Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро
Шрифт:
Ах, дружище, сотоварищ…
Перевод Д. Самойлова
«Ах, дружище, сотоварищ, Та, в кого я был влюблен, Вышла за простолюдина, Вот на что я обозлен. Я теперь уеду к маврам, В отдаленные места, Попадись мне христианин, Враз лишится живота». «Ах, не надо, сотоварищ, У меня есть три сестры, Ты из трех себе любую, Мой товарищ, избери — Иль женою, иль подругой». «Что подруга! Что жена! Если та, кого любил я, Не была мне отдана!».Ужас, ужас вслед инфанту…
Перевод Д. Самойлова
Ужас, ужас вслед инфанту Мчится, словно воронье. Плащ изнанкою — на левой, В правой — острое копье,— Плуг из борозды глубокой Может вывернуть оно. Восемь раз в крови дракона Кузнецом закалено, Восемь раз его точили, Чтобы в тело шло легко, Тот французский наконечник, Арагонское копье, Где вверху для украшенья Соколиное перо. Дон Куадроса он ищет, Чтоб воздать ему за зло. С императором пирует Дон Куадрос заодно. Держит старый император Справедливости жезло. Восемь раз инфант решает Бросить острое копье. Наконец инфант решился И направил острие. Не в Куадроса попало, Пролетело близ него — Плащ пронзило королевский, Королевское шитье, И с размаху в пол кирпичный На ладонь оно вошло. Говорит король инфанту, Вот вам слово короля: «Почему, инфант-предатель, Ты решил убить меня?» «Государь, прошу прощенья, Я ведь метил не в тебя, Нет,Шел, стеная, кабальеро…
Перевод Д. Самойлова
Шел, стеная, кабальеро, Извела его печаль, На нем траурное платье, Грубый шерстяной сайяль. [502] Шел по скалам, полный скорби, Плача, дал себе обет Удалиться от соблазна В ту страну, где женщин нет. Чтоб о них забот не ведать, Чтоб никто не утешал, Чтобы помнить об умершей, Той, кем он не обладал. Ищет он пустые земли, Хочет жить средь диких скал. На одной горе огромной В отдаленье от жилья Он построил дом печали Возле мутного ручья. Дом из желтой древесины, Называемой тоска, Стены — из каменьев черных, Черного известняка. Он угрюмые стропила Крышей бурою покрыл, Пол из мрачного металла, Пол свинцовый настелил, Дверь свинцовую он сделал, Чтоб не видеть белый свет, Набросал сухие листья, Выполняя свой обет. Где добра не ожидают, Там надежде места нет. В этом доме, доме скорби, Одинокий, как монах, Спит, как братья в Сан-Висенте, На расстеленных ветвях. Он питается лозою, Слезы — все его питье, Плачет он на дню два раза, Тело мучает свое. Он под дерево покрасить Стену в доме приказал, Балдахин повесить белый, Словно это тронный зал, И алтарь из алебастра, Как небесному царю, И из белого атласа Украшенья к алтарю. Статую своей подруги Он воздвиг на тот алтарь. Серебро литое — тело, А лицо ее — хрусталь. Платье белое из камки, На монашеском плаще — Знаки окончанья рода — Луны шиты по парче. Королевскую корону На нее он возложил И каштанами из рощи Ту корону окружил. Он каштанами украсил Ту корону неспроста: Первые пять букв каштана [503] Означают — чистота. Двадцать два ей было года, Когда смерть за ней пришла, Красота ее бесценна, И утрата тяжела. Будет он в тоске, покуда Смерть его не призовет. Он глядит на изваянье, Для того он и живет. Дверь пред радостью он запер, Перед горем — отпер дверь, И вовеки дом печали Не покинет он теперь.502
Грубый шерстяной сайяль… — Сайяль — накидка, плащ.
503
Первые пять букв каштана… — Здесь игра слов: по-испански «каштан» — «castano», а «чистый», «целомудренный» — «casto».
Дон Хуан
Перевод Д. Самойлова
К ранней мессе кабальеро Шел однажды в божий храм, Не затем, чтоб слушать мессу,— Чтоб увидеть нежных дам, Дам, которые прекрасней И свежее, чем цветы. Но безглазый желтый череп Оказался на пути. Пнул ногой он этот череп, Наподдал его ногой. Зубы в хохоте ощерив, Прянул череп, как живой. «Я тебя к себе на праздник Приглашаю ввечеру». «Ты не смейся, кабальеро, Нынче буду на пиру». В дом смущенный кабальеро Воротился в тот же час. Долго он ходил угрюмый. Наконец и день угас. А когда спустился вечер, Стол накрыть послал он слуг. Не успел вина пригубить — В дверь раздался громкий стук. Тут пажа он посылает, Чтобы тот открыл запор. «Ты спроси-ка, твой хозяин Помнит ли наш уговор?» «Да, мой паж, скажи, что помню, Пусть он входит, так и быть». Череп сел в златое кресло, Но не хочет есть и пить. «Не затем, чтоб есть твой ужин, Я явился в час ночной, А затем, чтоб ровно в полночь В церковь ты пошел со мной». Чуть пробило час полночный, На дворе петух поет. И они идут ко храму, Только полночь настает. Там открытую могилу Видит рыцарь посреди. «Ты не бойся, кабальеро, Ты входи туда, входи. Будешь спать со мною рядом И вкушать мою еду». «Бог не дал мне позволенья, Я в могилу не войду». «Если бы не имя божье, Что хранит тебя от зла, Если б ладанка на шее Твою душу не спасла, Ты б живым вошел в могилу За недобрые дела. Так ступай же, недостойный, Снова в дом к себе вернись. Если череп повстречаешь, Низко, низко поклонись. Прочитавши «патер ностер», В землю ты его зарой, Если хочешь, чтоб по смерти То же сделали с тобой».Сын единственный у графа…
Перевод Д. Самойлова
Сын единственный у графа, Сын один во всем роду. Он отправлен был в ученье К господину королю. Он в чести у королевы, Он в чести у короля, Герб вручает королева, Подарил король коня. Дал король ему одежду, Целый город — госпожа. А советники дурное Стали думать про пажа: Мол, беседы королева С ним ведет наедине. «Пусть придут к нему и схватят, Пусть заплатит по вине». «Не убьют меня, не тронут, Погубить себя не дам. К матушке своей отправлюсь, Ей два слова передам». «Здравствуй, матушка графиня!» «Здравствуй, свет мой, в добрый час! Сядьте, рыцарь мой, и спойте Песню старую для нас, Что, бывало, в ночь под пасху Ваш отец для нас певал». Взял ташим [504] , к устам приставил, И запел, и заиграл. Шел король, услышал песню, Слугам говорит своим: «Не морская ль то сирена Иль небесный серафим?» «Не сирена и не ангел, Это мальчик, твой вассал, Тот, которого недавно Умертвить ты приказал…» «Нет, убить его не дам я, Пусть живет такой певец». Взял владыка музыканта И пошел с ним во дворец.504
Взял ташим… — Ташим — старинный музыкальный духовой инструмент.
Эта дама так прекрасна!
Перевод Д. Самойлова
Эта дама так прекрасна! Глянешь — душу ей отдашь. На ней платье поверх платья И обтянутый корсаж. А голландская рубашка Снега белого белей, Ворот шелковый украшен Крупным жемчугом на ней. Перламутровые брови, Две миндалины — глаза, Нос прямой, ланиты — розы, Золотые волоса. Ее губы очень круглы, Ее зубы — жемчуга, Ее груди — два граната, Шея стройная строга. И, подобно кипарису, Стан ее высок и прям. А когда приходит в церковь, Словно свечи вносят в храм. Музыкант ее увидел — Эта встреча в добрый час! — На колени опустился: «Я пришел сюда для вас. Той не вижу я во храме, Для которой я живу. Семь годов вас ожидаю, Как законную жену. Год еще прождать сумею, На девятый — изменю». «Ждет меня король Французский, И стамбульский герцог ждет. Если герцог не полюбит, Музыкант меня возьмет. Будет петь мне до рассвета И играть мне будет днем». Взяли за руки друг друга И ушли они вдвоем.О Гайферосе [505]
Перевод Д. Самойлова
Как-то раз в своей гостиной Мать-графиня восседала, Ножничками золотыми Сыну кудри подстригала. Говорила сыну слово, Слово горести и боли, От ее речей суровых Плакал мальчик поневоле. «Даст бог, станешь бородатым, — Говорит графиня сыну,— Даст господь тебе удачи, Как Рольдану-паладину. [506] Отомстишь ты смерть отцову — Он был предан и поруган. Был убит за то, что стал он Вашей матери супругом. Свадьбу пышную сыграли, Но ее отвергло небо, Платье пышное мне сшили, Чтоб была как королева». Хоть и мал годами отрок, Но умом ребенок светел. Так ответил ей Гайферос, Слушайте, как он ответил: «Сам о том молю я бога И заступницу Марию…» Граф Гальван услышал в замке, Что мать с сыном говорили. «Ты молчи, молчи, графиня, Нету правды в твоем слове. Не велел убить я графа, Я не пролил графской крови! Но за эту ложь, графиня, Мальчик твой заплатит скоро!» И зовет оруженосцев, Слуг убитого сеньора, Чтоб они ребенка взяли, Увели его проворно И такой казнили казнью, Что сказать о том позорно: «Ногу, что ступает в стремя, Руку, на которой сокол, У ребенка отрубите, Око вырвите за оком. Сердце мальчика и палец Мне представьте без обмана». Вот идет на смерть Гайферос, Вот ведет его охрана. Говорят оруженосцы О бесчестье меж собою: «Да хранит нас бог небесный Вместе с девою святою. Нас, когда убьем ребенка, Бог помилует едва ли…» Так беседовали слуги, Что поделать им, не знали. И увидели собаку — Пса графини безутешной. Тут один из слуг промолвил, Вот что он промолвил, грешный: «Мы убьем собаку эту, Сердце вынем для обману, Чтоб себя обезопасить, Отнесем его Гальвану, А у мальчика отрежем Палец, чтоб отдать сеньору». И зовут они ребенка, Все свершить по уговору. «Подойдите к нам, Гайферос, И послушайте, что скажем. Вы отсюда уходите, Лучше жить в краю не нашем». Чтоб не сбился он с дороги, Дали верные приметы: «Есть земля, а там ваш дядя, Вы ступайте в землю эту». И пошел Гайферос бедный, Шел по свету неустанно. Сделав так, оруженосцы Воротились в дом Гальвана. Сердце отдали и палец,— Мол, Гайферос мертв отныне. Чуть не лопнуло от горя Сердце матери-графини, Так несчастная рыдала, Так печалилась о сыне. Но графиню, что рыдает, Здесь покуда мы покинем И расскажем, как Гайферос Все идет путем-дорогой, День и ночь идет-шагает Этот мальчик легконогий, Наконец приходит в землю, В ту, где дядя проживает. Так беседует он с дядей, Так беседу начинает: «Да хранит господь вас, дядя!» «Заходи, племянник, с честью. Что ты доброго принес мне Иль со злой явился вестью?» «Я пришел с печалью горькой, Сам едва от смерти спасся. И пришел просить вас, дядя, Может, нам двоим удастся — Вы со мною не пойдете ль И за смерть не отомстите ль: Был предательски погублен Брат родной ваш, мой родитель». «Ты утешься, мой племянник, У меня живи спокойно, А за смерть отца и брата Мы расплатимся достойно». Так они вдвоем и жили Года два, а то и дольше. Наконец сказал Гайферос, Не хотел молчать он больше.505
О Гайферосе… —— Гайферос — один из героев романсов каролингского цикла.
506
Как Рольдану-паладину…— Рольдан — испанская форма имени Роланда, героя французского эпоса.
Суженого донья Альда ждет
Перевод Д. Самойлова
Суженого донья Альда Ждет, не зная, где Рольдан. Суженого ждет в Париже, С нею свита — триста дам. Одинаково одеты, Донье ровни по годам, Все одну вкушают пищу. Вместе шествуют во храм. Только Альда равнодушна К лучшим яствам и питьям. Сто подруг прядут прилежно, Сто шьют златом по шелкам, Сто хозяйку ублажают Музыкой по вечерам. Донью Альду усыпляют Эти струны и орган. Сон ей видится недобрый Душит горло, как аркан. Просыпается от страха, Нет конца ее слезам, Так кричит она, что криком Разбудила горожан. Говорят ей камеристки: «Что, сеньора, снилось вам? Причинил ли зло вам кто-то?» Так спросили триста дам. «Дамы, сон мне снился страшный, Уж не знак ли этим дан? Я в горах себя видала, По пустынным шла местам. Над одной вершиной горной Сокола я вижу там, А за ним стремится беркут, Беркут мчится по пятам. Прячется в мою одежду Сокол, страхом обуян, На него несется беркут, Словно злобный ураган. И убитый клювом сокол Падает к моим ногам». И на это донье Альде Говорит одна из дам: «Смысл такого сновиденья Должен быть понятен вам. Сокол — это нареченный, Что плывет к вам по морям; Беркут — это вы, сеньора, А гора — господний храм». «Коль вы правы, камеристка, Что угодно вам отдам». А наутро донье Альде Было вручено письмо. Там чернилами писали, На конверте кровь была, Весть о том, что в Ронсевале На охоте пал Рольдан.Романс о Дурандарте
Перевод Д. Самойлова
«Для чего я, о Балерма, Для чего на свет явился! Семь годов тебе служил — Ничего я не добился; А сейчас, когда ты любишь, Умираю я от раны. Мне не смерть горька, хоть, право, Ухожу я слишком рано, Но служить тебе, Балерма, Для меня отрадней рая. О кузен мой Монтесинос, Умоляю, умирая: Чуть душа моя отыдет, Что служить умела верно, Отнесите мое сердце, Пусть возьмет его Балерма; За меня ей послужите Так, как я служил, бывало, Обо мне напоминайте, Чтоб меня не забывала. Ей отдайте все владенья, Что могли моими зваться,— Той, которую теряю, Пусть достанутся богатства. Монтесинос, Монтесинос, Я собрал свою отвагу, Но рука моя устала И уже не держит шпагу. Из моей смертельной раны Кровь не унимаясь льется Холодеют мои ноги, Все слабее сердце бьется. Нашей Франции далекой Не увижу я очами. Умираю, Монтесинос, Обнимите на прощанье. Уж глаза мои не смотрят, И язык мой смертью скован; Вам передаю служенье И обязываю словом». «Бог, во имя вашей веры, Ваше слово пусть услышит». Под горой лежит высокой Дурандарте и не дышит. Плачет, плачет Монтесинос Под горою, где лежал он, Снял с него он шлем и шпагу, Яму выкопал кинжалом; Из груди он вынул сердце, Чтоб отдать его достойной И посмертного служенья, Как приказывал покойный. И слова он произносит О своем погибшем брате: «Брат души моей и сердца, О кузен мой Дурандарте! Ты не ведал поражений! Ты храбрее всех сражался! Коль тебя враги убили, Для чего я жив остался!».Было так светло и лунно
Перевод Д. Самойлова
Было так светло и лунно, Словно при дневном светиле, Когда вышел Бальдовинос И пошел в горах Севильи. Повстречался с мавританкой Стройной, юной, тонкорукой. Семь годов была та дева Бальдовиноса подругой. Поугрюмел Бальдовинос, Как те годы миновали. «Что вздыхаешь, Бальдовинос, Друг любимый, ты в печали? Или ты боишься мавров, Иль другая есть подруга?» «Нет, не стал бояться мавров, Ты одна моя подруга. Но живем мы не по-божьи, Христьянин и басурманка. Я по пятницам скоромлюсь, А закон мне запрещает». «Для тебя я б окрестилась, Чтобы стать твоей супругой, Иль по-прежнему — подругой, Как захочешь, Бальдовинос».Фонте Фрида, ключ студеный
Перевод Д. Самойлова
Фонте Фрида, ключ студеный, Ключ любви, как он глубок. Ключ, что всякую пичугу Исцеляет от забот. Только горлинка тоскует, Как вдовица, слезы льет. Соловей там появился, Сладким голосом поет, Говорит голубке речи, Речи сладкие, как мед. «Быть слугой твоим, сеньора, Я хотел бы, если б мог». «Ах, изыди враг, обманщик, Ты зачем меня увлек! Нет мне отдыха на ветке, Мне постыл цветущий лог. Мутной чудится водою Мне прозрачный ручеек. Не хочу иметь я мужа, Чтоб его продолжить род, Не утешат меня дети, Не хочу иметь забот. Ах, оставь меня, обманщик, Надоедный сумасброд! Не хочу идти я замуж, Знаю, что вы за народ!».Поделиться с друзьями: