Первый
Шрифт:
Поднимаю руки, признавая поражение.
– Я и не сомневаюсь в этом. Ты ведь… хорош. Я, правда, мало что понимаю, но…
– Так сильно впечатлилась, пока снимала видео?
– Марат проницательно смотрит, и я чувствую, что мы снова приступаем к опасной границе.
– Я никуда не сливала его. Слово даю.
– Знаю, - неожиданно кивает он.
– Знаешь? Ты пришел меня обвинять в этом!
– В тот момент еще не выяснили, что слили его с облака, куда оно автоматом загружалось. И вот скажи мне, Вика, кто знал об этом? И у кого был адрес этого хранилища?
Внутри неприятно
– Ты решил доказать мне, какая она предательница?
– тихо спрашиваю.
– Я просто хочу, чтобы ты сняла розовые очки. Нож в спину - это неприятно.
Вроде бы он говорит спокойно, словно его не трогают его же слова. Но что-то такое мелькает во взгляде Марата, что я спрашиваю:
– Тебя предавали? Ты поэтому так реагируешь?
Он лишь многозначительно молчит. И это меня слегка раздражает. Хотя, конечно, глупо надеяться, что такой мужчина, как он, полностью раскроется за один день.
Нет, узнавать Бессонова придется долго и упорно. Но что-то подсказывает мне, разочарована я не буду.
– А что насчет Олеси? Ты что-то выяснил? Когда я смогу с ней увидеться?
– Никогда, - жестко отрезает Марат.
– И не смотри на меня так - этот вопрос не обсуждается.
– Но ты…
– Это вопрос безопасности, Вика. Ты - моя женщина. И по этой части можешь сколько угодно делать мне мозг или пытаться крутить хвостом. Будет так как я сказал.
– Ты тиран, знаешь?
– возмущаюсь, хотя сама в который раз невольно провожу параллель с отцом. Нет, мама, конечно, не спорит с ним в таких вопросах. Но скорее потому что сама шарит в этом не меньше. Родители вообще как команда, действуют как единый организм. И это не может не восхищать.
– Сочту за комплимент. Но раз уж мы на свидании, а тут положено узнавать друг друга, твоя очередь, царевна.
– Ты о чем?
– Когда ты в первый раз взяла в руки оружие? Сколько тебе было лет?
Я в очередной раз поражаюсь проницательности Бессонова. Но ответить не успеваю - к нам подходит официант с нашим заказом.
Едва он расставляет тарелки и кувшин с соком, как я трусливо сбегаю, бросив, что мне надо помыть руки.
Марат предварительно удерживает и выразительно смотрит, прежде чем сказать:
– Надеюсь, ты меня услышала, Вика.
– Конечно, - киваю, чувствуя, как щеки горят.
– Я расскажу. Обещаю. Дай мне минутку, ладно?
Марат отпускает меня, я делаю шаг назад, и мне кажется, что между нами натягивается канат, соединяющий наши сердца . Улыбаюсь напоследок и иду искать дамскую комнату.
Однако стоит мне зайти за поворот, как я замираю на месте. Буквально в трех метрах от меня стоит крестный. Дядя Авдей.
Он тоже в шоке и, развернувшись, идет в мою сторону словно танк.
Я в таком ступоре, что не могу даже слова выдавить. Так и стою, как дура, глядя на мужчину, ставшего мне вторым отцом.
Дядя Авдей - правая рука моего отца и тот, кто частенько оставался со мной в качестве няньки. Какое-то время он даже был
моим личным телохранителем. Именно он подарил мне мой первый пистолет. Отец тогда возмутился, а мама одобрила.Он учил меня как обращаться с ножами, хотя сам же был против этого. Но я упросила.
– Малая, ты как здесь?
– спрашивает он густым низким голосом. Хмуро оглядывает меня и что-то складывает у себя в уме. А я мысленно отсчитываю минуты до момента, как родители все узнают.
Если он меня сдаст, мне конец. Я не успела Марату все рассказать, да и… Я же хотела сама все решить! А так получится, что я вляпалась, и папа приедет меня спасать.
– По делам, вот зашла с подругой встретиться, - натянуто улыбаюсь, а у самой сердце так колотится, что в глотке где-то застревает, отчего голос становится сиплым и чужим.
– По делам? В соседней области?
– Авдей вскидывает густые брови, и шрам на его лице чуть дергается.
Я понимаю, что мои объяснения тут не прокатят. И тогда надеюсь на самый абсурдный и безумный шаг. Подхожу к нему и беру за руку, как делала много раз, когда пользовалась женскими уловками.
– Пожалуйста, - прошу, глядя ему прямо в глаза.
– Ни слова.
– То есть родители вс-таки не в курсе, - мрачно вздыхает он.
– Витька, похоже, тоже, да?
– Нет, - каюсь, сдаваясь.
– Я прошу тебя - не говори им.
Понимаю, что это абсурд, и что никогда ни за что не сработает. Если только не…
– Два дня, - торопливо добавляю.
– Пожалуйста, дай мне два дня, и я вернусь домой.
– Куда ты вляпалась, малая? Давай выкладывай.
– Не могу, - качаю головой.
– Прошу тебя, дай мне все сделать самой.
– Вот не порол тебя Богдан, а надо было бы!
– возмущается крестный.
– Так ты же ему и запрещал, - ехидно напоминаю.
– Авдей, прошу. Ты ведь сам говорил, что моя мама в этом возрасте была уже ого-го.
– То есть тебе мамкины лавры покоя не дают?!
– Нет, дело не в этом.
– А в чем? Куда влезла, стрекоза?
Улыбаюсь и мягко прижимаюсь к нему, обнимая.
– Я тебя очень люблю, дядя Авдей. Ты ведь знаешь, да?
– Даже не пытайся, - сурово хмурится он.
– Тут твои фокусы не прокатят.
– Я буду тебе звонить, хорошо? Ты сам проконтролируешь, что я в порядке.
Вижу колебания во взгляде крестного и решаю додавить.
– Я в безопасности, слово даю. Ты ведь знаешь, я бы тебя не подвела. Понимаю, что если отец узнает, то он на тебе отыграется.
– Все-то ты знаешь, - ворчит Авдей. Но в ответ все-таки обнимает.
– И для кого же такая красота у нас?
– Я тебе все расскажу. Все-все-все. Но через два дня. Поверь в меня, пожалуйста.
– Жду в девять вечера звонка. Не отвознишься, пеняй на себя. Где бы ты ни была, найду и домой за косу притащу. Будешь под замком до свадьбы сидеть.
– К-какой еще свадьбы?!
– Ну найдет, наверное, тебе батя кого-нибудь, кто приструнит твою неугомонную задницу.
Когда мы расходимся в разные стороны, у меня так дрожат ноги, что я едва добираюсь до дамкой комнату, где, как и полагается в дорогих ресторанах, не просто кабинки, а еще и пара диванчиков для отдыха.