидывает бровь, я пожимаю плечами.

— В качестве компенсации с тебя двойная порция, — великодушно соглашается Макар, и Влад, ухмыльнувшись, кивает.

Пока я сижу за столиком, потягиваю латте и, как траву, пережевываю нежнейший рогалик, Влад и правда приносит кофе — ставит перед носом Макара самый большой стакан и быстро уходит. А я долго пялюсь вслед.

***

На последней паре Влад снова не появляется.

Слышала, что он из состоятельной семьи и, вероятно, не переживает из-за посещаемости и сдачи зачетов, но его способность легко нарушать правила, ломать рамки и гулять по краю пугает. Кажется, занудный, педантичный, душный Костя непоправимо искалечил меня, и я уже не смогу жить, не выстраивая в сознании стен и слепо не следуя запретам.

У меня гудит голова.

Макар ерзает на стуле, кряхтит, пьет минералку и стирает со лба пот, но через полчаса не выдерживает: прячет в карман свернутую трубочкой тетрадь и шипит:

— Я отойду ненадолго...

Пригнувшись, он сбегает через боковую дверь, и через секунду от него прилетает смс: «Встретимся в холле после занятий, я тебя провожу».

***

Дребезжание звонка лязгом отдается в ушах. Студенты стройными рядами тянутся к выходу, вскоре в корпусе становится тихо — только ошалелая муха жужжит в окне и бьется в стекло. Переминаюсь с ноги на ногу и кошусь на огромные настенные часы — занятия закончились пятнадцать минут назад, но Макар не пришел и не берет трубку.

Я уже и сама не верю, что до злосчастного сообщения Кости спокойно гуляла одна даже по вечерам. Сейчас разгар рабочего дня, но необходимость самостоятельно добежать хотя бы до маршрутки пугает до судорог.

— Эрика? — Зовет кто-то, и я пораженно замираю: оказывается, мое имя может звучать красиво, если произносить его вот так... — Почему не уходишь?

Передо мной вырастает Влад. Он светло улыбается, снова заглядывает мне в глаза, и я отступаю на шаг и еще полшага.

— Ты не видел Макара? — я только что была на волосок от панической атаки и усиленно культивирую в себе агрессию и враждебность, но сочувствие, проявленное Владом — совершенно искреннее, и в груди кровавым цветком распускается... доверие.

— Видел. Этот Гигачад домой свалил. Давненько уже. Бежал так, что чуть не сшиб, — он прищуривается. — Что-то случилось?

Я уязвлена этой новостью. Черт, да я просто раздавлена.

«Не обольщайся, золотце, даже если мужик проявит к тебе интерес, долго ты его не удержишь...»

Костя в очередной раз оказался прав: я — серость и посредственность, и незачем корчить из себя сильную и независимую...

— Я... плохо знаю город, — шепчу и едва сдерживаю слезы. — Он должен был меня проводить.

— Вот гад! Так давай я провожу, — вызывается Влад и, легонько подтолкнув меня в спину, разворачивает к дверям и галантно раскрывает передо мной массивную створку.

***

Глава 17. Эрика

Теплый ветер гоняет по воздуху золотые паутинки, желтые листья и запахи костров, игриво треплет волосы, пробирается за пазуху и гладит разгоряченную кожу. Я иду, гордо расправив плечи, Влад молча шагает рядом — руки в карманах, взгляд устремлен вперед.

Я опять ощупываю его боковым зрением, и в груди мечется легкая паника. Меня провожает отщепенец Болховский, красавчик, не удостаивающий простых смертных своим вниманием... И эта информация с трудом укладывается в мозгах.

С каждой секундой неловкость растет, и я не выдерживаю:

— Ты совсем ничего не помнишь, да?

Влад щурится на солнце и, через томительную паузу, вдруг выдает то, что я совсем не ожидала услышать:

— Я не забывал тебя. Не узнал при встрече, потому что не думал увидеть так скоро. Прости, если обидел, — его особая, мягкая и спокойная манера говорить вызывает мурашки. А вдруг это вообще единственный человек в мире, способный вызвать у меня мурашки?..

— Выходит, в тот вечер ты заметил меня? — звучит как самообман, но Влад кивает:

— Ты стояла под сценой и была очень грустной. Кнопка представила нас, но ты не осталась продолжать банкет.

Я едва сдерживаю ликование, рассматриваю его во все глаза, и под ребрами растекается холод. Может, я предаю Кнопку, но... ужасные слухи, курсирующие по городу, не клеятся к этому парню.

Из отношений с Костей я вынесла неприятную, но весьма полезную мысль: большинство может ошибаться. Никто не слышал меня, когда я нуждалась в помощи, мне не верили даже самые близкие люди. А что если Влад тоже незаслуженно страдает от сплетен?..

— Ты можешь не отвечать, но я не могу не спросить... — сомнения, засевшие в сердце, вдруг обретают форму слов, и я решаюсь их высказать: — Влад, Дина правда умерла по твоей вине?

Он замедляется, подставляет лицо порыву ветра и глубоко вздыхает.

— У тебя есть полное право верить этим гребаным слухам. Формально они правдивы.

— А что в реальности? — я не отстаю, хотя напрочь лишена объективности и умираю от желания до него дотронуться. Под любым предлогом убедиться, что он настоящий. И опять почувствовать бабочек...

— Это вообще не важно! — он качает головой, но я перебиваю:

— Это очень важно! Мне важно.

Влад смотрит на меня, как на неизвестное науке явление: устало, хмуро, но не скрывая немалого удивления, и вдруг колется:

— Мы дружили. Но я... был плохим другом, — он сшибает носком кеда камешек и смахивает со щеки темную прядь. — Дружба подразумевает искренность, а я не могу ее дать.

Нас окружают старые, утопающие в зелени дворы с запущенными клумбами и сломанными горками. Я почти привыкла к провинции — низкое небо над крышами больше не напрягает, а подсознание не ищет в зарослях ветвей бесконечные этажи высотных зданий.