Пётр и Павел. 1957 год

Серёжка смотрел на всё происходящее широко раскрытыми глазами. Для него это было очень красивое представление. Священники в расшитых золотом ризах, мерцание крохотных лампад, непонятные, никогда прежде неслышанные слова молитв и возглашений, церковные песнопения были значительны и прекрасны!.. Всё происходящее притягивало его к себе, завораживало. А когда церковный хор запел: "Не умру, но жив буду, и повем дела Господня", – на глаза его сами собой навернулись слёзы. И кто их просил навёртываться?!..

Помимо отца Иоанна, который, вероятно, был настоятелем храма, а стало быть, главным здесь, службу вели ещё два священника. Один совсем молодой и розовощёкий, второй постарше, с сильной проседью в волосах и глухим хриплым голосом. Они как бы дополняли один другого. И если от молодого веяло свежестью и неиссякаемым ощущением жизнеутверждающего смысла Великой вечерни, то пожилой привносил в неё некую основательность и глубину. А отец Иоанн, словно посредник меж этих двух начал, уравновешивал горячность молодости и суровую глубокомысленность зрелости. Оттого, наверное, и лица немногочисленных прихожан были одухотворенны и освещались изнутри тихой глубокой радостью, а на душе становилось покойно, и озарялась она радостным светом Божественной любви.

К концу службы ноги у Серёжки затекли, внимание рассеялось, и всё происходящее в церкви уже не производило на него такого значительного, прекрасного впечатления, как это было вначале. Он переминался с ноги на ногу, томился и хотел только одного, чтобы служба поскорее закончилась.

– Потерпи, совсем немного осталось, – успокаивал его отец.

На исповедь стояли всего четыре человека, и Алексей Иванович решил подойти последним, чтобы не задерживать остальных.

– Тебя как зовут, раб Божий? – спросил батюшка, когда Богомолов подошёл к нему.

– Алексеем, – ответил тот.

– Ну, что, раб Божий Алексий, вижу смута у тебя на душе. Рассказывай.

– Мой рассказ долгий, отец Иоанн, но я могу и покороче.

– Спешить мне некуда, и, если ты тоже не торопишься, давай не будем горячку пороть и побеседуем обстоятельней. Мне Донат говорил о тебе.

И раб Божий поведал отцу Иоанну все свои негоразды последних дней.

– Вот и не знаю я, как быть: можно отпевать Наталью или нет? – закончил он свой невесёлый рассказ.

Батюшка призадумался:

– Да-а, положение, доложу я тебе, неординарное. Но давай, мы с тобой станем рассуждать логически. Какой год рождения твоей Натальи, знаешь?

– Знаю, тысяча девятьсот седьмой.

– А кем родители её были?

– Вот этого не знаю. Хотя можно сына спросить, он, наверное, знает, – и он поманил Серёжку к себе: – Серёжа, подойди к нам.

Тот подошёл.

– Кем у тебя были бабушка и дедушка, Сергушок? – ласково спросил парня батюшка.

– Бабушка всю жизнь в школе работала, а дедушка, по-моему, на железной дороге. Но что он там делал, я понятия не имею. А вам это зачем?

– Мы тут с отцом твоим одну задачку решаем. А именно, крестили в младенчестве твою матушку или нет. Но поскольку никаких явных свидетельств у нас нет, то логично обратиться к косвеным. Конечно, среди интеллигенции в начале века нигилизм и безбожие считалось чуть ли не геройством. Однако, даже если предположить, что твои предки также были подвержены этому, всё-таки традиции ещё соблюдались, а согласно им, новорожденную обязательно крестить надо было. Ты как, Сергушок, полагаешь?..

Мальчишка окончательно растерялся:

– Я вообще-то… не знаю… Вполне возможно, – ответил он, заикаясь.

– Я тоже так считаю, – согласился с ним отец Иоанн. – В девятьсот седьмом году такого повального отречения от веры ещё не было, и, скорее всего, матушку твою крестили, – заключил батюшка. – И в конце-концов, Алёша, даже если мы с Сергеем ошибаемся, простит нам Господь этот грех по незнанию нашему. Но, если мы правы в рассуждениях своих и не совершим обряд отпевания, этот грех куда более значительный и серьёзный. Ведь так?

Отец с сыном закивали головами.

– Привозите матушку вашу завтра к вечерней службе в храм. Пусть она ночь у нас постоит. Я Дарьюшку попрошу, пусть она Псалтирь над ней почитает. А наутро мы её отпоём и похороним. По-христиански. Договорились?

– Договорились, – и за себя, и за отца ответил Серёжка. Он не понимал отчего, но почему-то страшно обрадовался.

Всё складывалось чрезвычайно удачно. Одно тревожило Богомолова: почему не пришла Лиля? На неё это было не похоже, но, в принципе, кто поймёт женщин? Эти загадочные существа вечно ставят перед нами трудноразрешимые вопросы.

27

Когда накануне вечером Павел Петрович возвращался в гостиницу, он больше всего опасался встречи с Ларисой Михайловной и необходимости объяснять, почему всё это время находился в отсутствии. Но, на его счастье, вместо знойной блондинки с роскошным бюстом за столиком дежурной сидела худая, прямая как палка, строгая пожилая дама. На пожелание Троицкого доброго вечера она коротко кивнула головой и, не разжимая презрительно сжатых губ, протянула ему ключ от номера. Павел Петрович, несмотря на столь неласковый прием, облегчённо вздохнул, принял душ и рухнул в постель как подкошенный.

Если бы кто-нибудь сказал ему, что он будет спать не просыпаясь двенадцать часов кряду, он в ответ только бы рассмеялся. Этой слабости за ним замечено не было. Но когда утром он с трудом разлепил веки и взглянул на часы, то глазам своим не поверил: стрелки показывали без пяти минут девять. Он не помнил, чтобы когда-нибудь спал так долго. Однако, блаженное состояние покоя и сознание того, что он может ещё немного поваляться в постели, будили в душе воспоминания далёкого детства, когда на каникулах ему позволялось вставать не по звонку будильника, а когда захочется.

И вот сейчас, закинув руки за голову, Павел Петрович глядел в потолок и предавался приятным размышлениям. Вчерашний день был для него, безусловно, удачным: он разыскал Петра. Оказывается, все эти годы братишка оставался в родном городе, а если и уезжал из него, то, по-видимому, на короткое время. Но по большому счёту, Павла всерьёз удивляло не то, что брат оказался домоседом и всю жизнь прожил в Боголюбове, то биш в Краснознаменске. Поражало другое, как сын приходского священника смог стать первым секретарём горкома партии?!.. Советская действительность исключала такую возможность в принципе, но недаром говорится: "На всякое правило есть своё исключение". Хотя, чему он удивляется? Он-то сам смог стать комбригом, а ведь отец у них с Петром – один.