Песнь Пустыни
Шрифт:
Оставалось гадать, почему никто не привёл с собой сильного мага, возможно, их в городе просто не было, но это спасало. Позволяло бежать!
– Ходу! – взревел Илэр и первым помчался вперёд, увлекая за собой Морвин и Нарендру.
Они мчались, не отвлекаясь на окружение и обходя встающие перед ними препятствия, не обращая внимания на вопящих людей и монстров, пытающихся атаковать тьму, в которую обернулась Фотини, и уже спустя несколько секунд оказались перед дверью.
Илэр пинком распахнул её и устремился вперёд, в коридор, который, к счастью, не заканчивался тупиком, а вёл во всё новые и новые глубины подземелий.
Они мчались до тех пор, пока даже магической
– Что с Фотини? – первым делом спросила девушка.
– Да что с ней станется?
– выдохнул Илэр. – Ты видела, во что она превратилась?
– Хочу забыть об этом, - буркнула Морвин.
– Я тоже, - неожиданно согласился Нарендра. – Страшная.
– Не такая уж я и страшная, - произнесла Фотини у них за спиной.
Морвин обернулась и ахнула. Выглядела женщина как оживший ночной кошмар: залитая кровью и с глазами, полными безумия, в которых медленно гас алый отсвет.
Она улыбнулась, а затем вдруг застонала и, опёршись о стену, сблевала кровью.
– Проклятье, а я сдала сильнее, чем думала, - простонала она, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Кажется, настал ваш черёд нести меня.
– Знать бы ещё куда.
– Это я обеспечу.
Она взмахнула рукой, и из тьмы соткалась небольшая летучая мышь.
– Идите… за ней…
Последние слова Фотини прошелестела, после чего сползла на пол и уснула.
– Ну, ради разнообразия теперь тащить не меня, - вздохнула Морвин, подхватывая на удивление лёгкую женщину на спину. Для этого пришлось переложить рюкзак на грудь, зато копьё отлично заменял дорожную палку.
Морвин закинула в рот пару полосок мяса и попросила странную летучую мышь, зависшую в воздухе:
– Веди нас, маленькая. Доверимся тебе.
Мышь пискнула и устремилась во тьму, а беглецы зашагали следом.
***
Это было уже четвёртое пробуждение. Или всё же пятое?
Я не помнил: голова плохо варила после бесконечной агонии, которая и не думала прекращаться. Но в очередной раз камера осветилась, а около решётки замерли стражники. Всё те же металлические истуканы, а перед ними – мой пленитель.
Вот только на сей раз у достопочтенного учёного не было того флегматичного и спокойного выражения на лице. Он как-то разом растратил весь лоск, всю респектабельность и из-под маски наружу вылезло истинное мурло высокородного господина учёного.
– Кто она такая! – взревел он, хватаясь за решётку и дёргая металлические прутья. – Кто такая эта Фотини? Что она за монстр?! Кого ты притащил в мой город, урод?!!!
Я ещё очень плохо соображал после пробуждения. Мозги, измученные чудовищной болью, не желали шевелиться и приходить в норму, а потому получилось лишь тупо моргать.
– Молчишь, значит? – господин Фаелан отстранился и, кажется, немного успокоился. – Ну да ничего, ты мне всё расскажешь, даже то, чего не знаешь. Взять его, в лабораторию. Сейчас мы проведём эксперимент, который я планировал позже.
Он ухмыльнулся, и на лице аристократа я не увидел ни капли снисхождения или доброты.
– Нас ждёт травматическая ампутация конечностей.
От ужаса сонная пелена спала, и я взвыл, дёргаясь в цепях и пытаясь вырваться из рук мучителей. Лишь одна мысль удерживала на грани безумия, не позволяя скатиться в неё – он не поймал товарищей. Никого. Мои ребята вырвались, причём сумели что-то противопоставить предвидению, или чем там владели отец с сыном.
А значит… Значит, нужно терпеть и держаться. Любой ценой. Они придут за меня и спасут.
Нужно
просто терпеть…***
Я очнулся на пляже. Штормило, ветер гнул пальмы и разметал песок, заставляя его лететь в рот и глаза. Волны накатывались на берег, точно бесчисленные фаланги воинов, брошенных на приступ безжалостным генералом. Невидимое солнце заволокли облака, рыдающие мелким дождиком.
– Что за? – задал я риторический вопрос.
Голова раскалывалась, а события последних дней точно подёрнулись плёнкой – не удавалось вспомнить ничего. Вроде бы, только вчера мы прибыли в город… А почему я теперь в иллюзорном мире?
Попытался выйти – безрезультатно.
– Ёхарный бабай! Айш-нор, ты нужен, творится дичь!
Молчание.
– Айш-нор?
Мне уже становилось не по себе, но пока что удавалось держать панику в узде.
Что-то шло очень не так, случилось нечто отвратительное - и я не мог понять что же именно. Память точно играла со мной в кошки-мышки, убегая и не давая поймать себя за хвост, а я уже успел понять: любая странность в Дамхейне означает задницу.
– Айш-нор? Чуча? Ребята? Кто-нибудь? – надрывался я, задрав лицо к рыдающим небесам.
Ти-ши-на.
Что ж, если гора не идёт к Магомеду, то он идёт к горе. Нечего мокнуть под иллюзорным дождём, давай-ка метнёмся в замок, может быть, станет чуть яснее.
Распахнутые настежь ворота встречали меня пустым и заросшим двором.
Я подошёл к дверям, ведущим в донжон, и открыл их. Решётка оказалась на месте, но на этот раз я оказался не одинок – возле ней, на ступенях, ведущих во тьму, примостился силуэт, укрытый пологом мрака.
– Приветствую тебя, - произнёс он моим голосом. – Приношу глубочайшие извинения за то, что встреча наша состоялась под сводом сих антрацитовых небес столь рано, но злой рок превыше чаяний, что смертные мужи устремляют безмолвным богам. А потому будем же знакомы, друг мой!
И с каждым словом мрак спадал, открывая лицо говорившего.
Моё лицо.
По ту сторону решётки сидел доппельгангер, копировавший меня до мельчайших деталей. Отличались разве что глаза – злые, целеустремлённые, лишённые даже намека на сомнения или страх.
– Не нравится видеть в кривом зеркале свою ничтожную суть? – усмехнулся человек за решёткой.
– Кто ты?
– Я – ты.
Я нервно усмехнулся.
– Ну да, конечно.
Он пожал плечами.
– Коль не жаждешь верить мне, то и не нужно, я не требую. Можешь пока совершить вояж по сему скорбному узилищу, покинуть кое сумеешь ты очень нескоро, друг мой.
– Ты понимаешь, что происходит?
Вместо ответа он усмехнулся.
– Поверь, тебе лучше сейчас оставаться в благословенном неведении, ибо многие знания есть многие печали. Отдыхай, тренируйся, думай - и в один день, быть может, обретешь себя. Вновь.
– Зачем ты помогаешь?
Он не стал отвечать, лишь рассмеялся и, поднявшись, шагнул во тьму.
– До встречи, ещё пообщаемся, мой друг.
***
Запись сто пятьдесят три от седьмого самайна две тысячи сто тридцать шестого года. Четырнадцатый день экспериментов ознаменовался необычным событием. Подопытный, так и не сообщив никакой значимой информации о спутниках, сумевших избежать моей ловушки, впал в коматозное состояние. Он перестал обращать внимание на внешние раздражители, включая крайне болезненные инвазивные процедуры, зрачки не реагируют на свет. Причина комы неизвестна, в доступных мне теоретических трудах о подобных проявлениях способностей искажённых нет ничего.