Певец Волги Д. В. Садовников

Фольклор — неисчерпаемое хранилище языковых и поэтически ценностей. На необходимость освоения его поэтами неоднократно указывал А. М. Горький. На первом Всесоюзном съезде советских писателей он обратился к писателям с призывом: «…начало искусства слова — в фольклоре. Собирайте ваш фольклор, учитесь на нем, обрабатывайте его. Он очень много даст материала и вам, и нам, поэтам и прозаикам Союза».

Творчество Садовникова представляет в этом отношении исключительный интерес.

Деятельность Д. Н. Садовникова, внесшего своей талантливо собирательской работой крупный вклад в сокровищницу русского фольклора, и его сильная, самобытная поэзия заслуживают самого серьезного внимания, углубленного научного исследования.

В. Крупянская

СТИХОТВОРЕНИЯ

К Волге («Тебе несу стихи, река моя родная»)

Тебе несу стихи, река моя родная, Они — навеяны и созданы тобой — Мелькали предо мной, окраскою сверкая, Как рыбки вольные сверкают чешуей. Простор песков твоих, лесов живые краски, Разливы вешние ликующей воды И темных Жигулей предания и сказки На них оставили заметные следы. Я вырос близ тебя, среди твоей природы; На берегах твоих я речь свою ковал В затишье вечеров и в шуме непогоды, Когда, сердитая, ты разгоняла вал… И я не позабыл, живя с тобой в разлуке, Разбега мощного твоей живой волны И вот несу тебе мятежных песен звуки, Ты навевала их, тобой они полны!..

В Жегулях («…Курганы, кручи и вершины»)

…Курганы, кручи и вершины Теснятся в неприветный ряд; До сей поры они хранят Свои суровые былины… Зайдет ли речь о давней были — Нам старики передают: «Здесь из оврага выходили, Там барки грабили, а тут — На самой вышке, у Дурмана — В лесу разбойничий был стан, Да Стеньки — слышь ты — атамана Подстерегали караван!..» Под шапкой утренних туманов Молчат сосновые леса Про удальство и чудеса Давно погибших атаманов… Давно в горах не свищет пуля, Кистень в лесу не сторожит; Лишь чайка в воздухе дрожит, Свою добычу карауля… Из труб поселка дым взлетает, Земля сохою поднята, Стучит топор, и выплывают В горах седые беркута… Но дух людей, которым тесен Казался мир в избытке сил, Родной напев поволжских песен В своем размахе сохранил. И песня та путиной долгой — И величава и стройна — Несется вместе с синей Волгой, Кидая в душу семена… Кто песню вольную заслышит, Кто от души ее споет — Любое сердце расколышет, Любые цепи разобьет.

Атаман и есаул («Исполнилось Стеньке пятнадцать лет»)

Исполнилось Стеньке пятнадцать лет, С Ярославля Стенька в кашевары сел К именитому разбойнику Уракову. Взял его Ураков в подручники, Что в подручники — есаулики. Видать соколенка по напуску, Видать подростка по замыслу. «Не рука тебе, малый, кашу варить. Давай-ка, Стенька, дружбу водить, Богатые сёла на дым пускать! Прокормила меня Волга-матушка, Приютили горы Жигулёвские… Али нам двоим да и места нет — Атаману Уракову с Разиным»? Отвечал Степан на его слова: «Будет, Иван, да не в версту, брат… Пойти — пойду, чур — не каяться». На ловца-стрельца и зверье бежит: Проплывает раз суденышко купецкое, Дорогими товарами полным-полно. Атамановы глаза разгорелися Что на те ли на товары на купецкие, — Атаман кричит: «Вон видать одно!» А Степан — ему: «Не замай! Бедно! Коли взял Степана в товарищи — На такой борошон не заглядывайся, Поджидай товару настоящего!» На другое утро богатей того Проплывает суденышко купецкое — Атамановы глаза разгорелися На чужой товар пуще прежнего, — Атаман кричит: «Вон еще одно!» А Степан — ему: «Не замай! Бедно! Коли взял Степана в товарищи, На такой борошон не заглядывайся, — Поджидай товару настоящего!» Как и зло взяло Уракова на Разина: Он выхватывал пистолю из-за пояса, Выпускал в него заряд да приговаривал: «Не летать галчонку впереди орла! Не бывать мальчишке мне указчиком!» Есаул от пули не пошатнулся, На кудрях черна шляпа не ворохнулась, Атаманову пулю взад катит, Взад катит да приговаривает: «Не кидайся зря: — пригодится, брат!» Атаманушка со страху окарачь пополз; А Степан хватал пистолю разряженную, Он без пороху разбойника на месте клал; Собирал его удалых добрых молодцев, Говорил им, разудалый, таковы слова: «Покажу вам, братцы, волюшку пошире той! Айдате-ка, ребята, под Астрахань!»

Астраханский загул («Государевым указом»)

Государевым указом Атаману-вору Стеньке Все прошедшие вины С голытьбою прощены. Откачнулся, разудалый, Прочь от шаховой земли И опять на Волгу сгрудил Все суда и корабли. Снова Стеньке с казаками Вплоть до Дона вольный ход — И до Астрахани Волгой Он на Соколе плывет. Вот и устье с камышами, Святорусская земля; Вон и башни зачернели Астраханского кремля… С каравана шум несется, Песни, крики и пальба… Дует свежая моряна В парусовые зоба. Вьются шали дорогие На мачтовых деревах; Снасти шелком перевиты, Позолота на кормах… А на пристани собрался Астраханский вольный люд, Машут шапками на Волгу, Не расходятся и ждут. Сходни брошены на берег; Атаман вперед идет; Перед соколом залетным Расступается народ. Да и есть чему дивиться: Ворот золотом расшит, На кудрях сибирский соболь, На кафтане — аксамит. А за ним толпою пестрой Сходят царские стрельцы, И низовые бурлаки, И донские удальцы. «Здравствуй, батюшка родимый! — Все кричат, и стар и мал. — Подобру ли поздорову? Где, кормилец, пропадал?» — «На царя работал, братцы; За святую бился Русь… Вот опосле, время будет — Здесь делами разберусь; А теперь гулять приглянул! Пей, народ, на Стенькин счет!..» И с ватагою казацкой Шумно городом идет. Всех поит, не разбирая, Государевым вином, Серебро горстями мечет, Стелет улицу сукном. А бабье и девки ловят От удалых нарасхват — Бирюзу, цветные бусы, И парчу, и кановат. Словно город весь огулом Стал царевым кабаком: Только Стенька показался — Всё по городу вверх дном. С воеводой вместе ходит; По кормленому плечу Бьет рукой да шутки шутит: «Не ворчи! Озолочу!» А чего ворчать? Недаром Воевода с ним в ладу: Стенька будет посильнее Воеводы в городу… За Степаном — только свистни — Колыхнется весь народ… А кому охота биться За царевых воевод?

Стенькина шуба («От казацкого веселья»)

От казацкого веселья Захмелела вся река. На судах и пьют и пляшут, Выбивая трепака. Под ударами подковы Разудалых плясунов Рвется, словно холст дешевый, Ткань узорная ковров. На парчу золотной ткани И на бархат шаровар Льются редкие напитки Из больших чеканных чар, Налито рукою хмельной И зеленое вино, Алый бархат заливая, Плещет с ними заодно. И разносится далеко, Громыхая и звеня, По широкому раздолью Бесшабашная песня. Воевода от Степана Не отходит, так и льнет: На мосту на корабельном С атаманом вместе пьет. «На, попробуй воровского! — Шутку шутит атаман И из рук своих с заморским Подает тяжелый жбан. — Не претит?..» И тут же следом Шлет поминки и дары: Бирюзу, жемчуг и ткани, И турецкие ковры. Знай похваливай да клянчи — Мимо рук не проплывет: Наложил добра в амбары Воевода семь подвод. Да один ли воевода! И приказные дьяки Насовали по карманам, Понабили сундуки. Только всё ему, вишь, мало, Недоволен, старый пес: Так бы он, кажись, в амбары Всё глазами и увез. Кубок сильно приглянулся… Весом будет гривны три, Золотой, в каменьях ценных… «Подари да подари!» — «На, прими!..» Каймой цветною Показалась больно шаль. «Чай, уступишь, Тимофеич!» — «На, бери, — не больно жаль!» Со Степана дорогую Шубу тянет за рукав… Видно, соболь показался Да персидский златоглав. «Ну, брат, шубой не уважу; Есть на ней большой завет… На подарок этот ценный Моего согласу нет». — «Эй, отдай! Не ссорься лучше И на зло меня не нудь: В силах я цареву милость Так и этак повернуть… Вор ведь ты!..» Крепится Стенька… Привскочил бы он с ковра, Показал бы воеводе… Да не Стенькина пора. «Ты ведь, если разойдешься, Так намелешь сгоряча… Пошутил я…» И спускает Шубу ценную с плеча. «На, старик, бери да помни, Что и я порой сердит… Не наделала бы шуба Много шуму», — говорит.

Суд («Не для торгу едет Стенька»)

Не для торгу едет Стенька И не шуточки шутить, — Сбил он всех казаков вольных Город Астрахань громить: Выручать соболью шубу К воеводе он плывет, — Ночью к стенам подступает, К утру приступом берет. Все по городу в тревоге; Воевода на коне, — Пушкарей, людей служилых Расставляет по стене. Просит он стрельцов царевых, Городскую просит рать За святую божью церковь И за правду постоять… Тяжело стучат пищали; Бьют во все колокола, Трубят… Мгла пороховая Стены все заволокла… Вдруг негаданно, нежданно От Пречистенских ворот — С тылу — шум несется, крики, И бросается народ… «Бей, ребята!..» Самопалов Раздается трескотня: Все смешалось, побежало, — Воевода сбит с коня. Горожане, побогаче, Разметались по церквам; Вдоль по улицам широким — Звон оружия и гам… Вот пробит ясак на сдачу — Пять ударов… Город сдан, И на площади соборной Показался атаман. Шапка на бок у Степана, Раскраснелося лицо; Аргамак под атаманом Выгибается в кольцо. «Ну, ребята! Где ваш ворог? Подавай его сюда, — Мы его теперь рассудим Прежде страшного суда!» Воеводу из собора На ковре к нему несут; У собора, под раскатом, Стенька правит скорый суд. Круг казачий в полном сборе; Все ругаются, галдят: «Что с ним, вором, время тратить? Пусть попробует раскат!» «Собирайся, — молвит Стенька, — Близок твой последний час! Показать тебя народу Поведу в остальный раз…» Подхватил рукой и тащит Воеводу за собой: «Покорись, собака, лучше!..» Тот мотает головой. С перепугу воевода Стал белее полотна; А Степан ведет на вышку, — Показались у окна, — Наклонился к воеводе, Что-то на ухо шепнул, Показал рукой на город, Размахнулся и — толкнул: «Вот так сокол-воевода! Полетать охота есть, Полетел, — да, вишь, на горе Не умеет наземь сесть!»

Из волжских песен

I. «Приплыл Стенька Разин»

Приплыл Стенька Разин Под Симбирский город, Привел он с собою Силы сорок тысяч. Пожег Стенька Разин Посадские избы, Повел свою силу На крепкие стены, Грозил; «Воеводу В живых не оставлю, Бояр всех повешу — Волюшку потешу!» Хвастал Стенька Разин Лихими делами; Людскими душами, Божьими церквами. «Я ли, разудалый, Словом боронюся, Смерти не боюся!» Выслал воевода Попов со крестами, С колокольным звоном. Плакал воевода Горькими слезами: «Хочет вор-разбойник Моей лютой смерти!» Казак Стенька Разин Бога не боялся; Расхвастался крепко Силой молодецкой, Говорил удалым Речи, не подумав: «Я ли, казак с Дону, Не боюсь трезвону; Крест мне не помеха!» Палил Стенька Разин По кресту святому, Пробивал навылет Казацкою пулей… Выпаливши, Разин Разума хватился — Кровью весь облился Смерти испугался, На воду метался.

II. В остроге («Уж как заперли Степана»)

Уж как заперли Степана В белый каменный острог, В белый каменный острог, Под висячий под замок. Он и первый день помешкал И другой день погодил, А на третий на денечек Разудалым говорил: «Не пора ли нам, товарищи, На Волгу на реку, Что на Волгу на реку, Ко цареву кабаку?» Говорил он эти речи, А сам уголь в руку брал, А сам уголь в руку брал, Легку лодочку писал. «Вы подайте-ка, товарищи, Водицы мне испить, Что водицы ли испить, Да лиху беду избыть!» Принесёну воду не пил, Ковшик на стену плескал, Ковшик на стену плескал. Громким голосом вскричал: «Приударьте-ка, ребята, Удалые молодцы, Удалые молодцы, Понизовые гребцы!» Не успел он слова молвить — Очутились на реке, Что на Волге на реке, В разукрашенном стружке. На корме ли сам хозяин Усмехается, стоит, Усмехается, стоит, Товарищам говорит: «Ночесь крепко мне спалося, Братцы, сон я увидал — Будто царский воевода Стеньку Разина поймал!»

В Жегули! («…Эй, ребята, вверх по утру»)

…«Эй, ребята, вверх по утру Две посудины прошли, — Что здесь даром заживаться, Перекинем в Жегули!..» И с удалыми гребцами По разливу вешних вод Стенька Разин на охоту В легкой лодочке плывет… Знай — ныряй между кустами Да поталкивай веслом Застоявшийся в затоне Прошлогодний бурелом… Впереди река — что море, А вдоль берега реки Разметались на приволье Рудожелтые пески… Видно, спешная работа: Под рулем струи кипят, Тихий говор раздается, Да уключины скрипят… Вот смолою потянуло, Показались Жегули; Сосен темные вершины Обозначились вдали… Справа, слева обступают, Смотрят с берега леса, — Не шелохнется без ветра Их зеленая краса… «Ну, — кричит Степан, — дружнее! Весла в воду, песни в ход! Ночку, братцы, погуляем, А на утро — чья возьмет!.. Попытаем в буераке, Порасспросим у реки, — Не дадут ли нам подачу С каравана бурлаки!.. До зари бы только, братцы, К Молодецкому поспеть, А теперь — что все примолкли, Станем лучше песни петь!..». Атаман тряхнул кудрями, Сам ногою встал на край: «Нам без песен не повадно… Эй, ты, Федька, начинай!..» Удалая песня разом Вдруг откуда ни взялась, И река от этой песни Словно шире раздалась… Месяц всплыл — красен и светел, Ветер с Волги потянул; Песне темный бор ответил, Разнося далеко гул… Да и где родиться песням, Как не здесь — у этих гор, Под удары дружных весел Выбиваясь на простор.

* * *

Из-за острова на стрежень

Из-за острова на стрежень, На простор речной волны, Выплывают росписные Острогрудые челны; На переднем Стенька Разин, Обнявшись с своей княжной, Свадьбу новую справляет — И веселый, и хмельной. А княжна, склонивши очи, Не жива и не мертва, Робко слушает хмельные, Неразумные слова: «Ничего не пожалею! — Буйну голову отдам!» Раздается по окрестным Берегам и островам. «Ишь, ты, братцы, атаман-то — Нас на бабу променял! Ночку с нею повозился — Сам на утро бабой стал… Ошалел!..» Насмешки шопот Слышит пьяный атаман — Персиянки полоненной Крепче обнял полный стан. Гневно кровью налилися Атамановы глаза; Брови черные нависли, Собирается гроза… «Эх, кормилица родная, Волга, матушка-река! Не видала ты подарков От донского казака!.. Чтобы не было зазорно Перед вольными людьми, Перед вольною рекою — На, кормилица, возьми!» Мощным взмахом поднимает Полоненную княжну И, не глядя, прочь кидает В набежавшую волну… «Что затихли, удалые?.. Эй, ты, Федька, чорт, пляши!.. Грянь, ребята, хоровую За помин ее души!..»