Песня Волчьей луны

Дверь в купе скользнула в сторону, и Бейлин едва заметно вздрогнула. Человек, который вошел внутрь, был одет в темно-красный плащ с золотым шитьем, под которым Арьяна заметила очень дорогой черный костюм. Украшений было много – вязь серебряных цепочек бежала от одного плеча к другому, тяжелые кольца унизывали длинные тонкие пальцы, и казалось, что все это оковы, которые должны были удержать чудовище.

Лица Арьяна не видела. Пальцы ног сжались в дорожных туфлях так, что она едва не вскрикнула.

– Ваэрин, прошу вас… – прошептала Бейлин. – Уходите.

– Пошла вон, – негромко распорядился вошедший. – Проваливай и не мешай мне. Должен же я поприветствовать ее высочество?

Бейлин вышла, двигаясь, как марионетка в руках кукольника.

Бесшумно закрылась дверь.

Нет, все, что Арьяна называла страхом раньше, не имело никакого отношения к тому парализующему чувству, которое овладело ей в эту минуту. Кажется, кровь заледенела в жилах, сгущаясь и превращаясь в желе. Наверно, так ягненок смотрит на волка, понимая, что ему не убежать, не спастись.

Все кончено.

– Ну же, – мягко и доброжелательно произнес незнакомец, и Арьяна ощутила прикосновение металла: палец, украшенный перстнем-когтем, подцепил подбородок, заставив смотреть в лицо. Она сама не поняла, как встала с дивана. – Не бойтесь, ваше высочество. Я ничем вас не обижу, но нам надо поговорить.

Он был высоким, как и все жители Хармирана, светлокожим и очень худым. Скуластое лицо выглядело осунувшимся, словно незнакомцу приходилось много и тяжело работать.Темные глаза смотрели на Арьяну с нескрываемым любопытством, за которым была надежда. Ноздри длинного тонкого носа дрогнули, и Арьяна подумала: принюхивается. Он принюхивается.

– Да, я ее не слышу, – задумчиво, словно говоря с самим собой, сказал мужчина. – Совсем не слышу. Удивительно… Значит, вы Арьяна бин Адар.

– А вы князь Ирвин, – откликнулась Арьяна. Незнакомец кивнул.

– Совершенно верно. Вы догадливы. Что ж, поговорим.

Он не отстранился – порывистым нервным движением выдернул гребень из прически Арьяны, освобождая косы, обнял ее, делая медленные глубокие вдохи и выдохи, словно дегустируя чужой запах. За страхом пришло отвращение – все это было настолько диким, что Арьяну замутило. Как там сказал отец, пусть не кусается?

От Ирвина веяло сухим запахом степи, окутанной лучами летнего солнца. Брат ее жениха был горячим и каким-то одеревеневшим, словно тело, напряженное каждой мышцей, не подчинялось ему. Арьяна осторожно вынула маленькую пилку для ногтей, которую всегда носила в поясной сумочке, ткнула ею в живот оборотня и негромко приказала:

– Отойдите от меня. Немедленно.

Ирвин рассмеялся, но все же выпустил Арьяну и сел на соседний диван. Поезд качнулся и снова поехал вперед – медленно, словно нащупывая путь во тьме.

– А вы решительная барышня, – заметил Ирвин. – Не боитесь ехать в страну оборотней?

– Я еду спасать ваших детей, – процедила Арьяна. Сейчас, пусть и с таким нелепым оружием в руках, ей стало легче. Пилка для ногтей, которую она не убирала, придавала уверенности. Каким бы безумцем ни был Ирвин, он не станет бросаться навстречу металлу в глаз - а Арьяна была готова пойти на это.Безумец не означает “дурак”.

Ирвин откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза и повторил:

– Не слышу ее. Больше не слышу. Господи, помоги мне, неужели… – он помолчал несколько мгновений, а потом спросил: – Вам рассказывали о Песне Волчьей луны, Арьяна?

– Не успели, – холодно ответила Арьяна.
– Вы появились очень невовремя.

– Раньше все хармиране слышали Песню Волчьей луны, – произнес Ирвин. – Когда она звучала, все могли обращаться и становиться волками. Беда оборотничества в том, что человек постепенно теряет разум и окончательно становится зверем. Нас спас ледарин – как только его обнаружили и начали добывать, Песня осталась только в легендах.

В коридоре кто-то вздохнул. Должно быть, Бейлин стояла возле двери, готовясь броситься на помощь. Арьяна сомневалась, что она будет стрелять в младшего князя, но решила, что Бейлин достаточно сильна, чтобы скрутить его, как охранник выпивоху, который буянит в баре.

– А вы?

– Есть поверье: как только мужчина встречает истинную пару, женщину, которая создана для него, Песня перестает звучать для них обоих, – продолжал Ирвин, словно не слыша вопроса. – Вот вы здесь – и Песня не звучит. А сейчас полнолуние, и несколько минут назад я был волком. Понимаете, о чем я говорю? Понимаете, почему видите меня человеком, а не зверем?

Поезд вошел в туннель, и снаружи стало светло: на серебристых стенах туннеля, прорубленного в горе, было множество ламп. Ирвин едва заметно улыбнулся, и Арьяна подумала, что он удивительно некрасив. Впрочем, в его чертах не было того безумия, которое она ожидала увидеть.

– Нет. Не понимаю.

– Вы моя истинная пара, – объяснил Ирвин и мечтательно улыбнулся. – Женщина, которую создал для меня Бог.

***

У нее были голубые глаза и волнистые светлые волосы, тонкий нос и четко очерченные губы – почти идеальная красавица, для идеала взгляд был слишком жестким и строгим. Она боялась – но за страхом Ирвин ощутил горьковатый запах сопротивления: его истинная пара боролась со своими чувствами, она сумела взять себя в руки после первых минут их знакомства и теперь смотрела спокойно, даже чуть насмешливо.

Песня Волчьей луны перестала звучать, когда Ирвин встал на рельсы – в какой-то миг ему сделалось все равно, успеет поезд затормозить или нет. Успел – в ту же минуту его вышвырнуло из волчьего облика в человеческое тело. Сделалось так тихо, что Ирвин слышал сбивчивый ход своего сердца.

Песня ушла, словно ее и не было. Он слышал ее с рождения, тихую незамысловатую мелодию, которая иногда звучала едва уловимым шепотом почти на грани слышимости, а в полнолуние грохотала в ушах так, что однажды Ирвин схватил с письменного стола остро заточенные карандаши – вонзить в уши, оглохнуть, никогда не слышать ни звука и освободиться.

Его перекинуло в волка прежде, чем он успел себя изувечить.

И вот мелодия иссякла. По телу струился ледяной пот, в коленях поселилась вязкая слабость, как и всегда после обращения, но Ирвин знал, что пока принцесса Арьяна рядом, он будет человеком. Луна утратила над ним всякую власть.

Ирвин вслушивался в себя и никак не мог поверить в освобождение. Так, наверно, заключенный, который забыл о мире, лежащем за пределами камеры, стоит на пороге, получив свободу, и не знает, что делать дальше.