Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро

Родриго и Ла Кава

Перевод А. Ревича

С приближенными своими, Шаловлива и лукава, Из дверей дворцовой башни Выходила в сад Ла Кава. Девушки в кружок уселись На траве зеленой сада, Под ветвями пышных миртов, Под листвою винограда. С ними в круг Ла Кава села, Ей на ум пришла забава: Лентою стопы обмерить Повелела всем Ла Кава. Все измерили. Последней Измерять Ла Кава стала. Оказалось: меньше ножки И прекрасней не бывало. Но откуда знать Ла Каве, Что судьбе жестокой надо? Увидал Родриго деву, Отвести не в силах взгляда. Задрожал Родриго. Случай Выпустил на волю пламя, Короля любовь объяла, Широко взмахнув крылами. Во дворец ушли девицы, Опустела вдруг поляна. Был пленен король Родриго Самой нежной и желанной. Он призвал ее назавтра В свой покой и молвил: «Право, Мне сегодня жизнь постыла, О прекрасная Ла Кава! Если ты мне дашь спасенье, Ждет тебя тогда награда, Я готов принесть корону На алтарь твой, если надо», Говорят, она сердилась, Королю не отвечала, Но потом обрел Родриго Все, о чем просил сначала. Сорван был цветок прекрасный. Что раскаянье! Немало Из-за прихоти Родриго Вся страна потом страдала. Нынче спорят, кто виновней И кого судить по праву: Женщины винят Родриго, А мужчины все — Ла Каву.

Говорят, влюблен Родриго…

Перевод А. Ревича

Говорят, влюблен Родриго, Ходит грустный, замечали. Лишь Ла Каве он поведал, В чем секрет его печали. На красавицу глядел он Восхищенными очами, Руки белые он славил Восхищенными речами. «Ты пойми меня, поверь мне, Я души в тебе не чаю, Быть хочу твоим до гроба, Сердце я тебе вручаю». Хоть Родриго честью клялся, Нe поверила Ла Кава, То смеялась, то винилась, То упрямилась лукаво. Этот смех притворный слыша, Стал король еще печальней. После трапезы полдневной Скрылся он в опочивальне, А пажа послал за Кавой, И послушная девица, О беде не помышляя, Не замедлила явиться. Лишь узрел король Ла Каву, Обнял он ее мгновенно, Дал ей сотню обещаний, О любви моля смиренно, Но не верила Ла Кава Обещаниям и лести, И тогда Родриго силой Взял ее, забыв о чести. В свой покой ушла Ла Кава, Обеспамятев от горя, Как ей быть? Кому поведать О несчастье и позоре? Что ни день, она рыдала, Красота ее увяла, И одна ее подруга Слезы Кавы увидала. И рыдающей Ла Каве Вот что дама та сказала: «Я теперь, Ла Кава, вижу,— Ты не веришь мне — иначе Ты бы честно мне призналась, Отчего исходишь в плаче». И несчастная Ла Кава, Хоть противилась вначале, Все подруге рассказала, Излила свои печали И сказала, что об этом Помолчать бы не мешало. Но совет дала ей дама, Вот что ей она сказала: «Напиши отцу всю правду, Обо всем поведай прямо». Все исполнила Ла Кава, Что советовала дама. Отдала гонцу посланье, И, покорствуя приказу, На корабль он сел в Тарифе [480] И в Сеуту отбыл сразу, Там вручил посланье графу, Гордому отцу Ла Кавы. Мать ее, узнав о горе, Зарыдала: «Боже правый!» Граф жену свою утешил, Дал графине обещанье, Что сочтется он с Родриго За позор и поруганье.

480

На корабль он сел в Тарифе… — Тарифа — город и крепость на юге Испании, неподалеку от Гибралтара. В XIII в. Тарифа была военным форпостом против мавров.

Ла Кава оплакивает свой позор

Перевод А. Ревича

Слезы градом льет на землю, В воздух стоны исторгая, Нет, не зря, не без причины На сердце печаль такая У Ла Кавы горемычной: Вся страна поет ей славу, По красе считают первой И по горестям Ла Каву. От любви — ее печали, От презрения — страданья. Охлаждение Родриго Тяжелее поруганья. «Ради прихоти минутной Ты замыслил шаг коварный, Честь, достоинство Ла Кавы Ты попрал, неблагодарный. Нет, из-за самой потери Я б не стала убиваться, Горько мне, что за бесчестье Не могу я расквитаться. За обман я мстить не в силах, Спор с тобой веду напрасно: Ты презрел меня, ославил, А была я так прекрасна. Да, к речам твоим коварным Я была глуха когда-то, Ибо им не доверяла, Знала, что придет расплата. Разве я могла представить. Что увенчанный короной Припадет с мольбой смиренной, Словно юноша влюбленный. О своей твердишь ты мести, Но и в этом правды мало, Ибо кровь моя причиной Славного отпора стала».

Граф Хулиан клянется отомстить Родриго за бесчестье дочери

Перевод А. Ревича

Говорит сеньор Тарифы; «О, позор моим сединам. Отомщу я, оскорбленный Королем и господином». Старец рвет власы седые, Стонет в исступленье диком И серебряные нити По ветру пускает с криком. Благородный лик изранен, И видны на этом лике Два источника. Струится Горести поток великий. В гневе граф не видит неба, Руки вскинул к звездным высям. Там его беды свидетель, От кого мы все зависим. «О судьба, о жалкий жребий, Ты в холодном безразличье Так безжалостно караешь Благородство и величье. О король наш безрассудный, Ты расплаты не предвидел, Красотою ослепленный, Ты меня и дочь обидел. Даст бог, сил во мне достанет, Отплачу я, не взыщи ты. Я взываю к правосудью, У небес молю защиты. Люди, вы меня за эти Речи строго но судите. Если сам король предатель, Что взять с подданных, скажите. Боже правый! Превратится Вся Испания в руины, Потому что нечестивец Оскорбил мой род старинный. Невиновные заплатят За неистовства владыки. Если сам король бесчестен, Ждет страну позор великий. Прикрываясь божьей волей, Деспоты жестокой каре Предают людей невинных, Словно Сулла или Марий. [481] Видит бог, когда бы мог я, Я б не стал вредить отчизне, Лишь тирану отомстил бы, Не губил бы столько жизней. Но иной мне выпал жребий: Полонили сарацины Мой удел, мою Тарифу,— Всюду пламя и руины. На несчастье иль на счастье Грозная явилась сила. Кость — в игре, а где та воля, Чтоб ее остановила? Слава богу! Наш властитель Должен скоро расплатиться, Скоро с честью и короной, Скоро с жизнью он простится. Так неужто же, безумцы, Потакать ему должны мы? Неужели злость и подлость Тех, кто правит, несудимы? Небо, небо, все ты взвесишь, Всем воздашь ты за могилой, Так взгляни на горе старца, Пожалей его, помилуй». Так дон Хулиан несчастный Сетовал, читая строки Горького письма Ла Кавы, Чьи печали столь жестоки.

481

Словно Сулла или Марий. —Римские полководцы, прославившиеся жестокостью и деспотизмом.

Потерянное королевство

Перевод Н. Горской

Войска короля Родриго Позиций не удержали: В восьмой решительной битве [482] Дрогнули и побежали. Король покидает лагерь Один, без охраны и свиты, И едет прочь поскорее, Тягчайшим горем убитый. Дороги не разбирая, Плетется конь еле-еле, Король опустил поводья И едет вперед без цели. Усталость, голод и жажда Совсем его доконали, Сломило его бесчестье — Оправится он едва ли. Покрытые кровью вражьей, Багровыми стали латы, В бою затупилась пика, Зазубрился меч булатный, И шлем от многих ударов, Подобно скорлупке, лопнул, И согнутое забрало Вонзилось до кости лобной. К холму подъехал Родриго, Взошел на его вершину, И взглядом, полным печали, Окинул король равнину. Еще никогда Родриго Не знал такого урона — Отряды его разбиты И втоптаны в грязь знамена, Прославленные штандарты Постыдно лежат во прахе, Храбрейшие полководцы Бежали в позорном страхе; Все поле покрыли трупы, Окончился бой без славы, Ручьи окрасились кровью, И красными стали травы. И, плача, сказал Родриго Себе самому с укором: «Вчера я носил корону, Сегодня покрыт позором; [483] Вчера владел городами. Командовал войском огромным, Сегодня без слуг остался. Сегодня я стал бездомным. В тот день и час посмеялась Судьба надо мной жестоко, Когда я на свет родился И волею злого рока Наследовал сан королевский. Мне было дано так много. Так мало теперь осталось! Лишь смерти прошу у бога — Не медли, приди скорее, Свершится благое дело, Когда мою грешную душу Возьмешь из бренного тела!»

482

В восьмой решительной битве. —Согласно «Всеобщей хронике», битва при Гвадалете длилась восемь дней.

483

«Вчера я носил корону, // Сегодня покрыт позором… —— Этот стих Сервантес вкладывает в уста маэсе Педро («Дон-Кихот», II, 26). Цитирует его и Виктор Гюго («Восточные стихотворения», XVI).

Плач о гибели Испании

Перевод А. Ревича

Оглянитесь, дон Родриго, Где ваш край и ваша слава? Всю Испанию сгубили Ваша прихоть и Ла Кава. Поглядите — ваши люди Полегли в бою кровавом. Нет, отчизна не виновна. Может, кровь ее нужна вам? О Испания!.. Погибла. А виной всему — Ла Кава. Где добытая веками Наших гордых дедов слава? Королевство, жизнь и душу Вы внезапно потеряли, Ваше кончилось блаженство, Наши множатся печали. Честь всегда от злобы гибнет, Погибает жизнь и слава. О, Испания погибла. А виной всему — Ла Кава.

Покаяние короля Родриго

Перевод Н. Горской

Несчастный король Родриго, Лишившись всего, что имел, Бежал в неприступные горы — Такой ему выпал удел. Один, без друзей и близких, Он едет, тоской гоним, И только горькое горе Плетется следом за ним. Все выше мрачные горы, Тропинка крута и глуха, Но вот он встречает стадо И старого пастуха. Промолвил король несчастный: «Ты видишь беду мою, Меня пожалей, дружище, И путь укажи к жилью». «Пустынны дикие горы,— Пастух ему говорит,— Здесь нет ни замка, ни дома, Один только бедный скит. Живет там старик столетний, Отшельник, святой человек…» «В скиту, — подумал Родриго,— Окончу свой грешный век». Король, завершив беседу, Лишился последних сил, И он попросил напиться, И хлеба он попросил. Пастух развязал котомку, И все, что имел он сам — Краюху хлеба и мясо,— Пастух разделил пополам. Но жилистым было мясо, А хлеб — из темной муки, И горько король заплакал В порыве глухой тоски, И вспомнил пиры былые, И вспомнил былые дни… И снял цепочку и перстень — Ему не нужны они. «Бесценные эти вещи В подарок возьми от меня»,— Сказал пастуху Родриго И снова сел на коня. Пастух указал дорогу, Сказал, где надо свернуть, И бывший король Родриго Опять отправился в путь. За горы скатилось солнце, Последний отблеск пропал, И скит он тогда увидел Среди неприступных скал. Навстречу вышел отшельник, Вериги были на нем. И молвил ему Родриго: «Всесильным я был королем, Свое королевство предал Из-за проклятой любви, Отец, я великий грешник, И руки мои в крови. Я богом прошу, отшельник, Покаяться мне дозволь И дай грехов отпущенье…» Вот так говорил король. Дрожа, ответил отшельник: «Я исповедь слушать готов, Но душу спасти не смею И дать отпущенье грехов». Пока они говорили, Послышался божий глас: «Тебе велю, исповедник, Чтоб ты заблудшего спас. Живым этот страшный грешник Сойдет в могильную тьму И примет там покаянье, И все простится ему». Король благодарный заплакал, И богу воздал хвалу, И сам безо всякого страха В могилу лег, под скалу. А страшная та могила Была глубока и темна, И змей с семью головами Поднялся с черного дна. «Молись за меня, отшельник, Я знаю — близок конец». Закрыв могилу плитою, Молился святой отец. Остался король Родриго Со страшным змеем вдвоем. «Что чувствуешь ты, несчастный, На смертном ложе своем?» «Грызет меня змей ужасный,— Король говорит в ответ,— Грызет мое бедное сердце — Источник грехов и бед…» Но вот над землей испанской Поплыл колокольный звон: Душа вознеслась на небо — Покаявшийся прощен.

Романсы о Бернардо дель Карпио [484]

Перевод Р. Морана и О. Савича

Рождение Бернардо дель Карпио

В те годы Альфонсо Чистый Королевством Леона правил; Хименой сестру его звали — Красавицу из красавиц. В Химену граф де Салданья Влюбился — и не напрасно, Поскольку инфанта тоже Его полюбила страстно. Было столько свиданий тайных,— Молва их любви не касалась,— Что инфанта прекрасная вскоре Беременной оказалась. Сын у нее родился — Кровь с молоком, здоровый; Она назвала Бернардо Младенца с долей суровой; Пеленала его, рыдая, Причитала снова и снова: «Зачем ты родился, сын мой, От матери-горемыки? Ты стал нам с отцом отрадой, Но также бедой великой». Узнав это, добрый король Сослал в монастырь сестрицу, А графа велел заточить В башню Де-Луна — в темницу.

484

Никаких эпических песен, связанных с деяниями астурийских и леонских королей, до нас не дошло. Испанский эпос локализуется в Кастилии, что само по себе является важным аргументом против сторонников вестготского происхождения испанского эпоса. Единственным исключением являются стихотворные сказания о Бернардо дель Карпио, которого народная молва пожелала превознести как «могучего бойца» в войнах против императора Карла Великого. Бернардо дель Карпио стал испанским противовесом легендарного французского Роланда. Каких-либо подтверждений реальному историческому существованию Бернардо дель Карпио не имеется.

Согласно хроникам, зависящим, по-видимому, от поздних поэтических сказаний, Бернардо находился во вражде с леоно-астурийским королем и своим дядей Альфонсом II Чистым (791–842). Причиной этой вражды явилось следующее: сестра Альфонса Чистого донья Химена родила сына Бернардо от Дона Санчо, графа де Салдаиья. Проведав о тайной связи сестры, разгневанный король заточил графа в замок Луна, а родившегося ребенка решил воспитать при своем дворе, как принца. Возмужав, Бернардо возглавил партию, которая противилась включению королевства в империю Карла Великого на условиях ленной зависимости в обмен на обещание Карла изгнать мавров из Кастильского графства (входившего в состав леоно-астурийского королевства). Под нажимом этой партии король Альфонс собрал многочисленное войско и двинулся против французов. Тогда-то и произошло знаменитое Ронсевальское сражение, в котором от руки Бернардо пал знаменитый Роланд.

Вернувшись из похода, Бернардо узнает, кто был его отцом, и требует милосердия. Альфонс отказывается освободить узника. Тогда Бернардо, доблестно служивший своему сюзерену, порывает с Альфонсом. Конфликт между долгом вассала и сыновьей любовью разрешается в пользу последней. Бернардо удаляется в свой родовой замок в Салданье и остается там безвыездно на протяжении всех оставшихся лет царствования Альфонса II и частично царствования Альфонса III (866–910). Поблизости от Саламанки Бернардо возводит неприступный замок Карпио и запирается в нем. В конце концов Альфонс уступает и разрешает ему забрать отца. Но когда Бернардо приезжает в темницу, отец оказывается уже мертвым. В отчаянье Бернардо удаляется в Наварру, оттуда во Францию, чтобы никогда не возвращаться домой. Первое, что бросается в глаза в этом легендарном жизнеописании, — хронологическая несообразность. Бернардо должен был прожить минимум сто пятьдесят лот, чтобы стать участником рассказанных исторических событий (напомню, что Ропсевальская битва произошла в 778 г.). Это лишнее свидетельство тому, что Бернардо является персонажем либо целиком вымышленным, либо до неузнаваемости преображенным народной поэтической фантазией позднейшего времени.

В Леоне на основе этой легенды сложился популярный цикл романсов. Цикл быстро разрастался. К анонимным романсам стали добавляться «авторские» (например, Сепульведы). Отдельные романсы цикла Бернардо послужили основой множества позднейших литературных произведений: от Хуана до ла Куэвы и Лоне до Вега до известного испанского драматурга и ученого XIX века Арсенбуча.

Бернардо надевает траур

При дворе короля Альфонсо Бернардо живет, не тужит, Не ведая, что в темнице Отца его цепи душат. Это было известно многим, Но связал их король запретом, И никто не решался открыто Заговорить об этом. Две дамы умно и ловко Осведомили Бернардо, И кровь его закипела, Когда он услышал правду. Он метался в своих покоях, И громко и горько рыдал он, Оделся в глубокий траур И пред королем предстал он. Король, увидав его в черном, Сказал ему слово такое: «Бернардо, ты, может быть, хочешь, Чтоб смерть явилась за мною?» Сказал Бернардо: «Сеньор, Не надо мне смерти вашей, А больно мне, что отец мой Томится в тюремной башне. Молю вас, король мой добрый, Свободу ему верните». В ярость пришел Альфонсо И молвил в сердцах: «Уйдите, Уйдите отсюда, Бернардо, Вам язык прикусить придется, Иначе вам эта дерзость Дорого обойдется. А я вам клянусь: покуда Мои не иссякли годы, Ваш отец не увидит И дня одного свободы». «Король, на все ваша воля, Я должен молчать и слушать, Но знайте — вы злом отплатили Тому, кто вам верно служит. Господь смягчит ваше сердце, Отца вы освободите; Пока же он заперт в темнице, В трауре буду ходить я».

Жалобы графа Салданья

В темнице дон Санчо Диас, Владетельный граф де Салданья, Омывает слезами стены,— Безутешны его рыданья. На сына своего Бернардо Он сетует неизменно, И на короля Альфонсо, И сестру короля — Химену: «О годах моего заключенья, И долгих и невыносимых, Всегда мне напоминают Скорбные мои седины. Когда я вошел в этот замок, Борода едва пробивалась, Теперь за мои прегрешенья Она длинной и белой стала. О, как ты беспечен, сын мой! Ужель моя кровь в твоих жилах Тебя не зовет на помощь Тому, кто страдать не в силах? Или общая с королевской Кровь матери твоей гордой В тебе говорит — и сам ты В вину мою веришь твердо?! Все вы трое — мои враги! Горя, что ли, бедняге мало, Что ему и плоть его плоти Недругом тоже стала? Я от стражи слыхал, что в битвах Всех ты подвигами восхищаешь, Но если не для отца, Для кого ты их совершаешь? Если ты мне помочь не хочешь, Закованному безвинно, Значит — или плохой отец я, Иль имею плохого сына. Прости — отводил я душу Седой, одинокий, сирый; Я плачу но-стариковски, Ты ж молчишь, будто нет тебя в мире…»

Бернардо побеждает мавританского короля и избавляет Альфонсо Чистого от поражения и плена

Снаряжает король мавританский, Властитель Мериды гордый, [485] Большое войско — язычник На север ведет свои орды. На землях Альфонсо Чистого Он стяги свои взвивает, У стен городских Бенвенте Он лагерь свой разбивает. Узнав об этом, Альфонсо Собрал своих воинов лучших, Он вышел навстречу мавру, И бой завязался тут же. Кровопролитная битва Долгой была и упорной, И там, где Бернардо сражался, Враг отступал позорно. Но мавров было так много, Что Альфонсо они окружили, И если бы не Бернардо, Они б его в плен захватили. Однако Бернардо примчался И на мавров ударил с тыла. И сказал ему тут король, Пусть просит себе награду, И слово дал, и прибавил, Что сдержать его будет рад он. Попросил Бернардо свободу Дать отцу, и король согласился; И Бернардо еще исступленней На мавров опять устремился. Он их сокрушал, настигая, Не зная пощады и дрожи; Убит был король мавританский, А лагерь его уничтожен. Много мавров было убито, И в плен было много взято; Король возвратился с почетом, А также с добычей богатой.

485

Властитель Мериды гордый… — Мерида — древний и замечательный в историческом отношении испанский город; был одним из центров мавританского владычества.