Петербургский пленник
Шрифт:
Он выдвинулся на ту точку сцены, из которой звук в зале получался самым сильным (с подсказкой директора театра) и запел: - Москва златоглавая....
Ему дружно похлопали - романс этот еще не был известен и лег на душу москвичей.
– Теперь ответная песнь, о Петербурге. Только не о современном нам, а об уже ушедшем, где жили Карамзин, Жуковский, Пушкин, Грибоедов и многие другие прекрасные поэты....
Дмитрий Николаевич кивнул, скрипки заиграли шедевр Корнелюка, а на звучное место встал Алексей и начал:
– Ночь и тишина, данные навек
Дождь,
Я иду, бесконечной надеждой согрет,
В Петербург, но его уже все-таки нет
Там было легко найти приют
Пушкина там еще помнят и ждут
День за днем, то теряя, то путая след
Я иду в этот город, которого нет.
Там для меня горит очаг
Как вечный знак забытых и-истин
Мне до него последний шаг
И этот шаг длиннее жизни-и!
Кто ответит мне, что судьбой дано
Пусть об этом знать не суждено
Может быть за порогом растраченных лет
Я найду этот город, которого нет?
.........................................................
Такого шквала аплодисментов труппа не ожидала. Они длились и длились, а на сцену к ногам Алеши стали лететь букеты. Тот собирал их, улыбаясь и плача одновременно.... Дмитрий же втихомолку торжествовал: он столько сил вложил, воссоздавая эту очень непростую песнь....
Глава шестнадцатая, в которой концерт в Большом театре набирает градус
Наконец зрители успокоились и "мсье Персонн" им сказал:
– Как вы знаете, в Петербурге квартирует полк кавалергардов, охрана императора. Мы посвятили этим бравым ребятам две песни. Варенька, спой, пожалуйста, первую....
Скрипки заиграли знаменитое сентиментальное вступление, а Варя вышла из-за кулис в пышном белом-белом платье и в нужный момент запела:
– Кавалергарда век недолог....
............................................
Ей тоже очень хлопали и бросали цветы. Дождавшись тишины, Митя, извлекая из гитары звуки "умп-умп-умп-умп", запел чрезмерно браво:
– Почетна и завидна наша роль!
(Оркестранты подпели: да наша роль, да наша роль)
Не может без охранников король....
...............................................
Зал развеселился, отмяк душой и тоже отдал должное этой юморной вещице. Теперь настала пора выступления Полины.
– Мадмуазель Полин споет романс из жизни польских дам, хотя и по-русски, - объявил Лазарев.
Полина вышла из-за кулис невероятно элегантная, в черном фраке, на тех самых 12-сантиметровых каблуках, с воткнутой в длинный мундштук сигаретой (шелест прошел по рядам партера, амфитеатра и на балконах) и стала прохаживаться вдоль рампы под скрипичный проигрыш. Но вот зазвучал ее низкий, слегка вызывающий голос:
– Гаснут, гаснут костры, спит картошка в золе
Будет долгая ночь на холодной земле
................................................................................................
Допев "Пани-панове" Окуджавы до конца и получив щедрые аплодисменты, она вдруг сошла в зал и пошла вдоль первого ряда, пристально всматриваясь
в лица мужчин. Перед одним красавцем остановилась, ткнула обличительно пальцем и горько запела-завыла под рыдания скрипок:– Еще вчера в ногах лежал
Равнял с китайскою державою
Враз обе рученьки разжал
Жизнь выпала копейкой ржавою
Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая,
Ах, что ты милый сделал мне
Мой милый, что тебе я сделала!
Но вот она отвернулась от замершего в кресле барина и пошла обратно на сцену, обращаясь уже к залу:
Спрошу я стул, спрошу кровать
За что же я терплю и бедствую
На что он мог меня сменять?
Другую взял себе - ответствуют.
Жить приучил меня в огне
Сам бросил в степь заледенелую.
Вот что ты милый сделал мне
Ах, милый, что себе я сделаю!
При этих словах Полина упала на сцене на колени, заломила руки за голову и легла на спину. Зал неистово зааплодировал.
– Леди и джентльмены, - веско сказал "мсье Персонн".
– Градус сердцещипательности в нашем зале опасно зашкалил. Поэтому я решил его понизить посредством исполнения озорной песни. Итак, "Я московский озорной гуляка"! Прошу артистов по местам!
Сам же стал отбивать на гитаре неслыханный здесь ритм и, наконец, запел форсированным голосом:
– Я московский озорной гуляка!
По всему тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою легкую походку!
Каждая задрипанная кляча
Головой кивает оживленно
Знает, что я встречен ей удачно
Курагу скормлю ей непременно!
В этом месте Митя бросил петь, а из-за кулис появилась с приставными шагами сладкая девичья парочка в одинаковых фраках и запела под оркестр (одновременно изображая локтями цыплят):
– Цыпленок пареный, цыпленок жареный
Пошел на речку погулять
Его поймали, арестовали
Велели паспорт показать!
Но Митя их перебил:
– Я себя обманывать не стану
У меня забота в сердце мглистом
Отчего прослыл я хулиганом
Отчего прослыл я скандалистом?
Не злодей я и не грабил лесом
Не имел друзей средь душ нечистых
Я всего лишь уличный повеса
Улыбающийся встречным лицам!
И под музыку "Цыпленка" он встроился между Варенькой и Поленькой и стал воссоздавать с ними танцевальные изыски 21 века. Вновь овации, овации. Антракт.
Глава семнадцатая, которая начинается в антракте концерта, а завершается в его конце
В антракте артисты сгрудились в артистической уборной (вот же имечко для комнаты, где люди переодеваются!), где их встретил растроганный директор, стал жать руки и говорить "Молодцы, молодцы! Не ожидал!" И прочие благоглупости. Вскоре подошли именитые зрители.
– Это губернатор Тучков, Павел Алексеевич! С ним жена и дочь. За ним предводитель дворянства Войеков Петр Петрович с женой, - шепнул директор.