Песнь Пустыни
Шрифт:
Тут и там горели костры, на которых шкворчало изумительно пахнущее мясо. Тут и там сгрудились люди, звонко разносились голоса, кто-то смеялся, кто-то даже пел!
– Он проснулся! – услышал я радостный голос Морвин, и негодница вновь едва не сбила меня с ног.
Я с трудом оторвал от себя прилипчивую малявку и спросил первым делом:
– Сколько времени прошло?
– Немного. Всего лишь сутки, - тотчас же ответила она. – Мы охотились, жарили мясо и делали супы, – она ткнула в сторону полуразрушенного строения неподалёку, возле стены которого темнел колодец. Ещё сутки и все будут готовы к путешествию.
И
– Что происходит? – не понял я.
И в этот самый миг на плечо уселся Айш-нор. Архидемон заметно потяжелел и выглядел таким довольным, что руки чесались огреть этого голубя-переростка чем-нибудь тяжёлым.
Я не знал, в чём он именно виноват, но был уверен, что где-то демон налюбил нас всех, причём – конкретно так. Капитально.
– Что происходит, говоришь? Твоё мне удивленье непонятно, ведь должно славить тех, кто выше их нижестоящим. Это и полезно, и приятно.
Наверное, в моём взгляде отражалась вся глубина охреневания от происходящего, потому что Айш-нор смилостивился и снизошёл до объяснений.
– Не только жизни ты их спас, о нет, мой друг, ты сделал много боле! Провёл их чрез себя, приняв всю тяжесть мук, страдал за них, чтоб всем помочь, кому не доставало силы воли! И без тебя сгинули бы здесь все. Убиты были б голодом и жаждой. Они признали власть, себя вручили все тебе. Не обмани же ожиданий и командуй невозвратно.
Я выругался. Снова.
Кажется, за последние дни лексикон грузчиков стал мне невероятно близок. Интересно, почему бы это. Ладно, сейчас важно понять другое.
– Сколько? – спросил я у подошедшей Сюин.
Девушка взглянула на меня и во взгляде её я прочёл нечто новое. Страх? Уважение? Удивление? Эх, не понять.
– Сорок три человека, - произнесла она, - и ещё один. Одна.
– Имена? – попросил я резко осипшим голосом.
И она перечислила.
Сорок три мужчины, женщины и ребёнка. А потом повела за собой и показала сорок четвёртую.
Гормлейт.
Красавицу Гормлейт, брошенную возлюбленным, потерявшую всё, во что верила и что любила, оставшуюся с одной лишь жизнью. Теперь она лишились и её.
– Почему? – прошептал я, не понимая. – Она была второй, я точно вытянул обоих! Я помню!
Айш-нор уселся мне на плечо и важно продекламировал:
– Кто слабость в душу запустил, кто сомневался, говорил, что уж устал от жизни - получит то, что заслужил. Унынье – грех, коль нету сил – ползи, цепляйся и кричи, но не сдавайся, не молчи!
– Я бывательствовала среди вас немного, - подошла с другой стороны Фотини, - но успела заметить, сколь сильно она надломлена. Что-то происходительствовало недавно, что-то, навредившее её воле. Жажде жить. А безвольный человек никогда не станет вместилищем демонической энергии. Он в принципе никем не станет. Разве что покойником.
Тяжело вздохнув, я покачал головой и склонился над покойной, чьё лицо смерть разгладила, убрав гримасу боли и поместив на губы лёгкую улыбку.
Всё же она так и не смогла прийти в себя после разрыва, а казалось, что всё в норме, что Гормлейт полностью восстановилась. Увы, похоже, она лишь скрывала боль глубоко внутри и не смогла найти
достаточно сил, чтобы выжить даже после того, как я сделал всё возможное, лишь бы провести её через ритуал.Ладонью прикрыл широко распахнутые глаза, в которых, казалось, отражается густая зелёная листва столь любимых ею лесов…
– Спи спокойно, юная мятежница, - проговорил я. – Твой путь окончен. Увижу Киана – обязательно дам ему за тебя по морде, обещаю.
Я поднялся и вместе с Айш-нором, Фотини и Морвин подошёл к каждому мертвецу, и каждое имя острой иглой вонзалось в сердце, говоря об ошибке, недоработке.
Из аномалии отправилось сто двенадцать человек, включая меня, близнецов и Сюин. Осталось пятьдесят семь, не считая Фотини.
В один заход мы потеряли почти половину.
– Пятьдесят три выжили, сорок четыре - нет, стало быть? – спросил я вслух.
Ответа не ожидал, но он последовал.
– А без тебя они бы все умерли, - заметила Морвин.
– Без меня вы не отправились бы в Пустошь, - возразил я. – За вами не погнались бы гейские паладины.
– Они бы не вырвались из гибнущего города - и все остались бы там, - улыбнулась близняшка.
– Вот-вот, - к разговору подключился Малоун, в голосе которого звучало куда меньше почтения, - парень, не накручивай себя, ладно? Ты не Морриган и не можешь всем помочь. Ты человек… Хм. Почти. Мы живы – и это главное. Гормлейт и других жалко, но так что ж? Помирать всем теперь?
Один за другим коленопреклонённые беглецы поднимались, обступали нас, и каждый – каждый! – произносил слова утешения.
Эти люди, потерявшие всё - друзей, любимых, дом, страну, саму человечность, не унывали и не сдавались. До самого конца они упрямо шли вперёд, а когда не смогли – пошли на крайние меры.
И, тем не менее, не озлобились и не винили окружающих. Редкость даже для Земли, что уж говорить про это гнусное местечко.
Я улыбнулся и постарался хотя бы немного привести чувства в порядок. Получалось так себе – эмоции скакали, будто на качелях, и не думали растворяться во всепоглощающем дзене. Прямо как во время недавнего испытания, честное слово!
Так или иначе, но спустя пару минут я мог соображать более-менее здраво. У нас ещё будет время обдумать всё, отрефлексировать обдуманное и проговорить отрефлексированное. Айш-нор задолжал мне долгую и обстоятельную беседу, и на этот раз я выбью из него ответы.
Сейчас же…
– Предлагаю отдохнуть до утра, с рассветом же отправимся в путь, - широко улыбнулся я. – И дайте кто-нибудь воды. Пить ужасно хочется.
***
Когда солнце встало-поднялось высоко-высоко Гелтах вышел-выбрался из укрытия и подошёл-прокрался к месту стоянки-ночёвки.
Он долго, очень долго исследовал-проверял всё.
Сомнений не было!
Не осталось!
Не…
Гелтах задрал голову к небу-солнцу, и яростный рёв его разнёсся над пустынными землями.
– Нет! Нет!! НЕ-Е-Е-ЕТ!!!
Он бился-ударялся головой и кулаками о твёрдую почву. И кричал, кричал, кричал, глядя на догорающий костёр, в котором рассыпались, обращаясь в пепел тела-останки.
Пламень этот был зажжён Чёрным Вороном, и Гелтах не смел подойти-подобраться ближе. Он уже потерял-лишился руки, и пустота в левом рукаве напоминала о глупости-неосмотрительности.