Пифагор

В гавани стало куда меньше кораблей. Гетеры тогда были помоложе. Увидев сбегающего по сходням эллина, они бросились к нему. Накрашенные опухшие лица. «Сохранился ли подземный ход в Астипалею? — мелькнула мысль. — Персам ведь он ни к чему...»

Гелиотропий у входа на агору показывал полдень. «Наверное, простоим здесь до вечера и в это же время завтра будем в Афинах», — подумал Демокед.

На торжище толпилось не меньше людей, чем при Поликрате. Но никто не узнал Демокеда, никто не подошёл к нему, не поклонился.

«Конечно же, — с грустью думал Демокед, — новые люди... Уцелевшие от Отанова побоища расселились по другим островам».

Демокед оглянулся.

«Моя свита, — усмехнулся он, бросив взгляд на четырёх не отстававших от него персов, — или, точнее, телохранители»

Вдоль забора брела стая бродячих собак. «Вот это новое, — подумал он. — Раньше агораномы такого бы не допустили. Да и я бы настоял, чтобы истребили этих распространителей заразы. А теперь кто посмеет их тронуть. Священные твари Ахурамазды».

Неожиданно одна из собак с почти квадратной, оброс шей торчащими отдельно волосками мордой, отделившись от стаи, повизгивая, поползла к нему на брюхе. «Что ей надо?»

И вдруг Демокед не узнал, а скорее почувствовал, что это Реся, пережившая своего хозяина.

Слёзы хлынули из глаз Демокеда.

— Реся, Реся! — повторял он, и слёзы капали на облезлую шерсть. — Как он тебя любил! Что я могу для тебя сделать, Реся?!

Персы с удивлением наблюдали за этой сценой. Им было приказано докладывать Мардонию обо всех, с кем встречался или даже здоровался царский врач. Но ведь это собака... бродячая собака.

Демокед вслед за персами возвращался к молу. Реся двигалась на некотором отдалении. Когда персы стали подниматься по сходням, она тявкнула. Старец с канатом в руке оглянулся. Увидев Демокеда, глядевшего на Ресю, он спросил:

— Твоя?

— Не моя.

— А я решил, что твоя. Обычно она ни к кому не подходит и никому не даётся в руки. Обегает остров с высунутым языком. У мыса Трогилия останавливается и, обернувшись к Азии, воет, да так, что в жилах стынет кровь. Рыбаки хотели было её прикончить, да персов боятся — вдруг им станет известно.

Корабль отделился от мола. Демокед следил за Ресей. Она бежала в сторону Герайона обочиной Священной дороги и, кажется, уже забыла о встрече. «Дорогой солнца, — подумал Демокед. — На заре должна быть у Трогилия».

Предвидение

Пифагор сдавливал пальцами наконечник скифской стрелы, словно бы стараясь пробиться сквозь шелуху слов Адрания. К тому, что скрывалось за ними. Когда Адраний дошёл до последней встречи с Залмоксисом, он спросил:

— А у идола не было глаз?

Юноша оцепенел.

— Но ведь я... — вырвалось у него.

— О костре, — проговорил Пифагор, — я узнал по огонькам, вспыхнувшим в твоих зрачках, об идоле — по движению головы. Конечно же фракийцы боятся сглаза, и даже у кукол, в которые играют их девочки, — только отверстие рта. Картхадаштцы, как тебе известно, также не рисуют на корабельном носу глаз. По правде сказать, и у меня глаза вызывают какое-то опасение. Что же передаёт мне Залмоксис?

— Он умоляет тебя покинуть Кротон. Видел бы ты его волнение.

— Мне уже был дан такой совет, и, кажется, в то же самое время. Но это невозможно. Могу ли я бросить дело всей моей жизни?! Расскажи лучше, как ты добрался до берега. Течение здесь сильное?

— Это ещё одно чудо. Не знаю, как его объяснить. Когда кормчий повернул корабль, я увидел совсем рядом Залмоксиса. Колеблясь в воздухе, он приказал: «Плыви! Нестис тебе в помощь!»

— Нестис?! — воскликнул Пифагор. — Сикелы тоже почитают Нестис?!

— Да, мы ей молимся, и она встаёт на пути у стаи огненных волков, которых выпускает из своих недр Этна.

— Как ты сказал? Волков?

— Конечно. Ведь Этна — это великий огненный волк. Поэтому мы называем её Вулка [77] . Раз в году мы топчем голыми ступнями раскалённые угли и славим Нестис.

Адраний подошёл к цветам у окна и, ткнув пальцем в землю одного из горшков, проговорил:

— Пора пересаживать.

— Ты прав. Растения жили без меня год и соскучились. Вот я к ним и вернулся. А ты, я вижу, любишь цветы?

77

На языке древнейших народов Италии, говоривших на индоевропейских языках, горы, извергающие лаву, назывались вулканами по слову «вулка» (волк). В европейские языки слово «вулкан» пришло из латинского, хотя для обозначения волка римляне использовали слово совершенно иного корня — люпус.

— Люблю всё живое, — ответил Адраний. — В прошлый раз, когда я приходил к брату Тилару, во дворе ничего не росло. Теперь появились молоденькие деревья.

— Так ты у меня был, воин!

— Я уже не воин, — перебил Адраний. — Я дал Залмоксису клятву не брать в руки оружия и назвать своего первенца его именем.

— Залмоксис прав, — проговорил Пифагор после паузы, отвечая на невысказанную мысль Адрания. — Богом трудно быть. Ох как трудно. Так же, как отцом. Запомни это, Адраний, чтобы не огорчаться, если твой первенец Залмоксис, которого ты попытаешься сделать похожим на того, кто открыл тебе глаза на жизнь, станет, допустим... Нет, я не знаю, кем он станет. А второй твой сын, Дукетий...

— Откуда ты знаешь, что я так решил его назвать?! — воскликнул Адраний.

— Я же бог, — усмехнулся Пифагор. — Так вот, твой второй сын, которого ты захочешь сделать садовником, станет вождём сикелов. Отец твой водит корабли. Сын твой поведёт народ в бой против эллинов. Ну иди, Адраний, иди. Передай мой поклон отцу. Он вывел в жизнь прекрасных сыновей.

«Зачем нам Афины?..»

На третий день плавания от острова к острову показалась крайняя оконечность Аттики. На верхушке мыса [78] белела колоннада храма.

78

Имеется в виду мыс Суний с расположенным в верхней его части храмом Посейдона.

— Посейдон! — услышал позади себя финикиец-кормчий и оглянулся.

Великий Врач протягивал к капищу руки и что-то напевал.

Финикиец разобрал повторяющееся слово «талатта» [79] . Оно ему ничего не говорило.

С этого момента Демокед заметался по палубе, подбегая то к Мардонию, то к кормчему.

— Нельзя ли прибавить парусов? Мы тащимся как черепахи!

— Присядь, — предложил Мардоний, показывая на канаты.

Демокед сел.

— Я понимаю твою радость, — заговорил перс. — Но не будем забывать о деле. Мы плывём вдоль сильно изрезанного берега. Я вижу массу бухточек, рыбачьи судёнышки, деревни на холмах. Что это за земля?

79

Талатта — море (греч.).