Песнь Пустыни

Оставалось гадать, почему никто не привёл с собой сильного мага, возможно, их в городе просто не было, но это спасало. Позволяло бежать!

– Ходу! – взревел Илэр и первым помчался вперёд, увлекая за собой Морвин и Нарендру.

Они мчались, не отвлекаясь на окружение и обходя встающие перед ними препятствия, не обращая внимания на вопящих людей и монстров, пытающихся атаковать тьму, в которую обернулась Фотини, и уже спустя несколько секунд оказались перед дверью.

Илэр пинком распахнул её и устремился вперёд, в коридор, который, к счастью, не заканчивался тупиком, а вёл во всё новые и новые глубины подземелий.

Они мчались до тех пор, пока даже магической выносливости Морвин перестало хватать, после чего остановились, чтобы отдышаться.

– Что с Фотини? – первым делом спросила девушка.

– Да что с ней станется?
– выдохнул Илэр. – Ты видела, во что она превратилась?

– Хочу забыть об этом, - буркнула Морвин.

– Я тоже, - неожиданно согласился Нарендра. – Страшная.

– Не такая уж я и страшная, - произнесла Фотини у них за спиной.

Морвин обернулась и ахнула. Выглядела женщина как оживший ночной кошмар: залитая кровью и с глазами, полными безумия, в которых медленно гас алый отсвет.

Она улыбнулась, а затем вдруг застонала и, опёршись о стену, сблевала кровью.

– Проклятье, а я сдала сильнее, чем думала, - простонала она, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Кажется, настал ваш черёд нести меня.

– Знать бы ещё куда.

– Это я обеспечу.

Она взмахнула рукой, и из тьмы соткалась небольшая летучая мышь.

– Идите… за ней…

Последние слова Фотини прошелестела, после чего сползла на пол и уснула.

– Ну, ради разнообразия теперь тащить не меня, - вздохнула Морвин, подхватывая на удивление лёгкую женщину на спину. Для этого пришлось переложить рюкзак на грудь, зато копьё отлично заменял дорожную палку.

Морвин закинула в рот пару полосок мяса и попросила странную летучую мышь, зависшую в воздухе:

– Веди нас, маленькая. Доверимся тебе.

Мышь пискнула и устремилась во тьму, а беглецы зашагали следом.

***

Это было уже четвёртое пробуждение. Или всё же пятое?

Я не помнил: голова плохо варила после бесконечной агонии, которая и не думала прекращаться. Но в очередной раз камера осветилась, а около решётки замерли стражники. Всё те же металлические истуканы, а перед ними – мой пленитель.

Вот только на сей раз у достопочтенного учёного не было того флегматичного и спокойного выражения на лице. Он как-то разом растратил весь лоск, всю респектабельность и из-под маски наружу вылезло истинное мурло высокородного господина учёного.

– Кто она такая! – взревел он, хватаясь за решётку и дёргая металлические прутья. – Кто такая эта Фотини? Что она за монстр?! Кого ты притащил в мой город, урод?!!!

Я ещё очень плохо соображал после пробуждения. Мозги, измученные чудовищной болью, не желали шевелиться и приходить в норму, а потому получилось лишь тупо моргать.

– Молчишь, значит? – господин Фаелан отстранился и, кажется, немного успокоился. – Ну да ничего, ты мне всё расскажешь, даже то, чего не знаешь. Взять его, в лабораторию. Сейчас мы проведём эксперимент, который я планировал позже.

Он ухмыльнулся, и на лице аристократа я не увидел ни капли снисхождения или доброты.

– Нас ждёт травматическая ампутация конечностей.

От ужаса сонная пелена спала, и я взвыл, дёргаясь в цепях и пытаясь вырваться из рук мучителей. Лишь одна мысль удерживала на грани безумия, не позволяя скатиться в неё – он не поймал товарищей. Никого. Мои ребята вырвались, причём сумели что-то противопоставить предвидению, или чем там владели отец с сыном.

А значит… Значит, нужно терпеть и держаться. Любой ценой. Они придут за меня и спасут.

Нужно просто терпеть…

***

Я очнулся на пляже. Штормило, ветер гнул пальмы и разметал песок, заставляя его лететь в рот и глаза. Волны накатывались на берег, точно бесчисленные фаланги воинов, брошенных на приступ безжалостным генералом. Невидимое солнце заволокли облака, рыдающие мелким дождиком.

– Что за? – задал я риторический вопрос.

Голова раскалывалась, а события последних дней точно подёрнулись плёнкой – не удавалось вспомнить ничего. Вроде бы, только вчера мы прибыли в город… А почему я теперь в иллюзорном мире?

Попытался выйти – безрезультатно.

– Ёхарный бабай! Айш-нор, ты нужен, творится дичь!

Молчание.

– Айш-нор?

Мне уже становилось не по себе, но пока что удавалось держать панику в узде.

Что-то шло очень не так, случилось нечто отвратительное - и я не мог понять что же именно. Память точно играла со мной в кошки-мышки, убегая и не давая поймать себя за хвост, а я уже успел понять: любая странность в Дамхейне означает задницу.

– Айш-нор? Чуча? Ребята? Кто-нибудь? – надрывался я, задрав лицо к рыдающим небесам.

Ти-ши-на.

Что ж, если гора не идёт к Магомеду, то он идёт к горе. Нечего мокнуть под иллюзорным дождём, давай-ка метнёмся в замок, может быть, станет чуть яснее.

Распахнутые настежь ворота встречали меня пустым и заросшим двором.

Я подошёл к дверям, ведущим в донжон, и открыл их. Решётка оказалась на месте, но на этот раз я оказался не одинок – возле ней, на ступенях, ведущих во тьму, примостился силуэт, укрытый пологом мрака.

– Приветствую тебя, - произнёс он моим голосом. – Приношу глубочайшие извинения за то, что встреча наша состоялась под сводом сих антрацитовых небес столь рано, но злой рок превыше чаяний, что смертные мужи устремляют безмолвным богам. А потому будем же знакомы, друг мой!

И с каждым словом мрак спадал, открывая лицо говорившего.

Моё лицо.

По ту сторону решётки сидел доппельгангер, копировавший меня до мельчайших деталей. Отличались разве что глаза – злые, целеустремлённые, лишённые даже намека на сомнения или страх.

– Не нравится видеть в кривом зеркале свою ничтожную суть? – усмехнулся человек за решёткой.

– Кто ты?

– Я – ты.

Я нервно усмехнулся.

– Ну да, конечно.

Он пожал плечами.

– Коль не жаждешь верить мне, то и не нужно, я не требую. Можешь пока совершить вояж по сему скорбному узилищу, покинуть кое сумеешь ты очень нескоро, друг мой.

– Ты понимаешь, что происходит?

Вместо ответа он усмехнулся.

– Поверь, тебе лучше сейчас оставаться в благословенном неведении, ибо многие знания есть многие печали. Отдыхай, тренируйся, думай - и в один день, быть может, обретешь себя. Вновь.

– Зачем ты помогаешь?

Он не стал отвечать, лишь рассмеялся и, поднявшись, шагнул во тьму.

– До встречи, ещё пообщаемся, мой друг.

***

Запись сто пятьдесят три от седьмого самайна две тысячи сто тридцать шестого года. Четырнадцатый день экспериментов ознаменовался необычным событием. Подопытный, так и не сообщив никакой значимой информации о спутниках, сумевших избежать моей ловушки, впал в коматозное состояние. Он перестал обращать внимание на внешние раздражители, включая крайне болезненные инвазивные процедуры, зрачки не реагируют на свет. Причина комы неизвестна, в доступных мне теоретических трудах о подобных проявлениях способностей искажённых нет ничего.