Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа

Но на этот раз волна всеобщего осуждения не схлынула тотчас же. Солнце продолжало мигать, дрожать, вызывать землетрясения, и количество темных дней почти сравнялось с количеством светлых. Большая часть рода людского, населявшего Умирающую Землю, объединилась с теми, кто уже перестал быть людьми: с вездесущими пельгранами и деоданами, ползучими эрбами и ящерами, духами и скальными вурдалаками, сапонидами и некрофагами, гнилушками и гнойными печальцами; и все они являли собой лишь вершину ужасающего айсберга бесчеловечности, и не было у них с людьми ничего общего, кроме желания убивать волшебников.

Когда от неприятной правды об этой особенной череде магопогромов уже нельзя было отмахиваться, волшебники Альмери и Асколеза (а также других земель к западу от Падающей Стены), некогда входившие в почившее Содружество Голубых Принципов и пришедшие ему на смену Зеленую и Пурпурную Коллегии Великого Мотолама, поступили каждый сообразно своему характеру: кое-кто бежал с Умирающей Земли, развязав двенадцать пространственных узлов и быстренько прошмыгнув к Архерону, или к Джанку, или к одному из близлежащих миров, открытых старым Омоклопеластическим тайным обществом; кое-кто переместился в прошлое, в более благоприятные эры; были и те, кто направился к другому концу галактики и за ее пределы, захватив передвижные дома или самодостаточные сферические миры (так, Тьюч, признанный Старейшина Узла, потащил за собой не что-нибудь, а личную бесконечность).

Лишь очень немногие маги — наделенные уверенностью, любопытные, преисполненные желания нажиться на чужом горе или просто гордые (впрочем, возможно, все заключалось в их выраженной склонности к меланхолии) — рискнули остаться на Умирающей Земле и поглядеть, что же с ней случится.

Чернокнижник Шрю вел себя спокойнее большинства. Возможно, причиной тому был его истинный возраст, о котором никто из коллег по тавматургии не смел даже гадать. Или, не исключено, так проявлялась особенность его магической специализации — большую часть тех, кто занимался вызовом демонов и дьяволов из Надмирья, Подмирья, а также со звезд и из иных эр, ждала ранняя и весьма мучительная гибель. А еще было не исключено, что так на мага повлияло случившееся много тысячелетий назад расставание с любовью его сердца, — слухи об этом никак не утихали. (Одни твердили — правда, шепотом, — что Шрю однажды любил Иаллэ, с которой готов был разделить ложе и жизнь, но потерял ее, любимую танцовщицу самого Пандельюма, создательницу Танца четырнадцати шелковых движений. Другие говорили — еще тише, чем прочие сплетники, — что Шрю попался в сети, раскинутые одним из его учеников, еще в те времена, когда горы Магнаца были высокими, и на долгие века утратил интерес к магии, поскольку юный красавец украл его самые могущественные руны и сбежал с затянутым в кожу сапонидом из ночного города Сапонс.)

Шрю улыбался, когда до него доносились эти слухи; впрочем, улыбка его была грустной.

В очередной раз столкнувшись с Великой Паникой, чернокнижник Шрю запечатал Штормовой Путь — свой уютный особняк с множеством комнат и фигурных башенок, расположенный в холмах у северного края Зачарованного леса, — и, применив упрощенную вариацию древнего заклятия безнадежного заточения, захоронил сам дом, прекрасные сады и двенадцать слуг из тринадцати в недрах Умирающей Земли, на глубине примерно сорока пяти миль. Приборы Шрю, его заметки, основная часть библиотеки и занимательная коллекция демонов-помощников, которую он собирал на протяжении нескольких веков, были защищены от всего — кроме, разумеется, самого красного солнца, которое на этот раз могло и поглотить Умирающую Землю. Что касается воистину удивительного собрания цветов, деревьев и прочей растительно-животной экзотики из его садов (не говоря уже о двенадцати слугах, людях и не совсем людях), то все это было упаковано во Всемогущие Яйца, а каждое Яйцо, в свою очередь, завернуто в отдельное поле хроностазиса, так что Шрю знал наверняка: если Земля и он сам выживут, то его прислуга проснется через несколько месяцев, лет, веков или тысячелетий, как после обычного здорового сна.

Шрю оставил при себе лишь Слепого Боммпса, старшего слугу и незаменимого повара, и отправился на север, в свой летний домик на берегу Малого Полярного моря. Боммпс помнил наизусть и этот домик, и защищенные прилегающие территории — ничуть не хуже, чем многочисленные комнаты, башенки, туннели, тайные ходы, лестницы, гостевые пристройки, кухни, сады и угодья в самом Штормовом Пути.

Что касается множества малых дьяволов, демонов, сандестинов, скальных вурдалаков, элементалей, арквальтов, дайхаков и нескольких рунных призраков, которых Шрю держал на коротком поводке, — то все, кроме одного, ушли под землю вместе со Штормовым Путем, повинуясь измененному заклятию безнадежного заточения, но каждого из них можно было призвать с помощью кратчайшей формулы.

Единственным иномирным созданием, которое чернокнижник Шрю взял с собой в домик на берегу Малого Полярного моря, был Кирдрик.

Странное создание смешанной природы, Кирдрик наполовину представлял собой мутировавшего сандестина из Четырнадцатой эры, наполовину — полноценного дайхака из ордена Ундра-Хадра. Только величайшие архимаги в истории лишенной желтого солнца Умирающей Земли предпринимали смелые попытки подчинить взрослую помесь дайхака с сандестином. В распоряжении чернокнижника Шрю было сразу три таких грозных существа. Два из них теперь покоились в сорока пяти милях под поверхностью земли, а Кирдрик летел на север вместе с Шрю и Слепым Боммпсом, удобно устроившись на одном из тех больших ковров, что раньше украшали главный зал Штормового Пути. Ковер-самолет путешествовал по ночам, никогда не поднимался выше пяти тысяч футов и находился под защитой всемогущей сферы Шрю, а также собственного облака тайны, рожденного древним узором переплетенных чаронитей, поющих свою негромкую песню.

Шрю понадобилось тридцать пять лет, чтобы призвать Кирдрика; на его полное подчинение ушло еще шестьдесят девять лет, на обучение иному языку, нежели родное наречие, состоящее из проклятий и междометий, — десять, а на то, чтобы дайхак-полукровка сделался в меру воспитанным и смог занять свое место среди верной челяди Шрю, пришлось потратить больше двух веков. Шрю решил, что пора бы твари наконец-то начать отрабатывать свое содержание.

Первые недели, проведенные Шрю в полярном домике, были временем тишины и спокойствия, о которых мог лишь мечтать любой отставной чернокнижник.

Каждое утро Шрю просыпался, в течение часа упражнялся, сражаясь с личным аватаром, подчиненным во времена Войны Ранфица, а потом удалялся в сад для длительной медитации. Никто из бывших коллег или противников Шрю понятия не имел о том, что он уже давно являлся адептом Медленной науки Дер Шур и, сообразно ее суровым требованиям, ежедневно совершенствует свои духовные способности.

Сам сад, хоть он и выглядел скромно в сравнении с садом Штормового Пути и располагался большей частью ниже уровня окружающих лугов и безлесных равнин, все-таки был впечатляющим. Вкусы Шрю отличались от присущей большинству магов любви к буйной экзотике — пушистым зонтичным деревьям, серебристо-голубой танталовой листве, трехлепестковым воздушным анемонам, прозрачным стволам и так далее; ему больше по душе были растения скромные и приятные глазу: триосина, завезенная из старых миров вроде Иперио и Гроджа, ночецветная камнеломка и ветропевный шалфей, а также кингрин, образующий фигурные узоры без помощи ножниц садовника.

На исходе утра, когда огромное красное солнце наконец-то вырывалось из плена южного горизонта, Шрю обычно шел по длинному причалу к своему лоснящемуся пятикрылому катамарану, ставил мачты и поднимал паруса, после чего отправлялся в плавание по прозрачным водам Малого Полярного моря, изучая по пути бухты и заливы. Даже здешние неглубокие, бесприливные северные воды служили обиталищем для морских чудовищ — чаще всего кодорфинов и сорокафутовых водяных теней, — но эти морские хищники давным-давно поняли, что не стоит и пытаться досаждать такому архимагу, как чернокнижник Шрю.

Потом, после одного-двух часов спокойного плавания, он возвращался и наслаждался приготовленным Боммпсом скромным обедом из груш, свежеиспеченной питы, бернишских макарон и холодного золотистого вина.

Во второй половине дня Шрю работал в одной из своих мастерских — обычно в Зеленой тайной комнате — на протяжении нескольких часов, а затем удалялся в библиотеку, где, выпив чего-нибудь для настроения, выслушивал ежедневный отчет Кирдрика о патрулировании окрестностей и наконец-то открывал почту.

И вот однажды в один из таких моментов Кирдрик явился в библиотеку, шаркая полусогнутыми ножищами, одетый лишь в оранжевую набедренную повязку, которая не очень-то скрывала пол чудища и его странное телосложение. Дайхак сжал свое материальное воплощение до предельно малого размера, но все равно был почти в два раза выше среднего человека. Покрытый голубой чешуей, желтоглазый, шестипалый, с жаберными щелями на шее и животе, многочисленными рядами зубов и пурпурными перьями, украшавшими грудь и костяные выросты на черепе, — не говоря уже о пятифутовых бритвенно острых спинных лезвиях, которые поднимались дыбом, стоило Кирдрику разволноваться или просто захотеть произвести впечатление на своих врагов, — слуга Шрю на людях вынужден был по приказу хозяина носить просторные, развевающиеся голубые одеяния и вуаль фиршнийского монаха.